На кухне воцарилась долгожданная тишина, воздух начал потихоньку нагреваться от духовки. Лексос решил остаться здесь на пару минут, насладиться покоем и теплом перед ужином. Неизвестно, когда еще удастся отдохнуть.

Глава 3

Реа

Реа прошла по коридору, переступила порог главного зала и растерянно моргнула от яркого света, резко ударившего в глаза из высоких окон. Потолок — от края до края — занимала фреска, изображавшая отца и предков рода в стиле классических икон. Все они держались за руки, опустив взгляды широких глаз, а за их головами сияли насыщенно-синие нимбы.

Реа провела сотню лет под этими лицами. Она еще помнила, как рабочие, забравшись на строительные леса, скоблили штукатурку, а Хризанти покрывала плитки мозаики особой краской, чтобы на фреску всегда падал свет.

У камина ждали Елени и вторая служанка. Они не сопровождали хозяйку повсюду — по требованию Реи, — но сейчас ей была нужна помощь, чтобы переодеться к ужину. Она махнула рукой, и девушки бросились за госпожой к черной лестнице.

Они поднимались по гладким, исхоженным ступенькам. Наверное, Лексос еще разговаривал с Васой. Обсуждал нарастающие волнения и последствия возмутительной некомпетентности сестры. Рее было стыдно не только перед отцом, но и перед братом. Она не сомневалась, что Лексос сделал определенные выводы о ее способностях, пускай и не говорил ничего вслух. О том, что она не справляется с задачей. О том, чего им это может стоить.

Реа замечала, какие эмоции отражаются на лице брата после ее бесед с Васой. Разочарование и легкая жалость.

Они поднялись на второй этаж и свернули в коридор с потрепанным багровым ковром. Реа не забыла, как в далеком детстве бегала по нему босиком, замирая у спальни Лексоса, подкарауливая, когда брат проснется.

Сначала они миновали комнату Ницоса, наверняка запертую на замок, а затем покои Хризанти. Реа отрывисто постучала в дверь и поспешила дальше: бесспорно, сестра ее найдет.

Комната Лексоса располагалась напротив ее спальни, окна были с видом на море. Реа задержалась у приоткрытой двери и вдохнула соленый воздух. Брат никогда не закрывал ставни, несмотря на холод. Он говорил, так лучше спится.

Наконец подошли к ее комнате. Близнецы по праву старшинства выбирали себе спальни, и Рее понравился вид на горы. Осень смахнула листья с деревьев у холмов и обнажила покатые склоны. Дикие цветы съежились и потемнели, словно лепестки обожгло огнем.

Стратафому возвел много веков назад первый стратагиози Тизакоса. Стиль особняка, схожего с крепостью, отличался простотой и лаконичностью. В каждой спальне установили широкий деревянный подоконник, достаточно глубокий, чтобы на нем, как в постели, поместилось два человека. Своеобразные кровати смягчили узорными подушками не толще трех дюймов [7,62 см.], из грубой шерсти, которая невыносимо колола голую кожу.

Обстановка была аскетичной. Реа окинула взглядом стол с двумя стульями и шкаф для одежды, придвинутый к стене, где хранились платья, обувь, пальто, накидки и костюмы для путешествий — вроде того наряда, в котором она сегодня вернулась домой.

Едва Реа очутилась в комнате, как в спальню ворвалась Хризанти, с наполовину уложенными волосами и в вечернем платье, расстегнутом на спине.

— Ну и как? Васа сильно рассердился?

Реа вновь махнула рукой, и Елени послушно шагнула к младшей сестре госпожи, чтобы застегнуть пуговицы платья. Хризанти переоделась в салатовый наряд с юбкой плиссе из крупных складок, а на шею повесила сразу несколько бисерных ожерелий, девушка предпочитала их еще с тех пор, когда они детьми баловались с гардеробом покойной матери.

— Я бы не сказала, что он сердился, — ответила Реа. — Ох, куколка, на твои волосы страшно смотреть!

— Елени их уложит.

— Хорошо. Посиди тихонько, пока я выбираю наряд.

Вторая служанка Реи — точно, ее звали Флора! — начала расплетать хозяйке косу, распутывая колтуны, образовавшиеся из-за долгой поездки. Реа тем временем распахнула дверцы шкафа и принялась перебирать платья на вешалках.

— Ты в зеленом, — задумчиво проговорила она. — Пожалуй, надену красное. Вместе мы будем походить на маковое поле, не так уж дурно.

Несколько минут спустя Елени уложила яркие пшеничные локоны Хризанти в две широкие плетеные косы поверх распущенных волос, а Флора повесила на лоб Реи бисерную цепочку и вплела концы украшения в темные кудри хозяйки.

Реа влезла в багряное платье из простой ткани, с непримечательным лифом, но со струящейся юбкой, вышитой золотом.

— Никогда этого не понимала, — вздохнула Хризанти. — Кого мы пытаемся впечатлить?

— Васу, — ответила Реа и посмотрела на отражение младшей сестры в зеркале. Ей не хватало вечерних сборов.

Семья последнего супруга одевалась скромно, в бледные оттенки и грубые ткани. Совсем не то, в чем она щеголяла сейчас.

Флора закончила возиться с ее прической и опустилась на колени, чтобы снять походные сапожки хозяйки. Их бережно спрятали в гардероб, а Реа обулась в легкие мягкие туфельки и скользнула к двери мимо Хризанти.

— Стой, ты куда? Еще рано! — окликнула ее сестра.

— За Ницосом, — ответила Реа. Было невыносимо сидеть в комнате и ждать, пока отец их позовет. Она знала, ее будут терзать мысли о всех ошибках, допущенных с осенним супругом, о том, что следовало поступить иначе, дабы избежать оплошностей.

Реа вышла в коридор и вернулась к лестнице. На чердак можно было попасть только через дверь на самом верху колокольни. Правда, колокол там уже не висел. Раньше в него полагалось звонить в беспокойные времена, но Васа приказал его убрать после того, как занял пост стратагиози, и назвал свое решение символическим: ведь в Тизакосе теперь не будет никаких раздоров.

Пожалуй, с его стороны это было немного глупо.

Реа приподняла юбки до колен и кинулась вверх по ступенькам башни. А на пустой колокольне задержалась, чтобы полюбоваться чудесным видом: морем, горами и далекими деревнями, фермами и лесом. Обычно она не чувствовала глубокой, всеобъемлющей любви к стране и народу, о которой вещал Васа, когда читал дочери нотации о жертвенности и патриотизме. Наверное, такие разговоры расхолаживали ее, охлаждая сердце. Однако здесь, на ледяном ветру, в ней загоралось пламя любви.

Реа смотрела на землю, пропитанную кровью — той, что пролила она сама, и ее собственной, — и чувствовала, как оттаивает душа.

Вход на чердак располагался чуть левее: через низкую арку и два лестничных пролета.

Наконец Реа поднялась на самую вершину дома, выше даже обсерватории Лексоса. Она постучала в стену, преодолев последние ступеньки. Двери в мастерскую не было, только проем, но все прекрасно понимали, как опасно нагрянуть к Ницосу внезапно — никогда не знаешь, над чем он работает.

— Тэ элама! — крикнул Ницос, разрешая войти, и Реа шагнула в мастерскую.

Здесь всегда было ярко как летом. Свет буквально пропитывал воздух, отражаясь от зеркального потолка. Реа пригнулась ровно в тот момент, когда над головой пронесся заводной жук, летевший по заданной траектории, и обошла цветущую механическую розу, чтобы поздороваться с братом.

Круглое румяное лицо Ницоса было измазано в машинном масле, и он, конечно, даже не подумал снять кожаный фартук. Очки с увеличительным стеклом лежали на верстаке, и Реа заметила, что на носу Ницоса отпечатался красный след.

— Ты вернулась, — сказал брат.

Реа провела рукой по краю стола, Ницос поморщился, когда пальцы сестры задели неоконченный механизм.

Реа улыбнулась.

— Точно.

— И нарядилась к ужину.

— Ты верно подметил. Сразу видно цепкий глаз ученого!

— Действительно, — сухо проронил Ницос и потянулся развязать фартук.

Реа ожидала, что он достанет откуда-нибудь жакет или хотя бы вытрет ладони о чистый платок, но брат молча сложил фартук, обогнул стол и направился к лестнице прямо в заляпанной маслом рабочей одежде.

— Ты так и пойдешь?

Он замер и взглянул на свое отражение на потолке.

— Как — так?

— Ты весь чумазый, — вздохнула Реа. — Иди сюда.

Ницос нахмурился, однако позволил сестре встряхнуть платок (к сожалению, довольно грязный), плюнуть на ткань и стереть с лица черные полосы.

— Ты будто намеренно хочешь разъярить Васу, — проворчала Реа. — Знаешь ведь, что он предпочитает опрятный внешний вид.

Она яростно потерла въевшееся пятно, и Ницос съежился от неприятного ощущения.

— Может, на тебя и Лексоса он и обращает внимание, но меня не заметит.

— Видишь, ты уже испытываешь его терпение, — заключила Реа, протирая пояс брюк Ницоса. — Давай хоть бы отчасти приведем тебя в порядок.

Не успела она закончить, как из кухни раздался звонок к ужину. Трапеза в столовой начнется с минуты на минуту, сейчас не стоит задерживаться. И все же Реа не спешила, разглядывая творения, над которыми работал брат. Звери, птицы и растения, созданные в мастерской, олицетворяли каждый конкретный вид, а любые изменения в механизме сразу же отражались на живых существах, обитавших на континенте.

По сути, это было схоже с дарами остальных детей Аргиросов, но все получили их еще в юности, а Ницосу, к его крайнему неудовольствию, пришлось ждать даже дольше, чем Хризанти. А уж после того, как Васа счел юношу готовым принять на себя ответственность, он позволил сыну поддерживать естественный порядок вещей без изменений, а не создавать нечто новое. Разумеется, Ницос все равно мог мастерить каких угодно существ, но только в пределах Стратафомы и с учетом поставленных отцом ограничений.