Розалин Майлз

Возвращение в Эдем. Книга 2

Глава первая

Большой белый дом, красовавшийся на вершине скалистого утеса на берегу Тихого океана, напоминал корабль, стоящий на якоре. С моря казалось, что его обитатели, разомлев на ярком полуденном солнце, мирно отдыхают где-нибудь на просторной зеленой лужайке, под сенью высоких деревьев. Однако по шоссе, тянувшемуся вдоль берега, все утро к дому подъезжали машины, и теперь праздник был в полном разгаре.

— Тебе хорошо, дорогая?

— Хорошо? Давай проверим.

— Я бы проверил, если б тут не было столько народу. Дэн Маршалл с сожалением поглядел на толпу гостей.

— И зачем мы все это затеяли? Почему не уехали куда-нибудь вдвоем и не отпраздновали без посторонних?

— Неужели, — с притворной суровостью сказала женщина, сидевшая рядом с ним, — тебе жалко, что я проведу несколько часов с друзьями и родственниками? Ведь ты целый год владел мной безраздельно! Мне стыдно за вас, доктор Маршалл!

Увидев, что ей удалось смутить мужа, Стефани весело рассмеялась, запрокинув голову.

— Нет-нет, дело не в этом, — запротестовал Дэн. — Честное слово! Просто, если очередной гость кинется жать мне руку и уверять, что я счастливчик, я ему так врежу!.. Клянусь! Нет, конечно, я и сам знаю, что мне повезло, — поспешил добавить он, заметив, что Стефани шутливо насупила брови. — Но зачем то и дело напоминать?

— Не знаю, утешит ли тебя, — внезапно посерьезнев, произнесла Стефани, — если скажу, что, по-моему, повезло прежде всего мне. И что я не мыслю без тебя жизни. И что последние семь лет были для меня самыми счастливыми.

Дэн с любовью поглядел в искренние голубые глаза, с волнением всматривавшиеся в его лицо.

— Поздравляю, миссис Маршалл, — прошептал он, — будь счастлива еще семь лет. И еще семьдесят семь.

Дэн легонько прикоснулся к плечу жены и почувствовал сквозь тонкий шифон тепло ее тела. До него донесся знакомый аромат духов, и в душе Дэна всколыхнулись нежные чувства.

— Послушай, дорогая, а может, нам…

— Я не помешал? Надеюсь, нет? Мне же не хочется прослыть ревнивым пасынком.

— О, Деннис! — вздохнула Стефани, отпрянув от Дэна. — Ты, как всегда, не вовремя, пора бы отучиться…

— Ну, что ты, дорогая мамочка, — лукаво ухмыльнулся Деннис, — остаюсь верен самому себе. Ведь я всегда нарушаю вашу идиллию, правда?

— Вот именно! — кивнула Стефани. — Но неужели ты и сегодня так поступишь? Единственный раз на этом банкете, шикарней которого не было, наверное, во всем нашем полушарии и который, между прочим, посвящен годовщине нашей свадьбы, мне удалось остаться наедине с моим мужем!.. Кстати, где Сара? Почему ты ее не опекаешь?

— Разве я сторож сестре моей? — пробурчал Деннис, однако намек понял и удалился.

— Да, детишки у меня не сахар, — Стефани с извиняющейся улыбкой повернулась к Дэну.

— Они не детишки, Стеф, — мрачно возразил Дэн. — Это уже взрослые люди. «И чем скорее ты прекратишь обращаться с Деннисом как с маленьким мальчиком, тем скорее он перестанет вести себя словно младенец», — хотел было добавить он, но на лбу Стефани появились еле заметные тревожные морщинки. Дэну не хотелось портить ей праздничное настроение. Он взял ее руку и начал перебирать пальцы, поднеся к губам накрашенные ноготки.

— Человеку, который вздумал бы заняться здесь любовью со своей женой, — произнес он, — можно сказать, сказочно повезло, лучшего места на земле не сыскать, это настоящий рай.

Стефани поглядела по сторонам, Дэн был прав. Сад, в котором они находились, казался странным, таинственным миром. Повсюду высились величественные, могучие деревья, они широко раскинули ветви и отбрасывали на траву, ярко освещенную солнцем, колышущиеся тени. Кедры, тюльпановые, рожковые деревья… Стефани знала их наперечет и очень любила. Она проявила огромную изобретательность, стремясь превратить естественный пейзаж в произведение искусства, в волшебный уголок с множеством извилистых тропок и уединенных беседок, увитых розами, которые к вечеру источали дурманящий запах. Здесь было тихо-тихо, лишь вдали слышалось журчание фонтана и рокот волн, набегавших внизу на скалы. За деревьями, перед самым домом, зеленела лужайка. Если позабыть о толпе гостей, в ярких летних нарядах, то можно было подумать, что Дэн и Стефани — первые возлюбленные на земле, оказавшиеся в самом первом в мире саду…

— Да, трудно поверить, что мы с тобой не в раю, — тихо молвила Стефани.

Она потянулась к Дэну, он обнял ее и поцеловал. Однако тут же замер и тихонько застонал, глядя куда-то поверх ее головы.

— Мужайся, дорогая, — прошептал Дэн. — Нам придется опять отражать набег на наши границы.

— Билл! Рина! — искренне просияла Стефани. — Как я рада вас видеть! А я уж боялась, что вы не придете.

— Ну, что ты, разве мы можем пропустить ваш праздник? — растроганно воскликнул Билл. — Просто в наши годы люди не вскакивают ни свет ни заря и не мчатся сломя голову в гости.

— Да не слушайте вы его! — вмешалась Рина. — Он так торопился приехать пораньше, что в конце концов мы опоздали. Но когда ты, Стефани, проживешь со своим мужем столько, сколько я с Биллом, ты тоже научишься мириться с его слабостями. Ладно, поздравляем вас обоих!

— Спасибо, Рина! — рассмеялся Дэн. — Приятно тебя видеть, Билл.

Дэн взял обветренную руку Билла и сердечно пожал ее.

— Итак, ты решил, что денек компания как-нибудь обойдется без тебя, да? — прищурился Дэн.

Билл повернулся к Стефани.

— Он что, пытается меня вытурить с работы? — Билл ткнул в Дэна коротким пальцем. — Позволь тебе заметить, приятель, что «Харпер майнинг» еще не скоро сможет обходиться без моей помощи. Единственный, кто в состоянии меня выгнать или справиться без меня, это президент фирмы, твоя жена!

— Ну-ну, Билл, — поспешила утихомирить распетушившегося управляющего Стефани. — Ты же знаешь, я не собираюсь расставаться с тобой. У меня и в мыслях этого нет. Но раз уж мы неделями днюем и ночуем на работе, то в выходные надо расслабиться. Тем более что у нас праздник!

Успокоенный Билл притянул Стефани к себе и поцеловал в лоб.

— Ты мной вертишь, как захочешь, Стеф, и тебе это хорошо известно, — сказал он и, обратившись к Дэну, и добавил в знак примирения:

— Она всегда так себя вела, даже в детстве… Стеф, ты сегодня чудесно выглядишь, просто великолепно, — ласково продолжал Билл. — Никогда не подумаешь, что два юных оболтуса, которых мы повстречали на пути в сад, это твои отпрыски.

— Попридержи язык, Билл! — шикнула на него Рина. — Тебе за оболтусов спасибо не скажут!

— Да, — сухо согласился Дэн. — Деннис — прекрасный молодой человек, идущий в ногу со временем. Мы обычно понятия не имеем, в котором часу ночи он заявится домой, и, похоже, он задает работенку парням из Нью-Йорка, Лондона и Рима: те едва успевают поставлять ему одежду.

— А Сара? Как дела у нее? — поинтересовалась Рина.

Стефани расплылась в улыбке.

— Сэсс не изменилась. По-прежнему принимает все близко к сердцу и пытается найти свой путь в жизни.

— И она обязательно его найдет! — убежденно воскликнул Билл. — И сколько ей сейчас? Двадцать два — двадцать три? Может, она пойдет по стопам своей матушки? Вдруг у нее тоже позднее развитие и она потом вам всем покажет?!

На лужайке появился официант с подносом, бокалы с пенящимся напитком слегка запотели на жаре. Дэн подозвал официанта и церемонно подал каждому высокий узкий бокал с холодным шампанским. Потом взял Стефани за руку и произнес тост.

— За поздно распускающиеся цветы, — сказал он, устремив ласковый взор на жену, и в его голосе зазвучала неподдельная нежность. — И если это можно назвать нашим бабьим летом, то я хочу, чтобы зима не наступала никогда!

— За Дэна и Стефани! Будьте счастливы! — раздались в знойной тишине приглушенные голоса Билла и Рины.

«Неужели мне наконец повезло? — изумленно подумала Стефани. — Могу ли я сказать, что теперь, спустя семь лет, проведенных с этим человеком, я полностью ему доверяю и спокойна за свое будущее?»

И неожиданно Стефани охватил жгучий страх. Перед глазами все поплыло. Она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

Стефани судорожно вцепилась в Дэна. Он подхватил ее на руки.

— Нет-нет, я прекрасно себя чувствую, — справившись с головокружением, сказала она в ответ на его взволнованные расспросы. — Это от жары.

Вскоре Стефани совсем оправилась, подхватила Рину под руку и, весело щебеча, повела ее по аллее на лужайку, где вот-вот должен был начаться торжественный обед.

Мужчины шли сзади. Билл первым нарушил молчание:

— Ты не забыл, что произойдет в понедельник?

— Нет, — вздохнул Дэн.

— Перед тем как выйти из дому, я получил еще одно неприятное известие, из-за чего я, честно говоря, и задержался. Но Стефани пусть узнает дурные вести в понедельник, когда придет в контору. А вот что касается остального… Как ты думаешь, она догадывается, что может произойти? Она помнит, какое это число?

Наступила пауза.

— Я не знаю, — Дэн резко остановился под цветущим деревом.

На лице Билла отразилось недоверие:

— Как не знаешь?!

— А ты пораскинь мозгами, Билл! — резко ответил Дэн. — Я не хотел… не хотел бередить ее раны, понимаешь? Я ждал, когда Стефани сама об этом заговорит. Но она не заговорила. Вот так.

— Может, она забыла? — с надеждой в голосе спросил Билл.

Дэн покачал головой.

— Как можно? — только и сказал он.

Вопрос повис в воздухе, напоенном густым ароматом жасмина.

— Ладно, — решительно продолжал Билл. — Стефани, по идее, это ничем не грозит. По идее…

Билл умолк. Они с Дэном немного постояли в тишине, чувствуя, что их связывают общие узы растущей тревоги и страха.

— Дэн! Билл! Где вы? — донесся с дальнего конца лужайки радостный голос Стефани. — Идите сюда, вы пропустите столько интересного!

— Забавные все-таки существа, эти заключенные, — задумчиво пробормотала надзирательница Хьюджес.

За двадцать лет службы она так и не научилась разбираться в их психологии. Почему примерная заключенная номер тысяча тринадцать, казавшаяся Хьюджес вполне разумной женщиной, вдруг по уши влюбилась в такую стерву, как четыреста девяносто восемь? Тем более что номеру четыреста девяносто восемь с минуты на минуту предстояло освободиться! Эта любовь была совершенно обречена. Она не имела будущего. Однако номер тысяча тринадцать вела себя примерно, а такие в тюрьме попадаются нечасто. Да и вообще надо быть настоящей гадюкой, чтобы не дать влюбленным проститься… хотя если кто и гадюка, то это номер четыреста девяносто восемь. До чего ж она злобная! Просто олицетворение зла!

День тянулся очень долго. Надзирательница устало плелась по широкому коридору, а за ней с ужином на подносе шла заключенная, славившаяся своим примерным поведением. В конце коридора, приоткрыв дверь камеры, их поджидала другая надзирательница. Когда микропроцессия приблизилась, вторая надзирательница с похабной усмешкой подмигнула номеру четыреста девяносто восемь и захлопнула за ней дверь камеры, оставив ее наедине с подругой.

— Милая! — глаза заключенной наполнились слезами.

Подруга взяла поднос, поставила его на стол и бесстрастно произнесла:

— Ради бога, не распускай нюни. Или тебе хочется устроить цирк для этих двух клуш в коридоре?

Заключенная рухнула на узкую койку и разрыдалась.

— О, Джилли! — всхлипывала она. — Я буду так скучать по тебе!

— Я тоже, — ответила Джилли, — но не стану притворяться, делая вид, что мне неохота оказаться на свободе… Даже ради тебя, Олив, я не стану притворяться. Ты же знаешь, меня там ждут всякие дела… и люди, с которыми надо повидаться. А главное, мне не терпится повидаться с одной особой, — тут глаза Джилли странно блеснули. — Я так мечтала увидеть ее все эти годы!.. Уверяю тебя, она вряд ли обрадуется нашей встрече. А уж я-то с ней разберусь!

Джилли — старалась говорить тихо, но надзирательницы в коридоре все равно слышали ее свистящий самоуверенный шепот.

«Она даже шипит как змея, — с отвращением подумала Хьюджес. — И как могла Оливия в нее влюбиться?»

Оливия отчаянно пыталась взять себя в руки.

— Я не хочу тебя терять, Джилли, — с трудом вымолвила она. — Куда ты уедешь? Чем займешься?

— О, понятия не имею! — беспечно воскликнула Джилли. — Австралия большая… пойду на все четыре стороны!

— Вот этого-то я и боюсь! — Горе Оливии всколыхнулось с новой силой, и она, сотрясаясь от рыданий, упала ничком на койку.

Джилли смерила ее холодным взглядом, но потом все же подошла и потрепала по волосам.

— Не реви, Олив, — сказала она скорее угрожающе, чем ласково. — Ты же не хочешь испортить нашу последнюю встречу, правда?

Она взяла в ладони лицо Оливии и поцеловала подругу.

— О, — прошептала Оливия. — У тебя такие нежные губы…

Джилли обняла девушку и подарила ей еще один поцелуй. Затем начала ритмично поглаживать ее грудь, чувствуя, как соски под ее пальцами постепенно твердеют. Оливия впала в забытье и повиновалась каждому движению Джилли. А та по опыту знала, как ублажить подругу. Уложив Оливию на спину, она погладила ее бедра и, наклонившись вперед, принялась бороться с пуговицами на жестком тюремном халате. Наконец пуговицы были расстегнуты, грубая ткань распахнута, и обнажилось нежное тело. Джилли обеими руками вытащила груди Оливии из бюстгальтера. Они были белоснежными, полными; голубые жилки прочерчивали их, образуя изящный ажурный узор. С этой ослепительной белизной резко контрастировали выпуклые темные соски. Джилли на секунду замерла, любуясь полуобнаженной женщиной, которая постанывала от наслаждения, раскинувшись на кровати. Наглядевшись, Джилли решительно потянулась к груди Оливии и ласкала ее до тех пор, пока та не начала выгибаться дугой и сладострастно извиваться. Однако сама Джилли не поддалась разгоравшемуся желанию.

«Успеется, — подумала она. — Причем без свидетелей, а то ведь эти две клячи торчат в коридоре и подслушивают…»

Вспомнив о надзирательницах, Джилли вдруг захотела как можно скорее отделаться от Оливии. Она быстро улеглась рядом с ней на узкую койку, просунула руку между ее ногами, и через несколько секунд все было кончено.

Едва крики Оливии стихли, надзирательницы вошли в камеру.

— О'кэй, хватит с вас, птички, — игриво сказала вторая надзирательница. — Я провожу Оливию, а ты, Хьюджес, пригляди за номером четыреста девяносто восемь, ладно?

Одурманенная любовью, Оливия послушно поднялась с койки и побрела за надзирательницей к дверям словно наркоманка. Однако у порога пришла в себя и, неожиданно вырвавшись, кинулась обратно в камеру.

— Джилли! — раздался жалобный, молящий крик. Несмотря на всю свою грубость, вторая надзирательница не была злой и жестокой женщиной. Она терпеливо согласилась подождать еще несколько минут.

— Я же сказала тебе, Олив. Пришло время расставаться. Я выйду на свободу после семилетнего заключения! — Глаза Джилли странно вспыхнули. — А ты… ты не просидела тут и семи месяцев! Хватит ныть! Я ничего тебе не обещаю. Это моя жизнь, и я намерена начать ее заново. И пока что ты в мои планы не входишь!

Вторая надзирательница поволокла вопящую Оливию к дверям. Мало-помалу крики удалялись и наконец стихли.

Надзирательница Хьюджес вздохнула.

— Ты, наверно, ведьма. Да, Джилли Стюарт? — спросила она. — Не могла сказать бедной корове несколько ласковых слов на прощание!

Джилли не удостоила ее взглядом.

— Пошла вон, — сказала она надзирательнице. — Дай мне поужинать.

Джилли села за стол и придвинула к себе поднос.

— Поужинать, говоришь? — переспросила надзирательница.

Она протянула руку и сняла крышку. На тарелке лежала курица с картошкой и зеленым горошком, все было полито соусом. Ужин слегка остыл, но выглядел все еще аппетитно. Джилли взяла нож, вилку, и вдруг ее словно толкнули… Подняв глаза, она взглянула на Хьюджес. На лице надзирательницы была написана непреклонная решимость. Она подалась вперед и смачно плюнула в тарелку. Затем неторопливо подошла к двери и, оглянувшись, посмотрела на заключенную. Джилли прямо-таки побелела от ярости и готова была прыгнуть на Хьюджес, словно дикая злобная кошка. Надзирательница захлопнула дверь камеры и задвинула тяжелый засов.

— Наслаждайся своим ужином, номер четыреста девяносто восемь! — усмехнулась она.

Глава вторая

«Понедельник, понедельник… Начало очередной рабочей недели. Пора отправляться в контору, — подумала Стефани. Но, греясь в теплых, соблазнительных лучах утреннего солнца, тут же мысленно добавила:

— Но только чуть-чуть попозже».

В этой суматошной жизни Стефани лишь ранним утром могла понежиться на солнышке и позагорать, лежа на краю прекрасного бассейна, расположенного за домом. Поэтому летом, которое в Австралии бывает долгим и очень жарким, она каждое утро вставала на рассвете, пока солнце еще не припекало, и, как следует наплававшись в бассейне, завтракала у воды или в каком-нибудь укромном уголке парка, разбитого по ее проекту.

Парк, райский сад, Эдем… Мысли Стефани вновь потекли по привычному руслу. Разумно ли она поступила, назвав свой новый дом Эдемом, как назывался ее отчий дом? Лежа в шезлонге, Стефани сонно смежила веки и вдруг живо представила себе тот, старый Эдем. Старинный каменный особняк с круглой верандой, выложенной прохладными плитами, элегантные галереи на втором этаже… Этот дом считался достопримечательностью Северных Территорий. Интерьер был выдержан в лучших традициях старой Англии, а мраморный холл и отделанная дубом библиотека не имели себе подобных во всей Австралии. В парке же, наоборот, были собраны самые красивые растения, характерные для южного климата. Высокие пальмы, толстые гевеи, длиннолистные акации, красное дерево, ясени окаймляли сад — ярко-зеленый оазис на фоне однообразной, выжженной солнцем пустоши, тянувшейся до горизонта. Ближе к дому, на плодородной почве буйно росли древовидные папоротники, мхи и нежные, трепетные цветы. А великолепные розы! Они были гордостью обитателей Эдема на протяжении многих поколений. Да, эта усадьба имела много достоинств.

Только вот счастья там не было. Ребенком лишившись матери, Стефани страдала от одиночества, так как ее отец Макс Харпер, промышленный магнат, владевший нефтяными скважинами, золотыми и урановыми рудниками, совсем не занимался дочерью, все его заботы и внимание были сосредоточены на расширении и укреплении его «империи». Дочь же, долговязая, неуклюжая, одним своим присутствием постоянно напоминала ему об умершей жене, которая была тем единственным — если не считать денег, — кого Макс по-настоящему любил. У его дочери было все… кроме того, чего нельзя купить… Кроме любви, доверия и покоя…

И в детстве, и повзрослев, Стефани цеплялась за Эдем, словно утопающий за соломинку, ибо только он был для нее опорой в зыбком мире. Эдем никогда не менялся и не разочаровывал Стефани. Куда бы она ни уезжала: в колледж, в путешествие или по делам (поскольку у Макса не было сыновей, он, недовольно ворча, все-таки начал привлекать ее к работе в «Харпер майнинг»), Стефани всегда рвалась обратно домой, в Эдем. Даже когда «Харпер майнинг» перебазировалась в Сидней — Максу хотелось находиться в гуще деловой жизни, ведь компания проворачивала операции в Юго-Восточной Азии, а затем распространила свое влияние и на другие страны, — Стефани продолжала считать себя северянкой. Хотя, конечно, она восхищалась новым творением Макса, великолепным особняком, который он построил в самом фешенебельном районе на берегу Дарлинг-Харбор. Если не считать двух недолгих и неудачных замужеств (от первого родилась Сара, а от второго — Деннис), то можно сказать, что Стефани постоянно жила в этом особняке, и никто не слышал от нее ни единой жалобы. Однако при каждом удобном случае она уезжала в Эдем. Только там ей было уютно и спокойно.