Краткий обзор этих междисциплинарных узлов преследует еще одну цель. Мы надеемся, что он сможет служить навигационным инструментом, который поможет неспециалистам не сбиться с пути от относительно знакомых междисциплинарных дискурсов к более «диким», трансдисциплинарным областям постчеловеческих исследований. Другими словами, библиографические ссылки на эти трансдисциплинарные узлы позволяют отследить такое же число дорожных карт, ведущих наружу, за границы академических дисциплин и критических областей «исследований».
Множественные оси / Multiple axes
Смущающее разнообразие междисциплинарных сокровищ, предлагаемых быстро растущей областью постчеловеческих исследований, многообразно и многослойно. В связи с этим «Глоссарий» пытается в работах разных авторов установить баланс между обзором и определением неких мета-шаблонов или зарождающихся теоретических направлений.
Как уже говорилось выше, теоретические направления, выносимые нами на передний план, вращаются вокруг неоматериализма, «экософии» и монистических философий, возникших по следам философии Делёза и Гваттари, определяющей повестку. Некоторые работы однозначно заявляют, что монизм — это философское обоснование «постгуманистической критической теории» (Брайдотти, Долфейн, МакКормак и другие), потому что он дает возможность переосмыслить материю как самоорганизующуюся процессуальную онтологию. Монистическая онтология, будучи как материальной, так и витальной, предлагает возможности обоснования телесного и погруженного в конкретные обстоятельства постчеловеческого субъекта в процесс (Braidotti 2006b). Более того, фокусируясь на динамическом взаимодействии Сходства и Различия, монизм выходит за рамки схемы диалектической оппозиции, подчеркивая вместо этого порождающую силу самой живой материи (Ansell Pearson 1997, 1999). Будучи свободной от различия между естественными и сконструированными событиями, монистическая философия умной, самоорганизующейся материи порождает материалистическую политическую физику и «политический аффект» (Bonta, Protevi 2004; Protevi 2001, 2009, 2013).
Влияние идей Делёза и Гваттари, которое сильно ощущается в этом издании, тем не менее не исключительно. Несколько авторов следуют другими путями «материальной значимости», то есть исследования материи как динамического процесса. Задействованы и многие другие процессно-ориентированные онтологии, например в отсылках к таким авторам как Деррида, Уайтхед, Витгенштейн, Мейясу, Латур, Харауэй и др. Важная точка их теоретического схождения — это необходимость преодолевать бинарности и утверждать, что материя, мир и сами люди не являются дуалистичными существами и что они, скорее, материально укорененные субъекты-в-процессе, вращающиеся в сетях отношений с силами, сущностями и столкновениями.
В контексте антропоцена, то есть на фоне усиливающейся деградации окружающей среды, стоит усомниться и отказаться от векового разделения между природой и культурой. Этому критическому шагу способствует ряд факторов. Такие факторы имеют место во многих областях — «искусственный интеллект», достижения в области наук о жизни, особенно в генетике, внедрение масштабной технологической медиации в виде бытовой электроники, подъем нейронауки и вычислительной культуры. В критической теории, как и художественной практике, понятие природно-культурного континуума стало уже вполне общепринятым, хотя его последствия редко подтверждаются. Современные исследования постчеловека развивают этот континуум, вводя на смену старым разграничениям такие термины, как «медиаприроды», «экоматериализм» и makehuman.
Таким образом, методологическим вызовом «Глоссария» становятся теоретическое и художественное представление глубоких взаимосвязей между человеческими и не-человеческими факторами и агентами и прежде всего вопрос, как выполнить эту задачу, помня о структурных неравенствах, контролирующих доступ к доминирующей категории «человека». Принимая сдвиг в сторону монистических, нео-материалистических, холистических и «процессуальных онтологий», нам также нужно переопределить сами термины взаимоотношений «природа — культура» и «человек — не-человек». Многие авторы в этой книге обращаются к вопросу о том, как новые формы взаимосвязей и взаимодействия между человеком и не-человеком переопределили модели мышления и практики в современных исследованиях и искусстве. Другие стремятся выяснить, до какой степени процесс-ориентированные, объектно-ориентированные, неоспинозистские, виталистски-монистические философии могут выдержать сдвиг в сторону постчеловеческих этических отношений и постчеловеческой политики.
Человек — не-человек; природа — культура; медиаприроды — весь этот континуум подразумевает влияние сетевых культур. Цифровая медиация установила новую общественную сферу, опираясь на особенности своих «алгоритмических исследований» и своей культуры. В связи с чем возникает новый круг вопросов, охватывающих как материальный, так и нематериальный аспект этого посредничества. Например, многие авторы исследуют корреляцию между встроенными дискурсами, практиками «цифрового гражданства» и многочисленными формами «незарегистрированного гражданства». Цифровой активизм таких групп, как Anonymous, сосуществует наряду с движением Occupy в общественной сфере, которая глубоко материальна, но полностью медиатизирована.
В центре общественных споров о цифровой публичной сфере находится вопрос о том, каково может быть социальное, правовое, этическое и политическое значение для «политических тел» «гиперсоциальных» субъектов в эпоху «после интернета». Ключевая проблема состоит, например, в том, как оценивать различные цифровые повестки, задаваемые правительствами, корпорациями, военными, глобальными СМИ и самими пользователями. Чрезмерный акцент на таких корпоративных приоритетах, как прозрачность и цифровые права в публичных дебатах, может работать в ущерб более фундаментальному анализу того, как нынешнее технологическое посредничество реструктурирует постчеловеческую субъективность. В этом отношении «Глоссарий постчеловека» резко дистанцируется от «трансгуманизма» и его проекта по улучшению человека, служащего корпоративным интересам сектора робототехники и более детерминистских направлений современных исследований мозга (см. Феррандо в этом издании).
Далее, по мере того как передовые вычислительные сети стали обеспечивать базовую логистическую инфраструктуру для глобальной экономики — как для фондовой биржи, так и военной техники, как в случае полуавтоматических дронов, — тема их относительной независимости от прямого человеческого контроля поднимает ряд этических и политических вопросов. В этом отношении «Глоссарий» предлагает ряд моделей сопротивления, выбранных из современной критической мысли, искусства и медиа-активизма. Таковы, например, «безгосударственное состояние» и «права постчеловека», а также «постанимализм» и «робофилософия». Вопрос о том, как хоронить цифровых мертвецов, также привлекает много внимания. Он касается нефункционирующих адресов электронной почты, ссылок и страниц в социальных сетях, а также мертвых кодов, устаревших технологий, программ и других форм «статического свечения». Электронная Pietas тоже никуда не денется.
Эти вопросы неизбежно приводят к проблеме биополитического управления жизнью — посмотрите, например, на приобретающие все бо́льшую важность «пищевые исследования» и «носимые технологии». В частности, они исследуют современную некрополитическую систему «гувернментальности» (governmentality), то есть управление смертью и умиранием, которое часто опирается на алгоритмические культуры и цифровую безопасность. Технологии всегда были связаны с военным делом и контролем над населением, но сегодня эта связь претерпела значительные мутации. Следовательно, многие статьи в «Глоссарии» посвящены влиянию современных цифровых технологий на механизмы и методы надзора и мониторинга социального пространства, приграничных районов и зон боевых действий. Другие авторы обращаются к вопросам о видах изменений, произошедших с визуальными технологиями в процессе превращения их в устройства слежения. Вопрос об определении подходящих объектов изучения в отношении культуры безопасности, слежки и надзора, борьбы с терроризмом и милитаризации социального пространства влечет за собой другой, связанный с ним вопрос — об ответственности критических мыслителей, изучающих эти проблемы. Как критическим теоретикам и художникам-практикам эффективно обратиться к ключевым точкам современной политической экономии визуальной репрезентации и ее влиянию на формирование постчеловеческого субъекта?
Чтобы ответить на этот животрепещущий вопрос, необходимы новые критерии оценки вычислительного поворота в медиа и культурных исследованиях, затрагивающих вопросы власти и безопасности. Постгуманистический «Глоссарий» предлагает множество ресурсов для решения этой задачи: от исследований «биологических искусств» до очень разнообразных теоретических построений, таких как «рационалистический ингуманизм», «имманентный гуманизм», и это лишь некоторые из них.
