Но, несмотря на все это, Морана не шелохнулась, даже не попыталась прикрыться, никак не дала понять, что вовсе не спит. Она дышала размеренно, усилием воли контролируя каждый вдох, намеренно держа свое тело расслабленным.

Она не знала, остался ли Тристан Кейн стоять у двери, вошел ли в комнату или приблизился к кровати. Не знала, что ему видно лучше: ее ногу или грудь. Она даже не знала, был ли тяжелый взгляд, который она ощущала на себе, настоящим или же плодом ее воображения. Однако она знала, что однажды он уже наблюдал, как она спит, только не ведала, как долго и с какого расстояния. Тогда она в самом деле спала. А сейчас нет. И ей хотелось узнать, что он станет делать, раскроет ли еще что-то о себе, когда думает, будто никто не видит.

Стараясь дышать спокойно и чувствуя, как сердце подскочило в груди, когда за окном прогремел раскат грома, Морана пыталась сдержаться и не сжимать пальцы, не прикусывать нежные губы, подавить дрожь. Ее губы горели под его пристальным ласкающим взглядом, под натиском его разума, повелевавшего им разомкнуться. Возможно, все это было ее фантазией, но отчего-то тот самый внутренний голос подсказывал, что он наблюдает за ней, тот же инстинкт пробуждал желание игриво выгнуть спину и сбросить одеяло.

Она этого не сделала.

Только лишь позволила себе ощущать этот обжигающий взгляд на губах, чувствовать жажду глубоко внутри и вспоминать о прикосновениях его губ.

В ней пробудилось что-то дикое, пылкое.

Сердце неистово колотилось, пульс стучал в ушах, а внутри нее, прямо между ног, зарождалась мучительная боль, от которой покалывало кожу и становилось невыносимо жарко под одеялом, которое ей хотелось скинуть. Кровь закипала от восторга, хотя он даже к ней не прикоснулся.

Но Морана все это время оставалась неподвижной, несмотря на бушующий в ее теле огонь, несмотря на ком в груди и чувства, переполнившие ее сердце. Она лежала неподвижно и казалась расслабленной, сохраняя безупречную маску, которую с легкостью надевала все эти годы.

Текли мгновения.

Долгие, напряженные мгновения.

Короткие, греховные мгновения.

Текли так же легко, как песок сквозь пальцы.

Так же тяжко, как сломанные часы.

Мгновения шли.

С каждым ударом сердца.

С каждым вдохом.

И атмосфера изменилась снова.

Он здесь.

Она поняла с внезапной ясностью, что он здесь — прямо перед ней.

Насколько могла судить по ощущениям, он стоял между кроватью и окном. Она лежала, повернувшись к нему, ее лицо оказалось в считаных сантиметрах от его бедер. Она чувствовала близость его взгляда, тепла его тела, мускусного запаха, исходившего от него. Запаха, который, усилившись от промокшей одежды, всецело воплощал его самого.

Ее живот дрожал под одеялом, сердце громко стучало от повисшего между ними предвкушения. Ладони вспотели, пока она изо всех сил старалась оставаться расслабленной, чтобы узнать, что он будет делать.

Отчасти ей было не по себе из-за того, как сильно он на нее влиял, от власти, которую имел над ее телом. Однако другая ее часть упивалась ощущениями и чувствовала себя такой живой, какой она никогда не считала возможным.

Морана не понимала этого. Но сейчас и не хотела понимать. Она просто лежала и тихо дышала.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

Вдох…

Палец.

Его палец едва ощутимо коснулся ее раны.

Прикосновение вышло настолько легким, что Морана усомнилась, не почудилось ли ей оно.

Он парил прямо над ее кожей, почти касаясь, но так и не перейдя эту грань. Призрачное, почти нерешительное касание прошлось по контуру пластыря, словно взмах крыльев бабочки, которое она даже не заметила бы, если бы не следила за каждым его движением.

Ее сердце едва не остановилось, вся рука напряглась, покрылась и мурашками и испариной.

Призрачное прикосновение исчезло, и Морана уже готова была открыть глаза и попросить его вернуться, как вдруг вновь почувствовала его, почти невесомое, на подбородке. Палец, так и не прикасаясь к ней, смахнул прядь волос и открыл его взгляду шею и обнаженное плечо. Она чувствовала, как пульсирует вена на шее, как капелька пота выступает над верхней губой, пока он вел пальцем вдоль подбородка, совсем как дулом пистолета несколько часов назад.

Воспоминание о твердом, непоколебимом, холодном металле и реальное легкое, едва ощутимое прикосновение его мягкого пальца послали электрический импульс в самое ее нутро. Морана всем естеством тянулась навстречу этому прикосновению. Всем телом жаждала его ощутить. Ее мозг постепенно отключался, контроль над телом ослабевал, а легкие изнывали по глотку воздуха, который она отказывалась сделать.

Лишь только назойливый инстинкт подсказывал ей, что он исчезнет, стоит ей подать малейшие признаки того, что она не спит. А ей этого не хотелось. Не сейчас.

Все это… наполняло ее жизнью.

Призрачный палец коснулся ее уха.

Морана чуть не поджала пальцы на ногах.

Он прошелся по ее разгоряченной коже, вновь обвел линию подбородка, и она мысленно сыпала проклятьями и благодарностями за то, что он не прикасался к ней, иначе ее кожа выдала бы притворство. По ощущениям происходящее напоминало подслушивание самой личной, самой интимной беседы. Ее сердце громко колотилось, да так быстро, что она едва успевала отслеживать его такт. Морана сжала бедра в попытке обрести какую-то опору.

А потом призрачное прикосновение остановилось на ее губах.

Хрупкая опора оказалась утрачена.

Ее чувственные, припухшие губы, которые все еще сохранили след прикосновения его губ, задрожали.

Всего на мгновение, но задрожали.

Ее сердце замерло.

Почувствовал ли он это?

Неподвижно.

Все внутри нее замерло, будто у добычи, почуявшей хищника.

Все в нем замерло, будто у хищника, почуявшего добычу.

Но кто какую роль играл на протяжении последних нескольких минут?

И почувствовал ли он это?

Через долю секунды она получила ответ.

Тристан Кейн убрал палец.

Ушел он так же тихо, как и пришел.

Морана услышала, как дверь открылась. А потом захлопнулась снова.

Она отпустила себя.

Мощная дрожь сотрясла все ее тело, грудь вздымалась от тяжелых вздохов, будто она пробежала марафон. Дрожащими руками Морана отдернула одеяло, ощущая, как все тело пылает от неконтролируемого огня.

Она чувствовала себя опустошенной. И внутри. И снаружи.

А он к ней даже не прикоснулся.

Морана снова опустила голову на подушку. Соски болезненно ныли от прохладного воздуха. Обхватив грудь маленькими ладошками, она сжала ее и ахнула, когда соски напряглись еще больше, посылая по телу импульсы до кончиков пальцев.

Он никогда не прикасался к ее груди. Но в это драгоценное мгновение она представляла, как его ладони — большие, грубые ладони — с силой сжимают ее нежную плоть, умело играют с сосками. Морана представляла, как мозоли на пальцах трутся о них, представляла, как его ладони полностью обхватывают обе груди, как он сжимает их вместе, пока сама проделывала это своими руками, прерывисто дыша сквозь приоткрытые губы.

Морана ощущала себя совершенно расслабленной, податливой, как вдруг ее мышцы напряглись в преддверии адского пламени, готового ее поглотить. Она опустила дрожащие пальцы между бедер.

Она была вся мокрая от возбуждения.

Так, как никогда раньше. Совершенно мокрая.

Тихий стон сорвался с ее губ, и она уткнулась лицом в соседнюю подушку, оказавшись так близко к разрядке, что знала: ей не потребуется много усилий, чтобы сорваться в бездну экстаза.

Морана с легкостью ввела палец внутрь. За ним второй.

Внутренний голод терзал ее, лишая самообладания. Она помнила, каково было ощущать его внутри — такой большой, тяжелый, мощный. Помнила, как Тристан Кейн пронзал ее — сосредоточенно, свирепо, с огнем, который воспламенил и ее тоже. Она помнила, как с каждым движением он задевал точку внутри нее, как каждый толчок вынуждал ее выгибать спину, а каждый шлепок кожи о кожу возбуждал еще сильнее.

Тяжело дыша, она всего лишь раз провела подушечкой большого пальца по клитору.

И вспыхнула восхитительным оргазмом.

Выгнула спину дугой, закусив подушку, чтобы заглушить крики. На миг все ее тело оторвалось от кровати, когда огонь пробежал по венам и обосновался внутри, а потом взорвался самым ошеломляющим взрывом, который на секунду ослепил ее.

Восторг.

Экстаз.

Исступление.

Морана упала обратно на матрас, еще более измученная и обмякшая. Все тело окончательно обессилело и было не в состоянии пошевелить ни одним мускулом, а только сотрясалось от легкой судороги.

Господи, как это вообще произошло? Тристан Кейн даже не прикоснулся к ней, не издал ни звука, а она вся промокла от возбуждения.

Это пугало ее. Волновало. Наполняло жизнью.

Он наполнял ее жизнью.

Она неспешно успокаивалась, тело становилось расслабленным и готовым ко сну. Напряжение покинуло его, и, вновь накрывшись одеялом, Морана в последний раз взглянула на дождь за окном.

И ее сердце замерло.

Он был там.

В темноте.

Стоял, прислонившись к стене возле окна.

Руки в карманах брюк.

Галстук развязан и висит вокруг воротника.