Вот тебе и здравомыслящий реалист, ругала себя Энни. Одно лишь прикосновение губ этого мужчины к ее коже парализовало ее до самых пят. Но это не значит, что она должна показывать, что чувствует.

— У меня был долгий и трудный день. Наверное, я пойду спать. — Энни начала подниматься и была поражена, когда он встал рядом с ней.

Он стоял слишком близко и слишком пугал ее. Она отступила, но он задержал ее, положив руку на плечо. Она подняла на него встревоженные глаза, но он лишь улыбнулся и подал ей свечу.

— В темноте нельзя без этого.

— Спасибо.

Он мог бы сдержать себя, если бы их руки не соприкоснулись. Но когда это все же произошло, огонь в крови вспыхнул снова, — горячее, чем прежде. Его глаза сузились, когда он сверху вниз посмотрел на нее. У него было совершенно непреодолимое желание сжать ее в объятиях и целовать, пока они оба не задохнутся.

Энни подняла глаза, увидела этот нежный изгиб губ. И каким бы странным это ни казалось, она почти ощутила их вкус.

Ей пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы отвернуться.

— Спокойной ночи, — бросила она через плечо.

— Может быть, мне следует пойти с вами. Вы можете заблудиться в темноте.

— Нет. — Она произнесла это быстро, чтобы не передумать. — Я хочу сказать, вам лучше остаться здесь, чтобы поддерживать огонь.

Он чуть не рассмеялся вслух. Она имела в виду огонь, пылающий в камине, но был и другой — в его жилах. Бен сгорал от невероятного желания — только оттого, что смотрел на нее, что она была так близко.

Он остался на месте, глядя, как она поспешно вышла из комнаты. Потом снова опустился на диван и уставился в огонь.

Что с ним произошло? Он мечтал о женщине, с которой только что познакомился. В том самом доме, где другая женщина предала его и безвозвратно разбила сердце.

Бен протянул длинные ноги к теплу огня и стал слушать звуки бури, бушевавшей за стенами. Она ни в какое сравнение не шла с бурей, бушевавшей в его сердце.

Глава 3

Слишком возбужденный, чтобы ложиться спать, Бен поднес спичку еще к одной свече и направился в кухню за бутылкой виски, стаканом и льдом. Он плеснул виски, добавил кубик льда и стал пристально вглядываться в янтарную жидкость.

Когда же все это закончится? Он думал, что если будет держаться подальше от «Уайт Пайнс», боль со временем притупится. Но от нее не было спасения. И он дурак, если надеется, что продажа «Уайт Пайнс» положит конец его мучениям. Он чувствовал горечь воспоминаний задолго до своего возвращения в родовое имение. Они имели обыкновение незаметно приходить к нему в самое неподходящее время: в суде, во время беседы с клиентом, поздно ночью, когда кошмар вдруг заставлял его, крепко спящего, вскакивать с постели.

Он был достаточно умен, чтобы понимать: нужно жить дальше. Бог свидетель, он пытался. Но воспоминание всегда находилось где-то поблизости, сразу под поверхностью, угрожая утянуть его на дно. Когда Бен позволял себе думать о прошлом, оно начинало неотступно преследовать его. Убежать было невозможно.

Он ощущал его присутствие и сейчас — оно кружило где-то на границах разума, готовое вцепиться в него, как злобный пес. И все потому, что он позволил себе почувствовать нечто к незнакомке по имени Энни Тайлер.

Хорошо, что утром он уедет. Иначе непременно захочется узнать о ней намного больше, чем возможно для каждого из них. Добиваться ее нет никакого смысла. Пока он продолжает вариться в соку собственных страданий, из этого ничего не получится.

Но все же он не мог полностью избавиться от образа, который прочел по ее ладони. Энни совершенно не та, какой старается казаться. Он бы назвал ее романтиком. На самом деле он увидел еще больше: глубоко скрытую, тлеющую страсть, похожую на страсть в его собственном сердце.

Он улыбнулся, вспомнив, как заставил ее нервничать. Это ему очень понравилось, потому что она определенно произвела на него огромное впечатление — этими большими глазами, похожими на золотой мед, этой быстрой застенчивой улыбкой.

Он поднес к губам стакан и сделал долгий глоток, чувствуя, как в крови растекается тепло. Потом он со стуком поставил его.

Зачем он искушает себя? Из этого определенно ничего не могло получиться. Даже если он захочет узнать о ней больше, как он сможет сделать это, если завтра должен отправиться на деловую встречу в Нью-Йорк?

Он недолго тешил себя мыслью о том, чтобы остаться на уик-энд здесь. Это было невозможно. Он уже взял на себя определенные обязательства. Дело в том, что, погружаясь в работу, он чувствовал себя гораздо лучше, это помогало разуму отвлекаться от менее приятных вещей. Что бы он делал без работы? Ему всегда было трудно оторваться от своего рабочего стола даже на один день. Он представил свое рабочее место — с аккуратными пачками писем клиентов, письменных показаний, юридических документов. Объем работы, который для большинства мужчин был бы не по плечу, ему оказался по силам. В последние три года работа была его спасением.

Размышляя об этом, он улыбнулся. Определенно думать о работе легче, чем об Энни Тайлер.

Он глянул на часы и был озадачен, когда увидел, что они остановились больше часа назад. Семь сорок пять. Он потряс кистью, потом поднес ее к уху. Никакого звука. Разве его ювелир не заменил батарейку месяц назад? Бен нахмурился. Наверное, неисправная. Как и все остальное в этом безумном мире.

Он снова наполнил стакан и выпил, надеясь, что дождь скоро утихнет и он сможет поспать несколько часов, а на рассвете уже будет в пути.

Энни быстро разделась и натянула шерстяную футбольную фуфайку огромного размера, прежде чем отправиться в ванную.

Вымыв лицо, она стянула ленту с волос, небрежно расчесала их, дав рассыпаться по плечам.

Она надеялась, что электричество скоро появится. Экран ее компьютера оставался темным, даже когда она попыталась подключить его к блоку батарей. Ей очень не нравилось, что она потеряла столь удобное средство связи с внешним миром, но, по крайней мере, у нее оставался сотовый телефон.

Энни отнесла свечу в спальню, поставила ее на ночной столик, потом стянула покрывало. Улегшись в постель, она оперлась на локоть и задула трепещущее пламя.

Темень была жуткая. Ослепительные вспышки молний не могли рассеять мрак, невозможно было увидеть даже руку, поднесенную к лицу.

Энни лежала, слушая, как дождь барабанит по окну, и думала о Бене Каррингтоне. Богатый, удачливый, благополучный. Но почему-то все время задумчивый. Какие-то проблемы, подумала она. Меньше всего ей это нужно в ее уже и без того запутанной жизни. Тем не менее, простое прикосновение его пальцев взволновало ее больше, чем поцелуи других мужчин.

Все это просто от исключительности этого места, сказала она себе. Она снова дает волю своему бурному воображению. Он не был каким-то романтическим, закаленным в боях, уставшим от жизни героем. Скорее всего это просто деловой, унылый, поглощенный в свои мысли, занятый своей особой, эгоцентричный человек, убежденный, что ему принадлежит по праву все хорошее, что досталось.

Но все же он заинтриговал ее.

Зазубренный клинок молнии пронзил тьму. Через несколько мгновений последовал раскат грома, от которого Энни вскочила на ноги. Старый дом содрогнулся, словно его встряхнула гигантская рука.

Она в темноте побежала через комнату, нащупала дверь. Распахнула ее и увидела жуткий белый силуэт, приближающийся к ней. Энни вскрикнула.

— Эй! — Бен довольно грубо схватил ее за плечо. — С вами все в порядке?

— Гром. У него был такой звук… — Она остановилась и проглотила слюну. Ей стало стыдно за свое поведение, но она была неспособна контролировать себя.

Он поднял свечу, чтобы увидеть ее глаза, которые оказались широко раскрытыми от страха.

— Да, я тоже слышал. Звук был такой, будто молния во что-то ударила.

— Меня чуть не вышвырнуло из кровати.

— Ладно. — Он по-прежнему держал руку на ее плече, стараясь не обращать внимания на возникшие при этом ощущения. Она выглядела чуть уставшей, но невероятно соблазнительной. — Давайте проверим.

Он провел ее назад в комнату, и они выглянули в окно, но ничего не разглядели.

— Я не вижу ни горящих деревьев, ни искрящихся проводов. Думаю, у нас все в порядке. — Бен поднес пламя своей свечи к свече на ее ночном столике и зажег ее. Когда он увидел постель, то сразу представил, как на ней лежала Энни, и был удивлен волной тепла, прокатившейся по его телу.

Ему нужно уйти из этой комнаты, причем срочно.

— Просто, чтобы быть уверенным, я, пожалуй, поднимусь на чердак и взгляну.

— Если вы не возражаете, я бы хотела пойти с вами. — Ей уже было все равно, слышит ли он дрожь в ее голосе, видит ли, как трясутся ее руки. Она боялась оставаться одна в комнате, которая так напугала ее.

— Конечно. — Он подал ей свечу. — Держитесь поближе. Энни последовала за ним по коридору до какой-то двери. Когда он открыл ее, огонь свечи заметался от внезапного сквозняка.

Они поднялись по лестнице, обходя паутину. Взойдя наверх, осмотрелись. Пол был завален сундуками, ящиками, пачками пожелтевших газет и фотографий.

Бен поднял свечу и изучил потолок.

— Никаких следов пожара. Ни малейшего запаха дыма. Думаю, можно с уверенностью предположить, что молния не попала в дом.

— Вы меня успокоили. — Повернувшись, она заметила открытый сундук возле лестницы. Шляпа с пером лежала поверх черного атласного плаща. — Что это такое'

— Пережитки прошлого. — Бен улыбнулся. — Помню, как в дождливые дни играл здесь. Когда я надевал эту шляпу, то становился героем, который картонным мечом сражался за правду и справедливость.

Она улыбнулась, представив себе эту картину. У нее сохранились подобные впечатления от дома бабушки.

— А злодеем вы никогда не были? Его улыбка исчезла.

— Нет. Это всегда была роль моего брата. Он считал, что героем быть скучно, а вот злодеем — забавнее всего. Если и было что-то, что умел делать Уин, — так это забавляться.

Он резко отвернулся, губы его сжались.

— Идем?

Энни спускалась за ним вниз по ступеням, думая об этом внезапном изменении настроения.

Достигнув второго этажа, они пошли дальше, в главный зал, куда их поманил свет камина.

Когда они проходили мимо высоких напольных часов, Бен остановился.

— Странно.

— Что? — Энни повернулась к нему.

— В течение семидесяти лет часы не отставали и не спешили ни на минуту.

Энни подняла бровь. Часы остановились в семь сорок пять.

— Это было несколько часов назад. Бен кивнул.

— Сразу после первого удара грома. Но почему? Ведь они работают не на электричестве.

Энни пожала плечами.

— Может, батарейки сели.

— Здесь не нужны батарейки. Они заводятся при помощи, этих гирь. Видите?

Он потянул за цепь, но ничего не произошло.

Озадаченный, Бен поднес свечу ближе, изучая механизм. В этот момент в окна ударил порыв ветра, загасив обе свечи. Если бы не огонь камина, они бы оказались в полной темноте.

— Пойдемте. — Бен направился к камину и зажег несколько свечей.

Он кивнул на виски на столе.

— Хотите выпить? Она покачала головой.

— Нет, спасибо. Я бы выпила кофе. Но, думаю, без электричества об этом не может быть и речи.

Он немного подумал, потом сказал:

— Я сейчас.

Через несколько минут он вернулся с медным чайником и двумя чашками.

— В кофейнике еще оставалось немного кофе. Думаю, мы сможем подогреть его.

Вскоре комнату наполнил чудесный аромат. Бен наполнил чашки и подал ей одну.

— Ммм. — Энни отпила кофе и подняла свою чашку, словно провозглашая тост. — Чудесно. Я чувствую себя намного лучше.

— Да. Я тоже. — Особенно сейчас, отметил он про себя, когда у него была возможность полюбоваться этими длинными ногами, прежде чем она подогнула их под себя, устроившись на диване.

Поставив кофе, подбросил в огонь еще одно полено. Потом взял чашку и присоединился к ней.

— Еще не готовы идти спать? Она покачала головой.

— Кажется, я еще слишком нервничаю. Думаю, я еще никогда не слышала такого грома, который бы потряс дом до основания.

— Может быть, это потому, что мы находимся так близко к воде. Хотя я тоже не припоминаю такого сильного шторма. — Он выпил свой кофе и бросил взгляд в ее сторону. — Мне понравилась эта вещь, которую вы надели на ночь. Ни разу не видел, чтобы «Пакерсы» (Популярная команда по американскому футболу («Packers») из города Грин Бэй (штат Висконсин), основана в 1919 г.; судя по всему, на Энни была форменная футболка именно этой команды) выглядели так классно в своей форме.

Эта неожиданная шутка заставила ее рассмеяться.

Какой чудесный смех, подумал он. Нежный, светлый, звонкий, как колокольчик. От этого ему стало легче на сердце.

Он старался не думать о том, как туго обозначилась ее грудь под облегающей рубашкой.

— Расскажите мне о себе, Энни Тайлер.

— Рассказывать особо нечего. Я выросла в Санта-Барбаре.

— Очень красивое место. Братья или сестры есть? Она покачала головой.

-только я. Мои родители погибли, когда мне было пятнадцать.

— Как?

— Авиакатастрофа. Они летели осматривать очередной земельный участок, продажей которого собирались заниматься. — Она отхлебнула кофе с задумчивым видом. — Бабушка — вот и вся моя семья, которая осталась. Она прилетела, чтобы утешить меня, да так и осталась на следующие три года, пока я не поступила в колледж. Потом она вернулась домой, в Мэн, а я поехала в Смит. И последние два года, после того как она перенесла удар, уже была моя очередь помогать ей.

Она сказала все это просто, не вдаваясь в детали, но Бена заинтересовало то, что она опустила. У нее могла бы быть карьера. Свое жилье. Своя жизнь. Но она просто упаковала вещи и отправилась в Мэн, чтобы быть с бабушкой, не думая о том, от чего отказывается.

— Почему вы здесь остались? Почему не вернулись в Нью-Йорк?

Энни пожала плечами.

— Надо еще кое— что закончить. — Она вспомнила о все еще неоплаченных долгах, о тех нитях в своей жизни, которые оказались оборваны, и об одиночестве, которое иногда ощущала при мысли о том, что она последний член семьи, оставшийся в живых. — Кроме того, я решила, что мне нравится Транквилити. Люди. Темп жизни. Постепенно это место становится моим домом. — Она повернулась к нему. — А вы какое место считаете своим домом?

— Главным образом Сан-Франциско. У меня там жилье. И еще одно в Нью-Йорке. Но ни одно из них не считаю своим домом.

-тогда почему там остаетесь? Он пожал плечами.

— Моя работа, из-за нее я мотаюсь с побережья на побережье. Может быть, это и к лучшему. Нет времени беспокоиться.

— Беспокоиться о чем?

Окорнях, подумал он. Но вслух лишь сказал:

— Я сказал «беспокоиться»? Наверное, тут лучше подходит слово «скучать».

— Легко поддаетесь скуке?

— Не знаю. Не было времени проверить. — Он встал, чувствуя себя неловко из-за того, что приходилось говорить о себе. — Есть хотите?

— Немного. Но ведь ничего нельзя приготовить.

— Хотите поспорить? — Он показал на камин. — Мы ведь нагрели кофе, так ведь? Кроме того, мы можем найти что-нибудь этакое, что не нужно готовить. Что вы предпочитаете? — Он взял свечу и первым пошел на кухню.

— Что-нибудь попроще. — Энни взяла свою свечу и последовала за ним.

Он открыл холодильник.

— Мама была здесь на прошлой неделе вместе со своей экономкой, Розой и парой сотрудников, чтобы сделать опись мебели. Насколько я знаю свою мать, после нее остается еды столько, что можно накормить армию. — Он усмехнулся. — Если только в этой армии одни гурманы. У матери слабость к шампанскому и икре.

Энни вздохнула.

— Мне понравилось, как говорила ваша мама.

— Она бы вам понравилась. Она может быть довольно непредсказуемой. Не выносит дураков. Но у нее чудесное чувство юмора.

— И изысканный вкус. — Энни рассматривала серебряный кофейный сервис, искусно выставленный за стеклянными дверцами шкафа. У бабушки был точно такой же, фамильная ценность. У нее сердце разрывалось, когда она продала его. И дом. Но медицинские счета оставляли мало выбора и еще меньше гордости.

— Ага. Вот. — Бен достал целую коллекцию сыров. — Это нам не нужно готовить. Вы что любите? У нас есть бри, чеддер, гауда.

— Бри.

— Я тоже выбираю его. — Он вернул остальные сыры в холодильник, потом поискал на полках в буфетах, пока не наткнулся на упаковку тонких вафель.

Энни достала нож, тарелку и маленькую серебряную корзинку для вафель.

Бен рассмеялся, когда обнаружил круглую консервную банку.

— Добрая заботливая мама. Я знал, что у нее припасено что-нибудь для ее сладкоежки. Как насчет птифуров на десерт?

— Отлично. — Энни подала ему нож, и он вскрыл банку. Потом они понесли свои сокровища в большой зал, где расставили их на кофейном столике.

Бен устроился на диване и смотрел, как Энни намазывает бри на вафлю перед тем, как подать ему.

Он попробовал и издал вздох наслаждения.

— Великолепно.

Энни кивнула, откусив свою вафлю.

— Вижу, чтобы сделать вас счастливым, много не нужно. Сыр, вафли, кофе, огонь в камине…

— Да, в этом что-то есть — чувствовать себя в тепле и хорошо накормленным. — Он тихо засмеялся, откинувшись назад и явно наслаждаясь. — Прислушайтесь к ветру и дождю снаружи. Я просто счастлив, что сейчас не в море на своей лодке.

— Или не стоите на якоре в какой-нибудь бухте. Вам бы пришлось провести довольно тяжелую ночь.

— Это было бы не в первый раз. Я провел немало ночей в море во время штормов.

Энни сделала глоток кофе.

— Значит, вы не просто моряк-любитель на выходные дни? Он хмыкнул.

— Думаю, сейчас я таковым и являюсь. Но когда я был моложе, я серьезно мечтал бороться в составе какой-нибудь команды за кубок Америки.

— Неужели? — Она повернулась и внимательно посмотрела на него, его тело спортсмена. Худощавое. Мускулистое. В его поведении сквозила небрежная уверенность человека, который гордится всем, что делает. — Как интересно. И почему вам это не удалось?

— Это бы означало провести в Новой Зеландии год — по меньшей мере. А у моего отца уже были проблемы со здоровьем. Уехать — было бы несправедливо по отношению к семье. Так что я отказался.

— Когда-нибудь сожалели об этом?

Он покачал головой.

— Нет. Отец умер через шесть месяцев. И я всегда буду благодарен за то время, которое мы провели вместе. Эти полгода были особенно приятными. Мы очень многое узнали друг о друге, о самих себе, и я всегда буду это ценить. И никакой приз в мире не мог бы значить для меня больше.

Энни кивнула, тронутая его словами..

— У меня то же самое. Мои друзья не могли понять, как я могла отказаться от карьеры в Нью-Йорке и переехать в такой город, как Транквилити, чтобы ухаживать за бабушкой. Но вся суть в том, что я ни от чего не отказывалась. Я получила гораздо больше, чем отдала.

Бен намазал сыр на вафлю и предложил ей. Когда их пальцы соприкоснулись, он улыбнулся.

— Приятно встретить кого-то, кто тебя понимает. Таких людей немного.

Она вздохнула, стараясь не обращать внимания на прилив тепла от его прикосновения.

— Думаю, нужно пережить что-то подобное, чтобы понять.

— Как и любовь. — Ну вот, а это откуда взялось? Бен не собирался произносить эти слова вслух. Он бросил на нее косой взгляд. — Вы когда-нибудь любили?