Его отец кивнул, явно довольный, что они наконец-то поладили; потом махнул рукой и посоветовал им не терять времени даром и отправляться к машине.

— Утро здесь, безусловно, самая лучшая часть дня, — объяснил он племяннице. — И поскольку ты еще не привыкла к сильной жаре, тебе лучше устраивать моцион по утрам. Помнится, ты неплохо скакала на лошади… Колину придется организовать тебе подходящего скакуна.

— С большим удовольствием, — улыбнулся Колин кузине. — Пошли, цыпленок, пока кто-нибудь не решил, что я должен помочь вырыть канаву или разрешить спор! Чуть-чуть везения — и все утро мы будем предоставлены сами себе; я начну читать тебе курс африканского фермерского менеджмента.

Для них обоих это действительно было беззаботное и очень приятное утро… Особенно для Джульетты, которая так долго и с нетерпением ждала этого, а вчера вечером увидела, как ее розовые мечты окрашиваются удручающей серостью. Они с Колином раньше всегда прекрасно ладили, и теперь все снова было как в старые времена. Он вполне естественно взял ее за руку, когда они шли к гаражу, и время от времени в течение утра он снова завладевал ею и, казалось, не собирался выпускать.

Он опять сказал ей, что она стала поразительно красива, а когда они сидели в машине под сенью нависающих ветвей, он дал ей сигарету, чтобы дым отпугивал мух, и, казалось, был счастлив дать глазам остановиться на ней. Но в то же время с легкой неохотой признался, что в прошедшие три года часто думал о ней.

— Пока на сцене не появилась миссис Кларисса Грэхем, — не сдержавшись, кисло пробормотала она.

Он нахмурился.

— Ты не должна говорить так, Джу, — упрекнул ее он. — Подожди, пока не встретишься с Клариссой, и тогда, я думаю, ты согласишься, что она просто удивительна. Нет, правда, даже молодая женщина вроде тебя — красивая и все такое, — поспешно добавил он, — могла бы кое-чему у нее научиться. У нее есть самообладание и очарование, впрочем, как и внешность. Знаешь, она довольно долго жила в Париже, и в ней есть какой-то французский шик. Например, ее одежда — она превосходна. Я знаю, ты хорошо одеваешься, так было всегда; но даже в этом случае лучшее, что ты можешь сделать, — это попытаться подражать миссис Грэхем, как только у тебя появится такая возможность. Как она укладывает волосы… ее макияж…

— Боже мой, — заметила Джульетта, — похоже, ты действительно влюбился по уши, Колин, бедняжка!

Он вспыхнул, когда ее полунасмешливые, полусерьезные глаза взглянули на него.

— Ты явно достиг той стадии, когда ты считаешь, что по сравнению с миссис Грэхем все остальные — в лучшем случае что-то вроде занявших второе место. Никто не в силах состязаться! Но я хотела бы сказать, что я устраиваю себя в моем теперешнем виде, и даже ради того, чтобы сделать тебе приятное, я не собираюсь сидеть у ног этого совершенства, дабы извлечь пользу из нескольких советов!

Колин разбушевался:

— Как же все-таки нелепы женщины! Мне просто пришло в голову, что, поскольку ты намного моложе Клариссы, ты могла бы отнестись, как к преимуществу к тому, что рядом есть человек, с которого можно брать пример и которым можно восхищаться. Она такая законодательница мод…

— Я не могу себе позволить обращать внимание на веяния моды.

— Но ты носишь короткие юбки, когда они в моде, и удлиняешь их, когда они выходят из моды. Кларисса никогда не впадает в крайности. Она сочла бы это вульгарным…

— И я тоже.

Он пожал плечами:

— Тогда о чем ты споришь? Вот ты уже и сама пришла к выводу, что у вас есть что-то общее…

— Ты хочешь сказать, это ты пришел к такому выводу!

— По той простой причине, что я хочу, чтобы вы с Клариссой были друзьями. Разумеется, я все ей рассказал про тебя, и она знала, что ты должна появиться…

— Маленькая кузина, которая болела и которую вы с дядей Бобом жалеете? Что ж, я знаю, что дядя Боб рад моему приезду. Прошлым вечером мы поговорили по душам, и я так поняла, что в последнее время он чувствует себя немного одиноко, впрочем, как и не на все сто процентов хорошо. Но не надо лезть из кожи вон, чтобы развлечь меня, раз уж я приехала, Колин, — сказала она ему с явным равнодушием. — И не надо пытаться улучшить меня. Может, тебя это и удивит, но, честно говоря, я не вижу большой нужды в улучшении.

Колин издал еще одно нетерпеливое восклицание.

— Ты прекрасно знаешь, что я тоже не думаю, что ты нуждаешься в улучшении, — сердито сказал он ей.

Она снова повернулась и с вызовом поглядела на него своими темно-синими глазами.

— Тогда до тех пор, пока я не заведу себе друзей сама, давай поменьше упоминать о миссис Грэхем и ее сверх идеальности, — попросила она. — А если ты думаешь, что я ревную… нет, не ревную. Я приехала сюда безо всяких тайных намерений, просто чтобы отдохнуть в свое удовольствие.

Он внезапно ухмыльнулся:

— И все равно, мне кажется, ты ревнуешь. В конце концов, когда-то мы ведь говорили о женитьбе, не так ли?

— Это было давным-давно, когда ни один из нас не понимал, чего действительно хочет от жизни. С тех пор мы выросли… Мне двадцать один, а тебе, должно быть, двадцать шесть. Три года мы шли каждый своей дорогой и прекрасным образом выжили друг без друга. Первое, что меня в тебе поразило, — то, каким жизнерадостным ты выглядишь…

— А первое, что поразило меня в тебе, — то, как нетерпеливо ты оглядывалась, пока твои глаза не остановились на мне, — поддразнил он ее. — А когда я поцеловал тебя, ты вздохнула, как будто давно с нетерпением ждала этого!

Она заметно покраснела под его озорным взглядом.

— Ничего подобного я не делала! — запротестовала она. — Собственно говоря, жара была такая сильная, а свет такой яркий, что я просто не отдавала себе отчета в том, что делаю, первые несколько минут после выхода из самолета. Я была так близка к очередному приступу этой противной мигрени, как никогда в жизни. Ты выглядел так, будто понял это, когда говорил, что я должна была надеть шляпу.

— Ну ладно, — ответил он, решив оставить за ней последнее слово, — не будем начинать спор в первое твое утро на Манитоле. Главное то, что я безумно рад тебя видеть, — сказал он, сжимая ее руку, — и ты прекрасно это знаешь… Так, — взглянул он на часы, — у нас есть пара часов до ленча, так что предлагаю заехать в клуб и выпить. Там должно быть несколько человек, которым я могу тебя представить, — это будет приятным разнообразием.

— Для меня здесь все ново и, следовательно, разнообразно, — напомнила она ему, тем не менее улыбаясь. — Как далеко отсюда до клуба? Это в Муанге?

— Нет, на окраине. Управимся за полчаса.

— А дядя Боб не будет против, если мы немного опоздаем на ленч?

— Конечно нет.

И она устроилась в своем углу машины; потом с запозданием вспомнила, что ее одежда не очень-то подходит для того, чтобы произвести впечатление на новых знакомых. Но Колин заверил ее, что она и так произведет сногсшибательное впечатление.

— Ты похожа на дикую английскую фиалку, случайно попавшую на африканский континент, — сказал он ей. — А мы всегда считали Манитолу Африкой.

Она сдержанно поблагодарила его:

— Меня в первый раз сравнивают с дикой фиалкой. Мистер Грейнджер говорил что-то про клубничный чай и сад викария, но у тебя здорово получается. Продолжай в том же духе… Мне это нравится.

Но Колин нахмурился и, казалось, был всецело поглощен выездом с узкой дороги. Наконец ему удалось развернуть машину в сторону Муанги.

— Грейнджер действительно сказал тебе это? — требовательно спросил он, и его светлые брови сошлись на переносице. — Каков наглец!

— О, я не думаю, что он хотел сделать мне комплимент. Предполагалось, что это прозвучит презрительно.

— А это еще большая наглость… это уже просто хамство! Тебе надо было ответить ему так, чтобы стало ясно, что ты разобралась с ним раз и навсегда. Он тот человек, с которым можно обращаться только таким образом.

— Ты имеешь в виду, он не пользуется особой любовью?

— У женщин пользуется… но мужчины считают его надменным, а его огромное богатство слегка угнетает. Мы стараемся ставить его на место.

Она вспомнила, что ее дяде нравится Майкл Грейнджер.

— А ты не думаешь, что совсем чуть-чуть завидуешь ему и его богатству? — предположила она, глядя на его решительное лицо.

Колин сначала удивился, а потом сердито нахмурился. У нее было чувство, что ее предположение затронуло что-то… и, хотя Колин яростно отрицал, что испытывает хоть малейшую зависть к Майку Грейнджеру и собственности холостяка, она не полностью верила ему.

Это был тот случай, когда кто-то протестовал слишком рьяно. И она была абсолютно уверена, что ее кузену категорически не нравился Грейнджер, даже если он не завидовал ему.

Глава 4

Муанга была самым большим городом на Манитоле, а резиденция губернатора — самым большим жилым домом. Окружающие районы были не особенно привлекательны, так как дома стояли беспорядочно, без всяких попыток планировки, но главная улица утопала в тени деревьев, а в большинстве садов на ней буйствовали цветы.

Резиденция губернатора, белое изящное строение, находилась на восточной стороне города, парк вокруг нее был эффектным и прекрасно ухоженным. Здание клуба, с западной стороны, тоже было белым и, как и здания аэропорта, его окружали аккуратные газоны, но клумбы были не такими цветастыми. Однако рядом с ним был бассейн, и по его краю в тени деревьев расставлены шезлонги.

Члены клуба могли проводить сколько угодно времени, бездельничая и болтая с соседями и друзьями, пока слуги в белых куртках подавали напитки, а другие члены клуба резвились в бассейне.

Час аперитива перед ленчем был весьма популярен среди тех, кто мог позволить себе удовольствие тратить время на общение, и, когда Колин и Джульетта припарковали машину и поднимались по лестнице клуба, их провожали много пар глаз, а несколько друзей Колина помахали им рукой.

В клубе Колин купил кузине холодного лайма — она попросила налить ей без джина, — себе взял пива, а потом начал представлять ее. Ее смутил явный энтузиазм молодых людей, которые жали ей руку. Очевидно, в Муанге было мало незамужних молодых дам. После того, как ее руку потрясли по крайней мере полдюжины человек, у нее появилось чувство, что ее пальцы просто-напросто сплющились.

Молодые люди расположились вокруг нее, и все выказали горячее желание принести ей коктейль, когда ее лайм со льдом кончился. Здесь был местный доктор, молодой человек по фамилии Паттерсон, с песочными волосами и светлыми глазами; фермер, ростом шесть футов шесть дюймов и такой худой, что производил поразительное впечатление; еще один фермер, достаточно симпатичный, чтобы нравиться девушкам, — считалось, что в Англии у него есть невеста. Она со смехом отвергала все предложения, когда на стоянку въехала еще одна машина и через газоны к клубу направился Майк Грейнджер, рядом с которым шла элегантная, стройная женщина… При виде нее Колин поставил свою пивную кружку и побледнел, а потом, под изумленным взглядом кузины, вспыхнул, как девушка, впервые вышедшая в свет и потрясенная открытием, которое уже давно было сделано до нее.

— Это… Кларисса, — сказал он Джульетте так тихо, что она поняла, что это предназначалось только для ее ушей. И пока молодые люди, глядевшие на нее так, будто готовы были делать это всю оставшуюся жизнь, продолжали толпиться вокруг нее, сестра губернатора и ее провожатый поднялись по ступеням и, помахав через плечо нескольким знакомым на газоне, подошли к бару.

Джульетте удалось отыскать достаточно большой просвет между двумя затянутыми в хаки плечами, чтобы впервые как следует рассмотреть миссис Грэхем. В эти несколько мгновений она едва заметила Майка Грейнджера, хотя у нее и было смутное впечатление, что на нем тонкий, светлый, хорошо сшитый костюм и галстук-платок.

На миссис Грэхем было шелковое платье сложного покроя, лилово-синего цвета, и белые аксессуары к нему. Она была потрясающей блондинкой, красивые шелковые волосы, уложенные в низкий узел на затылке, дымчато-серые глаза, оттененные коричневой тушью ресницы. Черты ее лица были настолько правильны, что у Джульетты чуть не перехватило дыхание; она явно не одобряла загар и носила шляпу с огромными полями. Из-под них улыбался ее безупречный рот, мерцали маленькие белые зубы, и, подчеркивая их, сверкали в ушах серьги с огромными жемчужинами.

Поднимаясь по ступеням, она говорила Грейнджеру что-то насчет того, что он просто обязан найти время посетить свою сестру в Найроби. Очевидно, это было продолжением давнишнего разговора. Она вспоминала, какие чудесные времена были, когда они вместе учились в школе. Когда они вошли в клуб, пальцы Майка Грейнджера небрежно сжимали ее обнаженную руку. Не замечая ни Джульетту, ни ее кузена, он сразу же провел Клариссу к бару.

— Я знаю, что у тебя есть всего несколько минут, — сказал он, — но их можно приятно провести. Я хотел бы дать тебе попробовать новый напиток, недавно открытый мной. Добавляешь чуть-чуть…

Казалось, он почувствовал, что Колин импульсивно двинулся вперед и собирается обратиться к его спутнице, потому что он взглянул в их сторону, и его бирюзовые глаза сузились.

— И ты здесь? — сказал он. А потом заметил Джульетту, окруженную с флангов особо выдающимися экземплярами местного мужского населения, и выражение его лица смягчилось.

— Мисс Марни! — воскликнул он. — Так значит, я не ошибся, когда мои инстинкты подсказывали мне, что среди нас появился посторонний! Я сейчас пересекал газон со странным чувством, что ежедневный покой нашего клуба был нарушен… разумеется, самым приятным образом! — Сверкающие глаза смотрели на нее насмешливо. — Я ожидал, что что-нибудь подобное случится прошлым вечером, но Колин разочаровал нас.

Он повернулся к своей спутнице:

— Позволь представить тебе мисс Марни… Джульетту. Не сомневаюсь, что мы найдем ей Ромео до того, как ей придет время уезжать, ну, а пока что она вполне свободна… насколько я понимаю! Мисс Марни — хотя, пожалуй, я рискну и в дальнейшем буду называть вас Джульетта — это сестра сэра Питера Дэлхауса, миссис Грэхем. Как и вы, она — «новенькая» на Манитоле.

— Сравнительно новенькая, — поправила его Кларисса Грэхем и протянула руку Джульетте, одарив ее очаровательной улыбкой, рассчитанной на то, чтобы покорять сердца… даже женские. — Мисс Марии, я тоже буду называть вас Джульетта — ваш кузен Колин так много рассказывал мне о вас, что мне кажется, я уже давно с вами знакома. — Она оглянулась на Колина с теплой улыбкой в дымчато-серых глазах. Он, видимо, сражался с каким-то охватившим его чувством, которое было настолько необычным для него и оказало такой парализующий эффект на его голосовые связки, что он стоял столбом, глядя на даму, и был не в состоянии сам представить свою кузину.

Джульетта бросила на него удивленный и даже слегка нетерпеливый взгляд и встретила любезность сестры губернатора и легкое пожатие ее затянутых в белые перчатки пальцев несколькими отрывистыми фразами, которые, как она поняла позднее, не делали особой чести семье Марни. А вкупе с неуклюжим поведением и глупым видом Колина, должны были заставить многих стоящих вокруг удивленно поднять брови, хотя после первой минутной неловкости они болтали с ней с таким же энтузиазмом, как и раньше.

Что касается миссис Грэхем, она не могла бы быть более приветливой. Она выразила особое сочувствие, когда узнала, что Джульетта потрясена тем, как выглядит ее дядя, и предположила, что он не так здоров, как старается всех убедить. Фактически она пришла к выводу, что он чувствует себя довольно плохо.

— Ах да, конечно же, вы ведь сиделка, не так ли? — пробормотала сестра губернатора. — Или прошли некоторый курс подготовки к этой профессии. — Ее красивые глаза глядели озадаченно. — Но, на мой взгляд, вы сами не выглядите особенно сильной… Или это просто результат вашей недавней болезни?

— Я в полном порядке, — заверила ее Джульетта.

Кларисса Грэхем оглянулась в поисках доктора Паттерсона, который был среди тех, кто тесно окружал Джульетту.

— Вы слышали, доктор? — с улыбкой сказала она. — Мисс Марни вполне компетентна, чтобы ассистировать вам, если понадобится. Это действительно счастливый день для вас, не правда ли?

Джульетта понятия не имела, почему этот день для доктора Паттерсона должен быть счастливым, но зато чувствовала себя немного смущенно, потому что была центром всеобщего внимания. Но это продолжалось сравнительно недолго, так как Кларисса Грэхем, несомненно, производила весьма сильное впечатление на мужское население Муанги, и, очевидно, не только Колин был зачарован ею. За исключением доктора Паттерсона и высокого худого фермера, остальные постепенно покинули Джульетту и устремились, словно под влиянием некоего закона природы, в сторону сестры губернатора. Стоя в середине кружка поклонников, она направо и налево раздаривала улыбки, ласковые слова и похлопывания по плечу, будто прекрасно осознавала, что от нее требуется, и была готова проявить щедрость при исполнении своих обязанностей.

Джульетта, находившаяся теперь на краю группы, занявшей центр главного помещения клуба, была смущена усилиями доктора Паттерсона укрепить дружбу, основанную на профессиональных интересах и мужском внимании. Она обрадовалась, когда на нее вдруг обрушились две местные матроны — жена отставного гражданского инженера и миссионерка, — выказывавшие явное желание взять ее под свое почтенное покровительство. Но через какое-то время она еще больше обрадовалась своему спасению от властного обращения и назойливого любопытства этих леди (особенно если дело касалось Колина). Майк Грейнджер, поговорив с барменом и постояв несколько минут, облокотившись на стойку и без тени улыбки наблюдая за столпотворением вокруг Клариссы, вдруг выпрямился и направился через всю комнату ко второй группке, в которой находилась Джульетта. Сделав несколько льстивых замечаний по поводу новой шляпы жены инженера и отпустив другой даме комплимент насчет бесформенного шелкового платья, которое она сшила сама, он посмотрел на девушку, подавленную всем происходящим.

— Пойдемте на улицу, Джульетта, — пригласил он, — позвольте показать вам кое-что. Это гордость Муанги.

Он взял ее за руку и провел на веранду, где она вопросительно взглянула на него. Но вместо того, чтобы позволить ей устроиться в одном из удобных кресел или хотя бы предложить сделать это, он потащил ее вперед, через поразительно мягкий газон, в направлении бассейна. К этому времени бассейн опустел, поскольку все те, кто плавал в нем или сидел вокруг него раньше, ушли домой на ленч или крутились вокруг привлекательной вдовы в клубе.

Джульетта не привыкла к тому, чтобы ее увлекал за собой целеустремленный джентльмен со слегка мрачным лицом и замкнутым выражением зелено-голубых глаз, к тому же не намеревающийся отпускать ее руку, хотя они впервые встретились лишь накануне вечером. Она сделала какое-то неуклюжее замечание про синюю воду и чудесную тень, которую отбрасывают деревья, и вдруг обнаружила, что сидит в кресле на краю бассейна, а Грейнджер расположился в соседнем.

Он предложил ей сигарету.

Она покачала головой:

— Нет, спасибо.

Он произнес таким тоном, будто ее отказ разозлил его: