— Но это так странно! Каким образом я теперь могу видеть эту надпись, хотя, когда осматривала амулет в первый раз, ее там не было?

Он мгновение помолчал.

— Хм-м. А ты хоть раз взглянула на внутреннюю сторону ободка с тех пор, как Грейс снова надела амулет на твое запястье в больнице?

Я задумалась. Столько всего произошло за те короткие недели, которые миновали после того, как я едва не погибла от рук сестры Кэллума. Она украла амулет, а затем заставила меня поверить, что уничтожила его. Едва я в конце концов сумела заполучить его обратно от ее сообщника, моего бывшего бойфренда Роба, как сразу же надела его на запястье и с тех пор не снимала. Опасность — это, конечно, плохо, но отсутствие возможности общаться с Кэллумом — это еще хуже, намного хуже. Без амулета я не могла позвать его, не могла видеть его в зеркалах, желать его легчайшие прикосновения. Я никогда не чувствовала себя такой одинокой, как в те дни, когда амулет был не со мной.

Когда Кэтрин украла все мои воспоминания, чтобы спастись от существования в качестве Зависшей, Кэл-лум сумел скопировать их и спас мне жизнь, Теперь, нося амулет, я могла видеть эмоции, которые испытывали люди. Когда тот или иной человек был счастлив или предавался приятным воспоминаниям, у него появилась аура различных оттенков желтого цвета, яркие искорки счастья, которые плясали над его головой, как светлячки. Гнев и злость проявлялись как красные облачка, а у людей, чувствующих себя несчастными, головы окутывала фиолетовая дымка. Глядя на толпу авиапассажиров, чей рейс был отложен, я в основном видела красные облачка над головами взрослых и желтые огоньки, танцующие над головами детей.

Что-то в процессе перенесения моих воспоминаний из амулета Кэллума обратно в мой мозг подарило мне эту нежданную способность, и я получала от нее немалое удовольствие. Теперь я могла видеть, когда у моих друзей минорное настроение и их надо развеселить и подбодрить, а также определять, не сердится ли из-за чего-то моя мама. Быть может, именно благодаря силе амулета я смогла увидеть и эту загадочную надпись на внутренней стороне его ободка.

— Если не считать того времени, когда он, будучи украден, находился в чужих руках, я не снимала его ни на секунду, так что я не смотрела на внутреннюю часть, — призналась я. — Но вполне вероятно, что и способность видеть эту надпись я тоже получила от тебя. На нашем бледном отражении в толстом листовом стекле окна я видела, как он смотрит на амулеты на наших совмещенных друг с другом запястьях. Странный голубой, похожий на опал камень на моем амулете сиял в ярком свете, и золотые крапинки в нем играли всякий раз, когда я двигала рукой.

— Интересно, какие еще способности проявятся у тебя благодаря амулету? — прошептал Кэллум. — Какие еще странные таланты ты у себя обнаружишь?

— Кто знает? — сказала я, постаравшись произнести это как можно более небрежно, потому что мне совсем не хотелось обсуждать эти свои новые возможности. Только не сейчас, не посреди аэропорта. К тому же, прежде чем заговорить на эту тему, мне еще надо было провести кое-какие изыскания. — Я спрошу про эту надпись у Джоша — по-моему, в школе он немного изучал латынь. Или погуглю ее, когда мы заселимся в отель.

— Смотри — твоя мама машет тебе рукой. Думаю, вам всем сейчас надо будет пройти на посадку. Когда ты хочешь попрощаться — сейчас или в самолете?

— Как же мне жаль, что ты не можешь полететь со мной, — проворчала я.

— Я знаю, но, судя по всему, ты сможешь отлично провести там время. Две недели тебе надо будет только есть, спать и заниматься сёрфингом — чего еще можно пожелать?

— Тебя, дурачок. Вот что мне нужно, и не делай вид, будто этого не знаешь.

— Обещаю, когда ты прилетишь обратно, я буду встречать тебя здесь.

— Я люблю тебя, Кэллум, люблю больше всего на свете.

— А я тебя. Смотри, твоя мама уже идет сюда — тебе пора идти. Не успеешь оглянуться, как я уже буду встречать тебя здесь. — Я почувствовала легчайшее прикосновение его губ к своей щеке.

— До свидания, — вздохнула я. — Как бы мне хотелось иметь возможность обнять тебя и попрощаться так, как и следует прощаться влюбленным.

— Желаю тебе хорошо провести время, моя красавица. Я люблю тебя. — Его чудесный голос сказал это в моей голове, а затем ощущение покалывания резко прекратилось.

* * *

Полет прошел спокойно и занял немало времени, так что я могла без помех обдумать свой план. Я знала, что именно благодаря мне Зависший по имени Лукас вырвался из своего ужасного мира, полного отчаяния и тоски. Но я не знала, что случилось с ним потом: если, как я надеялась, он сейчас жив, это значит, что я смогу таким образом освободить и Кэллума. Но если из-за меня Лукас умер окончательно… я должна буду это выяснить, чтобы знать наверняка. Последние недели я потратила, обшаривая Интернет в поисках какой-нибудь полезной информации, но там не было ничего насчет того, что его тоже выловили из реки, как в свое время выловили Кэтрин. Так что осуществление моего плана по возвращению Кэллума к настоящей жизни и нашему с ним соединению в моем мире было отложено до того момента, когда я уверюсь, что ему не грозит смерть. И тогда я уже буду уверена, что мне больше никогда не придется встречаться и говорить с Кэтрин. Похоже, она знала, как можно освободить всех Зависших, и считала, что мне без нее не обойтись. Сознание того, что я прекрасно могу обойтись и без нее, давало мне приятное чувство довольства собой. Оставшуюся часть полета я думала о Кэллуме и представляла себе, как здорово было бы, если бы он мог полететь со мной в Испанию, и как хорошо нам всегда вместе.

В отель мы прибыли, когда день уже клонился к вечеру, и мы с Джошем отправились на пляж. Погода оказалась просто идеальной — было все еще тепло, но дул легкий ветерок, так что нас не мучила жара. Пляж был длинен и широк, а море — испещрено пятнами разноцветных кайтов [Кайт (англ. «kite») — воздушный змей.], носящихся то туда, то сюда, поскольку тем фактом, что дул бриз, пользовались опытные кайтсёрферы, возносясь в воздух и кружась над волнами. Как всегда, я поражалась тому, что ни один из них не запутывается в веревках кайта, который тянет за собой кайтборд [Кайтборд — (англ.) — доска для кайтсёрфинга.], но все они были слишком искусными мастерами в этом виде спорта. Каждые несколько минут какой-нибудь кайтсёрфер без видимых усилий брал курс на берег и, подплыв к нему, одним плавным движением подхватывал свою доску и направлял воздушный змей на пляж, где множество хорошо сложенных красивых людей были готовы прижать его к песку. Сделать здоровому спортивному образу жизни лучшую рекламу, наверное, было бы нелегко.

Мы с Джошем прошли по песку дальше, пока не добрались до того места, где кайтсёрферы-новички учились контролировать свои воздушные змеи, которые были немного меньше, чем у тех, кто занимался кайтсёрфингом уже достаточно давно. Пока мы шли, я не могла не предаться одной из моих самых любимых фантазий о том, как мы с Кэллумом вдвоем идем по пляжу, держась за руки, и я смотрю, как его золотистые волосы блестят на солнце, и чувствую прикосновение сильных пальцев, переплетенных с моими. Он был достаточно красив и атлетичен, чтобы легко вписаться в ту картину, которую я видела вокруг — мужчины и женщины с ухоженными спортивными телами, лежащие на песке. Я снова начала гадать, сколько еще времени пройдет, прежде чем я смогу воплотить свой план в жизнь, план, который позволит ему вырваться из жуткого мира и даст нам возможность быть вместе в полном смысле этого слова.

— Макс должен ждать где-то здесь, — заметил Джош, прервав мои сладкие мечты. — Он сказал мне, что его урок кайтсёрфинга заканчивается примерно в это время. Ты его нигде не видишь?

— Нет, — ответила я, щурясь, поскольку, хотя солнце уже стояло низко над горизонтом, его лучи еще были ярки.

В наш разговор вклинился низкий мужской голос. — Алекс и Джош! Давненько я вас не видел!

Я удивленно оглянулась и увидела стоящего за нашими спинами незнакомца. Он спустил свой гидрокостюм до бедер, так что стал виден его безупречный брюшной пресс; он оказался намного выше меня, и его темные волосы были небрежно откинуты со лба назад.

— Макс? — изумилась я, когда они с Джошем обнялись.

— Привет, Алекс. — Он повернулся ко мне и ослепительно улыбнулся, обнажив великолепные зубы. Я почувствовала, как у меня отвисает челюсть — от того странноватого подростка, которым он был несколько лет назад, не осталось и следа. Теперь Макс мог бы работать моделью для рекламы снаряжения для сёрфинга. У него был совершенно потрясающий вид.