— Болят? — спросил Лексос.
— Я ни разу не подумала сделать перерыв и размяться.
Патрасса раскинулась на юге, путешествие заняло добрых два дня. Лексос был там лишь однажды, когда мама страдала от болезни, они приехали в Патрассу отдохнуть у моря.
Сидеть на некотором расстоянии от духовки было прохладно, но такая температура соответствовала сезону. Лексос неделями созерцал, как листья отказываются падать с деревьев, а высокая трава и цветущие деревья не хотят покрываться инеем. С каждым днем терпение Васы истончалось, а Лексос думал о сестре, живущей в чужом доме. О Рее, которая боролась с нарастающей паникой, неспособная поднять руку на избранного супруга.
Сезон сильно затянулся, что не укрылось и от Ницоса. Как-то раз после полудня он покинул мастерскую, вышел во двор и увидел Лексоса: тот грелся под солнцем на теплых каменных плитах.
— Время истекает, — проговорил Ницос, щурясь на небо.
— Не волнуйся, — ответил Лексос. — Реа попросит нас о помощи, если ей что-либо потребуется.
Наверное, только ему было известно о том, что в действительности сестра не стала бы просить ни о чем подобном.
Реа вздохнула и положила голову брату на плечо. Она немножко расслабилась и разжала кулаки. Лексос увидел, что ногти у нее покусаны, а кожа вокруг них розовая, воспаленная.
— В конце концов, работа сделана, — прошептал он. — Что еще можно от тебя требовать?
— Чтобы она была сделана хорошо, — ответила Реа.
— Не надо себя распинать, — сказал Лексос, накрывая ее руку ладонью. — Оставь это ему.
Некоторое время они молчали, а затем Лексос отстранился и посмотрел на сестру. Пожалуй, сейчас подходящее время задать вопрос, который его тревожил.
— Что случилось? Что тебя задержало?
Он прекрасно знал, как искусно сестра умеет врать. Учитывая ее обязанности за стенами Стратафомы, лгать было необходимо. Однако здесь, в компании Лексоса, Реа позволила эмоциям отразиться на лице.
Ей не хотелось говорить, но скорее она была готова открыться брату, нежели отцу.
— Не могу сказать точно, — честно ответила Реа, нахмурилась и опустила взгляд. — Ты никогда не задумывался, ну… над ценностью и значением?
— Чего именно? — спросил Лексос. Такие мысли довольно опасны. Особенно если дело касалось отца.
Реа издала тихий смешок и снова прислонилась к плечу брата.
— Жизней, наверное.
— А-а-а… И все?
Она махнула рукой.
— Забудь. Сойдемся на том, что я допустила оплошность, давай завершим разговор.
Вдалеке хлопнула дверь, и Реа напряглась, отпрянув от Лексоса.
— Что-то он рано.
— Не волнуйся, кафрула.
Это означало «зеркало». Лексос всегда ее так называл, еще с тех пор, когда близнецы научились говорить. Реа не отвечала брату тем же, вероятно, потому, что чувствовала себя полноценной даже без Лексоса, в отличие от него самого.
— Надо было сразу переодеться, — посетовала Реа, забирая со скамьи пальто и накидку. — Очередное лишнее напоминание.
— Боюсь, времени нет. И, конечно, он видел твою карету.
Было слышно, как на верхних этажах суетится прислуга, заканчивая последние приготовления.
Когда в главном зале раздался шум захлопнувшихся дверей, Лексос поднялся и разгладил волосы. Рубашка у него была заправлена в узкие темные брюки, но успела помяться, и воротник лежал как-то криво. Он одернул пальто, надеясь замаскировать неряшливый вид. Реа быстро накинула верхнюю одежду и уже возилась с длинной косой, которая расплелась на конце.
— Оставь как есть, — посоветовал Лексос, различив эхо тяжелых шагов. — Будет хуже, если он застанет тебя врасплох, обнаружив, что ты ее поправляешь.
Лексосу было лучше видно коридор, и он первым заметил приближающегося Васу. Отец был высоким — от него детям достался немалый рост, — а еще узкоплечим и будто накрененным в сторону всем туловищем, словно однажды потерял равновесие, но так и не обрел снова.
Порой несложно было забыть о том, что для других он не Васа, а Василис Аргирос, стратагиози Тизакоса. Но имя Васы имело куда больший вес для его отпрысков, чем упомянутый титул для народа.
Однако титул имел сакральный смысл: он делал Васу правителем страны и даровал ему матагиос — черную точку на языке, которая несла с собой смерть. Стратагиози каждый вечер произносил имена тех, кому она уготована.
— Она вернулась, — сказал Васа, переступив порог. Голос звучал низко и гулко разносился по кухне.
Реа слабо кивнула.
— Я всегда возвращаюсь.
Минуту они молчали. Васа окинул взглядом стол, покрытый мукой, и белые пятна на брюках Реи, после чего посмотрел на Лексоса.
— Александрос, я полагаю, у тебя не было иных занятий?
Всегда особенно неприятно, когда Васа прав. Лексоса ждало много важных дел, ему не следовало наблюдать за тем, как сестры готовят, и лакомиться кимифи. Ему бы читать документы и письма, чтобы затем пересказать для отца содержание посланий и практиковаться рисовать карты от руки.
Лексос ничего не ответил. В оправданиях нет смысла, да и он все равно не чувствовал себя виноватым.
— Что ж, пока вы оба тут, мы можем обсудить недавнюю промашку Реи в Патрассе, — медленно проронил Васа.
Реа сразу побледнела, словно Хризанти покрыла ее лицо белой краской.
— Знаю, я промедлила, — начала было Реа, но Васа поднял морщинистую руку, призывая к молчанию.
— Ориентир был при тебе?
Часы — вроде тех, которые Лексос носил в кармашке, — отсчитывали время до намеченного конца сезона. Ницос смастерил их специально для Реи.
— Да, — подтвердила она.
— И ты помнила свои обязанности?
— Да.
— Ты понимаешь, что происходит? — спросил Васа, сцепив руки за спиной, и шагнул ближе. Черное пальто на нем было почти такое же, как у Реи, но с золотой вышивкой на бортах. — Когда сезоны не сменяют друг друга, как положено? Когда мы не оправдываем ожидания?
— Да.
— Скажи.
Все их разговоры — если это можно так назвать — были именно такими. Даже когда одно время года плавно перетекало в другое безо всякой задержки, отец всегда напоминал Рее о том, чего они могли лишиться в случае провала.
— Скажи, — повторил Васа, прервав паузу. — Что происходит, если ты не справляешься с задачей?
— Люди начинают сомневаться.
— В чем? Точнее, сердце мое.
— В твоей власти. В том, заслуживаешь ли ты титул.
— И?…
На щеках Реи выступили алые пятна. Лексос прикусил язык: сейчас нельзя было случайно шепнуть сестре, что он рядом и готов ее поддержать.
— И тогда мы рискуем всем.
— Именно, — подчеркнул Васа и взглянул на Лексоса, проверяя, что сын слушает. — Нашим домом. Жизнью. Страной. Мы рискуем всем из-за тебя. Верно?
— Мы рискуем всем из-за меня.
Реа столь часто повторяла фразу, что Лексос не удивился бы, проходя ночью мимо ее комнаты в обсерваторию, если бы услышал, как она бормочет те же слова во сне.
Взгляд отца смягчился.
— Рад, что ты понимаешь. И с новым зимним супругом уже не допустишь ни единой ошибки, правда? Ведь ты осведомлена о том, какая ответственность на тебе лежит?
И вновь повисла долгая пауза. Лексос усилием воли заставлял себя не вмешиваться.
— Что ж, — наконец проговорил Васа. — Поцелуй своего папу, сердце мое.
Тревожные морщинки на лице девушки разгладились, и она чмокнула отца в щеку с нервным смешком. Васа легко улыбнулся в ответ, но он столь редко выражал нежные чувства к детям, что даже это заставило Рею просиять.
Лексос отвернулся и вытер вспотевшие ладони о брюки. В первые дни в Стратафоме он сильно переживал, что метки на коже сотрутся, но нет — теперь они стали его частью.
— Почему бы тебе не переодеться? — предложил Васа дочери. — Ты же в курсе, я не люблю, когда ты в черном.
— Да, конечно, — Реа напоследок одарила отца смятенной улыбкой и поспешила к выходу, не глядя на Лексоса. Она знала, как он относится к подобным разговорам, к тому, как Васа к ней обращается, но не разделяла мнение брата.
Пожалуй, это было единственным предметом споров близнецов.
— Как поездка? — спросил Лексос, надеясь поскорее отвлечь отца от мыслей о Рее.
— Затянулась, — ответил Васа.
Он ездил в Рокеру якобы посетить наместника, а на самом деле — напомнить людям, кому они должны быть преданы. В последнее время рокерцы пытались заполучить больше власти, чем положено, а Васа не мог такого позволить.
— Побеседуем после ужина, — добавил он и снова посмотрел на испачканный мукой стол. — Где Хризанти?
— У себя. Наверное, спустится с минуты на минуту.
— Полагаю, она здорова?
Лексос сглотнул.
— Да. Можешь сам спросить.
Васа пропустил слова сына мимо ушей и скользнул к дверному проему.
Лексос был уверен, что тратит время впустую, однако крикнул отцу вслед:
— Ницос тоже в порядке!
Васа остановился и бросил на сына безразличный взгляд.
— Я и не сомневался.
После его ухода Лексос осел на скамью, уронив лицо на руки. Если бы Реа взяла пример с Ницоса, который хорошо знал холодное сердце отца и отгородился от него! Но нет, сестра позволяла ранить себя раз за разом и утверждала, будто речи Васы не причиняют ей боли. Приходилось открывать ей глаза на многочисленные шрамы, хотя никто не ждал от Лексоса такого участия, а ему это было вовсе не в радость.