— Хватит, Артем Валерьевич, — видно было, что генерал еле сдерживается. — Довольно. Возможно, вы правы, возможно, нет, сейчас не узнать. Я просто прошу, все, что вы сейчас рассказали, просто не говорите присяжным. Бог ей судья, Зинаиде. Оставьте присяжным только то, что он взял кухонный нож, всадил ей в сердце в порыве ревности. Просите снисхождения. Больше ничего не требуется. Ведь именно так и было, разве нет?

— Именно так и было, Кирилл, — Артем задумался. — Но речь перед присяжными довольно скучная получится, не находите? Бытовуха какая-то. Да и нож не кухонный, если вы не в курсе.

— Нож, Артем Валерьевич, кухонный, — генерал вытер губы салфеткой и встал. — Простой кухонный нож. Читайте внимательно материалы дела.

Не прощаясь, Майоров двинулся к выходу, где все это время маячил сопровождающий в «приличном» костюме и с генеральской папкой под мышкой.

Глава 3

Каховский держал в руках командирский кортик «Гитлерюгенд», аналогичный изъятому у Андреева.

— Да, уважаемый, это хоть и называется холодным оружием, но на самом деле, скорее оружие церемониальное. Никто с ним в бой не ходил, никто с его помощью не убивал.

Напротив Артема в потертом кожаном кресле сидел антиквар, специалист в области холодного оружия времен Третьего рейха, шестидесятилетний Сигизмунд Робертович Причалов. Антикварные роговые очки подчеркивали принадлежность Сизи, как его звали близкие друзья, к элитарному сословию потомственных искусствоведов. Отец Сизи, Роберт Карлович Причалов специализировался, правда, на произведениях живописи, во время Второй мировой войны какое-то время провел в нацистском концлагере в Польше, так что выбор специализации сына до своей кончины терпел исключительно по соображениям бизнеса.

«Никто таким не убивал… — подумал Артем. — Конечно же, откуда? Если нож — кухонный. Хм.…»

Сразу после встречи с Майоровым Артем направился в офис, проверил фото из материалов уголовного дела: ни о каком кухонном ноже речи там не шло, Андреев принес в полицию клинок «Гитлерюгенда». Показания на допросах давал тоже о нем, да и судебные экспертизы проводились по кортику образца 1937 года.

«Чушь», — снова подумал Артем, но какая-то заноза все же не давала покоя. Если бы слова о кухонном ноже прозвучали не от сотрудника всезнающего ведомства, Артем и значения бы не придал. Но в тоне генерала чувствовалась такая уверенность, что Каховский, как говорится, напрягся. Поэтому и сидел сейчас в запыленной антикварной лавке в цокольном этаже дома по Скатертному переулку.

— Я так понимаю, Сигизмунд Робертович,… — начал было Артем.

— Ох, Арти, прошу, зовите меня Сизи, — перебил Причалов. — Мы — интеллигентные люди, зачем тратить время на выговаривание сложных имен, лучше потратим его для пользы дела.

— Странно просто, Сизи… — Артему не нравились эти сокращения, но решил не спорить, раз уж сам пришел за бесплатной консультацией. — Я поискал в Интернете, о ноже «Гитлерюгенда» информации много, а вот про командирский кортик этот почти ничего…

— Это правда… — довольно улыбнулся Причалов. — Потому он крайне редко встречается, да и стоит на порядок дороже ножа.

Антиквар протянул руку, принял оружие. Взялся за обтянутую плотной серебристой нитью рукоять и вынул узкий граненый обоюдоострый клинок из иссине-черной кожи ножен. Поднял острием вверх, травленная надпись на клинке заиграла бликами отраженного света настольной лампы. Крестовина с орнаментом веревочного каната изогнулась, так что кортик напоминал одновременно бандитский стилет и римский меч.

— Красивая вещь, не правда ли? — глянул Сизи на Артема сквозь отражение в холодной стали клинка.

Каховский согласно кивнул.

— Кортик командиров «Гитлерюгенд» был учрежден в 1937 году для взрослых руководителей, имеющих звание от штаммфюрера и выше, работающих профессионально с молодежью Третьего рейха. Каждый день такой никто не носил, выдавали только во время особых церемоний в специальном футляре из красной кожи. — Антиквар откровенно любовался то ли кортиком в руках, то ли своей речью, наполненной знанием предмета.

— Организация ведь — «Гитлерюгенд» — была создана гораздо раньше? — осведомился Артем. — Гитлер пришел к власти в 1933-м, а молодежный союз этот, кажется, в двадцатых?

— Если быть точным, то 3–4 июля 1926 года в Веймаре, как национал-социалистическое молодёжное движение. В последние годы Веймарской республики «Гитлерюгенд» очень постарался внёсти свой вклад в эскалацию насилия на улицах немецких городов. Организованные группы юношей нападали на кинотеатры, где шли показы антивоенного фильма «На Западном фронте без перемен». Насилие против владельцев кинотеатров и зрителей привело к тому, что фильм даже сняли с проката. Надо сказать, молодежь была, как говорят сейчас, креативная. Их же закрывали неоднократно, школьникам не разрешалось вступать в уже запрещенную организацию, но это только раззадоривало. А нацисты, то есть их старшенькие, использовали репутацию гонимых властями народных борцов для привлечения новых членов в свои ряды. Как только власти запрещали какую-нибудь ячейку «Гитлерюгенда», как та тут же появлялась под другим именем, типа «Друзья природы» или «Юные народные филателисты». В Киле, например, по улицам маршировала группа учеников из мясных лавок в заляпанных кровью фартуках, когда власти запретили ношение формы «Гитлерюгенда». Как свидетельствовали очевидцы тех событий, враги трепетали при появлении этой группы, знали — у каждого под фартуком здоровенный нож.

— Нож…, да… Все-таки о ноже. Что вы можете рассказать об этом клинке? — Артем взглядом показал на предмет, находящийся в руках Сизи.

— В то время руководителем организации был Бальдур фон Ширах. Рейхсюгендфюрер. Интересная личность, странно, как он так долго удержался на столь высоком посту.

— Почему? — просил Артем. — Приставка «фон» ведь означает принадлежность к знатному немецкому роду?

— Потому что папа и мама у него — американцы! — Сизи улыбнулся. — Сам он родился в Берлине, род и правда знатный — серболужицкий. Отец, имея американские корни, был офицером гвардейского полка Вильгельма Второго, позднее вышел в отставку и стал директором театра, сначала в Веймаре, затем в Вене. А вот мать Шираха, Эмма, — чистая американка из Филадельфии. Сам Бальдур начал изучать немецкий язык лишь в пятилетнем возрасте, поскольку дома родители разговаривали исключительно по-английски. В детстве писал стихи и играл на скрипке, мечтал о карьере музыканта. В возрасте 10 лет родители отправили его в закрытый интернат, в котором принципы воспитания детей основывались на идеях воспитания духовной элиты. Правда, не доучился. Закончил обучение дома, после того как брат покончил жизнь самоубийством. В 1918 году фон Ширах вступил в Германский молодёжный союз, потом закончил веймарскую гимназию и поехал в Мюнхен изучать искусства и германистику. Вступил в народный союз «оруженосцев», которым руководили бывшие офицеры из нелегальной организации «Черный рейхсвер». Бальдур находился среди «оруженосцев», когда те в марте 1925 года охраняли зал, где выступал недавно освободившийся из тюрьмы Гитлер. После собрания Ширах был лично представлен вождю. Ну, дальше с карьерой понятно. Взлет, потом в сороковом понижение до гауляйтера Вены, ну и посадка в 1945-м на 20 лет после Нюрнберга.

— А что такого произошло в 1937-м? — спросил Артем. — Когда кортик учредили этот… Ритуальный…

— Ритуальный? — оживился Сизи и внимательно всмотрелся в клинок. — Хотя… Пожалуй, да… Ну, просто в Рейхе у всех служб были клинки. Меня почему эта тема и увлекла в свое время. Более семидесяти видов холодного оружия, у каждой службы свой парадный кортик. Пойдемте, покажу.

Антиквар поднялся и жестом призвал следовать за ним. Артем послушно встал.

Вышли из кабинета, прошли по коридору офиса-лавки и вошли в круглое помещение, оборудованное под выставочный зал элитных образцов для продажи. Сизи подошел к двум стойкам немецкого холодного оружия, стоящим особняком за ширмой.

— Вот! — с гордостью произнес. — Моя личная коллекция. Кстати, больше чем в музее Золингена.

— Угу, конечно! — Артем не удержался от фамильярного тона, раз уж он — «Арти» и говорит с «Сизи».

— Нет, ну в запасниках Золингена нацистского металла, конечно, поболе будет, но в музее для туристов — смотреть нечего, это точно. Ну, вы же в курсе, конечно, — напускную фамильярность Артема Причалов воспринял за осведомленность.

Сизи взял с самого верха стеллажа черный кортик с подвесом из металлических пластин с изображением черепов с костями и двойной руны «Зиг».

— Это кортик старшего офицера «SS», — антиквар понизил голос. — Хотя это и так понятно.

С характерным «цыкающим» звуком вынул промасленный клинок из ножен.

— Вот тут надпись, видите, «Meine Ehre heißt Treue» — «Моя честь — верность!» Это девиз охранных отрядов «СС». Кстати, Гитлерюгенд планировался как основной поставщик воинов для СС, Гитлер в одной из речей сказал: в Гитлерюгенде мы воспитываем мальчишек и девчонок четыре года, а затем мы отдаем их не в руки старых родителей и школьных воспитателей, но сразу же принимаем в партию или Трудовой фронт, в СА или СС! А если они там пробудут полтора или два года и не станут совершенными национал-социалистами, тогда их призовут в «Трудовую повинность» и будут шлифовать в течение шести-семи месяцев с помощью кое-какого символа — немецкой лопаты. А тем, что останется через шесть или семь месяцев от классового сознания или сословного высокомерия, в последующие два года займётся вермахт. А когда они вернутся через два, или три, или четыре года, мы их тотчас же возьмём в СА, СС. И они больше никогда не будут свободными — всю свою жизнь.