Том закончил застегивать комбинезон и жизнерадостно улыбнулся.

— Ну, давайте глянем, что у нас тут.

Натягивая латексные перчатки, мы направились ко входу в коттедж.

3

Двери коттеджа были закрыты. Гарднер чуть задержался. Свой пиджак он положил на столик с комбинезонами, натянул бахилы и перчатки, а потом и хирургическую маску. Я видел, как он набрал в грудь побольше воздуха, прежде чем открыть дверь в коттедж и впустить нас внутрь.

Мне доводилось видеть самые разные трупы. Я знаю, как пахнет смерть на разных стадиях разложения, даже умею различать стадии по запаху. Мне попадались тела, сгоревшие до костей, превратившиеся в мыльную массу от воздействия воды. Все это малоприятно, но является непременной составляющей моей работы, и я полагал, что давно ко всему привык.

Но такого, как здесь, я сроду не встречал. Вонь стояла такая густая, что, казалось, ее можно пощупать. Тошнотворный сладковатый запах разлагающейся плоти был настолько концентрированный, что пробивался сквозь ментол у меня под носом с такой легкостью, словно я ничем и не мазал. В коттедже роились тучи мух, жизнерадостно жужжа вокруг нас, но они казались сущей ерундой по сравнению с царившей тут жарой.

Внутри коттеджа было как в сауне.

— Бог ты мой… — поморщился Том.

Мы оказались в небольшом, скудно обставленном помещении. Работающие тут криминалисты на секунду оторвались от своих занятий, чтобы поглядеть на нас. Закрытые ранее занавески раздвинули, чтобы впустить сюда дневной свет через окна, расположенные по обе стороны от двери. Покрашенные черной краской доски пола были прикрыты ткаными ковриками. Над камином на одной стене висела пара пыльных оленьих рогов, возле другой находились металлическая раковина, плита и холодильник. Остальные предметы — телевизор, софа и кресла — были небрежно сдвинуты в сторону, освобождая центр комнаты, где оставался только небольшой обеденный стол.

На котором и было тело.

Обнаженное, лежащее навзничь, руки и ноги свисали по краям стола. Раздувшийся от газов торс походил на раскрытую битком набитую спортивную сумку. С него на пол сыпались личинки, и их было так много, что копошащаяся масса походила на кипящее молоко. Рядом со столом находился электрообогреватель, и все три его лампы светились желтым светом. У меня на глазах одна личинка упала прямо на них и мгновенно превратилась в дым.

Дополнял картину стул со спинкой, стоявший у головы жертвы. Это выглядело вполне невинно, если не задумываться, для чего он там, собственно, поставлен.

Кто-то хотел хорошенько рассмотреть результат своего деяния.

Наша группа так и застыла в дверях. Даже Том казался ошарашенным.

— Мы все оставили в том же состоянии, как и нашли, — пояснил Гарднер. — Подумали, что ты сам захочешь измерить температуру в помещении.

В моих глазах он сразу вырос на пару пунктов. Температура — очень важный фактор для определения времени, прошедшего с момента смерти, но мало кто из следователей, с которыми мне доводилось иметь дело, вспомнил бы об этом. Хотя в данном случае я бы предпочел, чтобы Гарднер оказался менее скрупулезным. Сочетание жары и вони было просто невыносимым.

Том рассеянно кивнул, он уже полностью сосредоточился на трупе.

— Поможешь, Дэвид?

Я поставил кейс на чистое место на полу и раскрыл его. Том носил с собой практически то же оборудование, что и несколько лет назад, когда мы познакомились. Все далеко не новое и аккуратно разложено по местам. Но, будучи в душе консерватором, он все же признавал пользу новых технологий. Том сохранил свой старый ртутный термометр, элегантное творение инженерной мысли из стекла и металла, но рядом лежал вполне современный цифровой. Я включил его, на дисплее замелькали цифры.

— Сколько вы тут еще пробудете? — спросил Том у Гарднера, покосившись на работающие в комнате фигуры в белых комбинезонах.

— Еще некоторое время. Тут слишком жарко, чтобы задерживаться надолго. У меня один агент уже сознание потерял.

Том склонился над трупом, тщательно обойдя кровавые пятна на полу. Он поправил очки.

— Температуру измерил, Дэвид?

Я глянул на дисплей. Меня уже начал заливать пот.

— Сорок три и пять.

— Теперь уже можно выключить этот чертов обогреватель? — спросил один из криминалистов, здоровенный мужик с пивным брюхом, обтянутым комбинезоном. Видимая за маской часть его физиономии была красной и потной.

Я глянул на Тома. Тот кивнул.

— Окна тоже можно открыть. Свежий воздух тут не помешает.

— Слава тебе Господи, — выдохнул здоровяк, выключая обогреватель. Как только лампы потускнели, он тут же раскрыл все окна настежь. Свежий воздух полился в коттедж, и раздались облегченные вздохи присутствующих.

Я подошел к Тому, внимательно рассматривающему тело.

Гарднер нисколько не преувеличивал: убийство, вне всякого сомнения. Конечности жертвы, свисавшие по сторонам стола, были привязаны к ножкам клейкой лентой. Кожа натянута как на барабане и приобрела цвет старой дубленой, что усложняло определение этнической принадлежности. Светлая кожа после смерти темнеет, а темная, наоборот, зачастую светлеет, смешивая цвет и расу. Куда более очевидными были разрезы. Конечно, кожа трескается, когда тело начинает разлагаться и его распирают газы, но эти разрезы явно не были естественного происхождения. Высохшая кровь заляпала стол вокруг тела и коврик на полу. И лилась она из открытой раны, может быть, даже не одной, из чего следовал вывод, что как минимум некоторые травмы эпидермиса произошли, когда жертва была еще жива. Этим же объясняется и огромное количество личинок падальной мухи, поскольку эти мухи откладывают личинки в каждое отверстие, которое найдут.

Но даже с учетом всего этого я не припоминал, чтобы прежде видел такое количество личинок с одного тела. Рядом с трупом аммиачный запах был почти невыносим. Личинки заполонили глаза, нос, рот и гениталии, так что даже пол жертвы невозможно было определить.

Я поймал себя на том, что слежу глазами за тем, как они копошатся в дырке на животе, отчего кожа вокруг шевелилась как живая. И невольно прижал рукой свой собственный шрам.

— Дэвид? Ты в норме? — тихо спросил Том.

Я с трудом оторвал глаза от трупа.

— Да.

И начал доставать из кейса баночки для образцов.

Я ощутил на себе его взгляд. Но Том не стал продолжать тему и повернулся к Гарднеру.

— И что нам известно?

— Негусто. — Голос Гарднера приглушала маска. — Тот, кто это сотворил, очень методичен. Никаких следов в крови — значит, убийца тщательно следил, куда ставит ноги. Коттедж был арендован в прошлый четверг неким Терри Лумисом. Никакого описания. Резервирование и оплата по кредитке сделаны по телефону. Голос мужской, акцент местный, и этот малый попросил, чтобы ключи оставили под ковриком у двери коттеджа. Сказал, что приедет поздно.

— Удобно, — сказал Том.

— Очень. Похоже, они тут не очень-то озабочены бюрократией, лишь бы бабки платили. Аренда коттеджа закончилась сегодня утром, и когда ключи не вернули, управляющий пришел, чтобы все проверить и убедиться, что ничего не пропало. Местечко такое, как видишь, что его беспокойство вполне понятно. — Он окинул взглядом ветхий коттедж.

Но Том пропустил эту реплику мимо ушей.

— Коттедж был арендован только с прошлого четверга? — уточнил он. — Ты уверен?

— Так сказал управляющий. Дата совпадает с датой регистрации заявки и оплаты по кредитке.

— Не может такого быть, — нахмурился Том. — Это же всего пять дней назад.

Я думал о том же. Разложение зашло слишком далеко для столь короткого промежутка времени. Плоть уже приобрела творожистую консистенцию, начался процесс брожения и разложения, и потемневшая кожа сползала с нее как мятый костюм. Конечно, электрообогреватель мог ускорить процессы до определенной степени, но это не объясняло наличия огромного количества личинок. Даже в разгар летней жары и во влажном климате Теннесси требуется не меньше семи дней, чтобы разложение дошло до такой стадии.

— Когда его нашли, двери и окна были закрыты? — машинально спросил я Гарднера. Не тот случай, чтобы продолжать молчать.

Тот недовольно поджал губы, но все же ответил:

— Закрыты, заперты и занавешены.

Я отмахнулся от вьющихся перед лицом мух. Несмотря на свой немалый опыт, я так и не смог к ним привыкнуть.

— Слишком много насекомых для закрытого помещения, — сказал я Тому.

Он кивнул. Пинцетом аккуратно снял личинку с трупа и поднес к свету, чтобы рассмотреть.

— Что скажешь?

Я пригляделся. У личинок мух три стадии развития, называемые возрастными, за которые личинки постепенно увеличиваются в размере.

— Третья стадия, — сказал я. Это означало, что личинке как минимум шесть дней, а может, и больше.

Том кивнул, бросив личинку в маленькую баночку с формальдегидом.

— А некоторые уже начали окукливаться. Значит, смерть наступила шесть или семь дней назад.

— Но никак не пять, — добавил я. Рука невольно опять потянулась к шраму, но я удержался. Давай же, соберись! Я заставил себя сосредоточиться на том, на что смотрю. — Полагаю, его убили где-то в другом месте и привезли сюда уже мертвым.