— Когда я посмотрел на нее, то увидел не да Винчи и не саму девушку, — говорю я. — Я увидел себя.

Вита откидывается на спинку стула, ее губы приоткрываются.

— Сказал же, глупость, — добавляю я.

— Нет, это совсем не глупо, — она делает глоток чая. — Во мне Прекрасная Ферроньера вызывает точно такие же чувства.

Я хмурюсь, и она продолжает:

— Девушку на картине часто так называют из-за фероньерки на голове. Ее настоящее имя никто не помнит.

— Печально, — произношу я. — Интересно, сколько лет должно пройти после смерти человека, чтобы все забыли, что он вообще существовал?

— Ну, взять, к примеру, да Винчи, — говорит Вита, — он будет жить вечно. Может, эту девушку никто и не помнит, но многие ею очарованы. Я почти всю жизнь пытаюсь раскрыть ее секреты.

— Какие? — заинтересованно спрашиваю я.

— Моя очередь говорить глупости, — она понижает голос и подается ближе, оглядываясь, будто боится, что нас подслушают. — В то время, когда Леонардо писал этот портрет, он строил планы по дискредитации алхимиков, так как считал их мошенниками и лжецами. Но если верить легенде, которую почти никто не помнит, все получилось с точностью до наоборот: он случайно совершил открытие, о котором алхимики грезили веками. Некоторые люди верят, что да Винчи смог раскрыть секрет вечной жизни, нашел лекарство от любых болезней, то есть обрел все, о чем ты читал в книгах или видел в фильмах. И секрет этой силы заключен в Прекрасной Ферроньере.

Вита выдерживает паузу.

— Не знаю, почему я тебе это рассказываю. Я никому об этом не говорю, но я одна из тех, кто пытается разгадать этот секрет. Другими словами, я сумасшедшая.

— Ты действительно веришь в вечную жизнь? — спрашиваю я, внезапно ощутив, как гулко в груди колотится сердце.

— Скажем так: я верю, что да Винчи совершил какое-то безумное открытие, которое современному человеку покажется невозможным, — отвечает она. — В его работах полно загадок, знаков и символов, так почему бы не включить в этот список портрет? Мне хотелось бы стать той, кто раскроет его секрет. Сейчас, пока картина под моей крышей, я провожу все возможные исследования, но пока не нашла ничего нового. Каждая сохранившаяся работа да Винчи уже проанализирована, просвечена рентгеновскими лучами и сфотографирована столько раз, что теперь я вряд ли найду секрет эликсира вечной жизни в складках платья Ферроньеры, — она вздыхает, и это похоже на искреннее сожаление. — Но я не могу сейчас опустить руки. Никому не говори, но я достала эту картину в надежде, что в реальности взгляну на нее по-новому, увижу то, что не смогли заметить другие. Это настоящая одержимость. Теперь понимаешь, я не шутила, когда сказала, что сумасшедшая.

Наступает тишина, я усердно пытаюсь подобрать слова. Надо быть осторожным. Нельзя, чтобы мое отчаяние обернулось безумством. Будь у меня все время в мире, я бы подавил волнение внутри, приглушил бы его прозаичностью бытия. Но времени у меня нет, поэтому я этого не делаю.

— Я не особо верю в судьбу, — говорю я. — Но, возможно, ты не зря врезалась в меня после того, как чуть не столкнулась со смертью. Я работаю в сфере, где вижу то, что не видят другие.

— Правда? — со скептичным видом спрашивает Вита, и мне это нравится.

— Я инженер-оптик, — отвечаю я. — Разрабатываю линзы для лабораторий. Говоришь, при исследовании картины уже использовали все последние высокочастотные технологии?

— Да, — медленно кивает Вита. — Ничего не нашли, даже никаких значимых перекрасок. Похоже, да Винчи точно знал, что и как хотел написать. По крайней мере, на этой картине.

— Хм-м, — мычу я.

— Хм-м что? — спрашивает она.

— Последние несколько лет я работал над линзой нового поколения, возможно, именно она тебе и нужна. Это высокочастотная линза с совершенно новым программным обеспечением, разработанным мной. Она разделяет отдельные элементы на молекулярном уровне и отображает слои представленного предмета, показывая, как его собрали и когда. Я думал приспособить ее к астрофизике и исследованиям в области химии, но она могла бы явить картину в таком свете, в каком ее еще никто не видел. Могу, не знаю, оставить тебе визитку, чтобы ты связалась со мной позж… — я обрываю себя на полуслове, не договорив. — Могу отправить изобретение, если ты захочешь.

Не знаю, какой реакции я ждал, но ее лицо непроницаемо.

— Очень мило с твоей стороны, — наконец говорит Вита. — Но, к сожалению, не все так просто.

— Вот как? — я отвожу взгляд, чтобы она не уловила в нем мое разочарование.

— Для того чтобы ты мог использовать специальное оборудование, нам придется заполнить кучу протоколов, не говоря уже о том, что Прекрасную Ферроньеру мы одолжили у Лувра. Я много лет вела переговоры, чтобы эта сделка состоялась, да и картину уже тщательно изучили с помощью самых передовых технологий. И… — она хмурится, — я понимаю, что твое изобретение может открыть что-то новое, но тебе не разрешат протестировать его на да Винчи. Сначала нужно будет его проверить, собрать данные, а еще обзавестись связями и получить рекомендации. В теории это выполнимо, но потребуются годы. В этом мире все движется так медленно. Мы примерно на два столетия отстаем от остальных.

Я киваю.

— Извини, должно быть, выгляжу идиотом, — говорю я, качая головой. — Я не планировал вваливаться в твой музей и указывать, как тебе выполнять свою работу.

— Нет, — с чувством произносит Вита. — Нет, ты не идиот. Я очень рада, что мы встретились, Бен. Твои чувства к ней, — она касается щеки девушки на портрете на брошюре, — все равно что дар для меня. Спасибо за них и за чай.

Мне приходится приложить все усилия, чтобы не рухнуть под тяжестью разочарования. Так я и сижу, не шевелясь, пока Вита Эмброуз слегка касается моей руки в знак прощания и уходит.

Глава двенадцатая

— Подожди. Ну-ка расскажи мне еще раз, что произошло, — просит Джек. Мы сидим в баре через дорогу и ждем, когда последние гости уйдут из Коллекции, чтобы я могла отвести его на выставку, где не будет «массы», как он любит называть всех, кто не он или я.

— Он появился из ниоткуда, — говорю я. Девушка-бартендер ставит передо мной огромный бокал вина, который я тут же осушаю наполовину. — Я вышла на дорогу, а там он, мы поговорили, и оказалось, что ему нравится Прекрасная Ферроньера, более того, он разделяет мое мнение о ней — это было прямо как глоток свежего воздуха.

— Могу себе представить, — говорит Джек и отпивает мартини. — Расскажи еще раз про случай на дороге.

— Там не было ничего важного, — быстро продолжаю я. — Важно то, что мужчина появился из ниоткуда, сказал, что Прекрасная Ферроньера напоминает ему самого себя, и предложил помочь с исследованиями. Он утверждает, что у него есть новейшая технология, которая проводит анализ изображения на совершенно другом уровне. Странно, да? Здесь наверняка что-то нечисто. Хотя мне показалось, что он действительно разбирается в теме, но я, конечно же, отказалась.

— Почему? — спокойно спрашивает Джек, рассматривая меня через свой бокал. Я не могу разобрать выражение его лица. — Потому что это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой?

— На самом деле, думаю, он и впрямь не врал, — поразмышляв немного, говорю я. Мне запомнились выражение его лица и искренность в голосе. Я встречала более чем достаточно недобросовестных подрядчиков, и он на них не похож. — Но нынешние протоколы и страховые требования убийственны для такого рода вопросов.

— И что планируешь делать? — Джек отставляет бокал и жестом просит бармена повторить в двойном размере. — Все желаемое у тебя есть: портрет, его история, возможность проводить исследования. Прошло пятьсот лет, что нового ты рассчитываешь найти?

— Не знаю, — признаюсь я. — Я надеялась, что если соберу всю информацию в одном месте и изучу ее свежим взглядом, то все само встанет на свои места. Ждала озарения.

— Ты столько лет организовывала эту выставку, и все из-за смутной надежды на озарение? — спрашивает Джек. — Я в это не верю. Ты же гениальный человек. Все это время я был убежден, что у тебя есть беспроигрышный план.

— Не совсем, — теперь, когда я произношу это вслух, идея и впрямь начинает казаться безумной. — Мой план заключался в том, чтобы доставить ее сюда, что само по себе тяжело. Теперь я могу только начать новое расследование с уже имеющейся информацией, надеясь, что всплывет что-то еще. Старый добрый метод унылых и изнурительных поисков. Так и совершаются все самые важные открытия.

— Может, тот джентльмен, который так хотел показать тебе свое изобретение, и есть помощь свыше, что ты ждешь? — предполагает Джек. — Сама судьба вывела его на дорогу к тебе.

— Ты же не веришь в судьбу, — напоминаю я, размышляя о том ноющем чувстве внутри, которое преследует меня с тех пор, как я совершила чудовищную ошибку, отказавшись от предложения Бена.

— Не верю, — подтверждает он. — Ваша встреча — это всего лишь предсказуемое совпадение: если ты врезаешься в кого-то неподалеку от Коллекции Бьянки, очень велика вероятность того, что этот «кто-то» как раз туда и шел. Особенно учитывая тот факт, что весь Лондон обклеен афишами. — Он берет бокал, не обращая внимания на очевидные попытки барледи пофлиртовать с ним, и хмурится. — Вас свела не судьба, а маркетинг.