«Уж конечно, — не без горечи подумал юноша, — у Макрона-то все совсем по-другому. Макрон стал центурионом после десяти лет службы и чувствует себя в роли командира как рыба в воде. Уж ему-то не пришлось никому ничего доказывать: одни боевые шрамы, покрывающие тело, служат достаточным свидетельством его отваги в бою».

Вдобавок внешне Макрон являл собой полную противоположность юному другу: низкорослый, но крепкий, поперек себя шире. Лишь раз взглянув на него, любой легионер мигом понимал: если дорожишь зубами, этого центуриона лучше не сердить.

— Ну и когда наконец начнется этот проклятый инструктаж? — ворчливо произнес Макрон, прихлопнув между делом комара, пристроившегося на его колене.

— Встать! Смирно! — раздался громовой голос префекта лагеря. — Прибыл легат!

Центурионы повскакивали с мест и вытянулись, когда в шатер, откинув боковой полог, вошел командир Второго легиона. Веспасиан был могучего телосложения, с бородатым, резко очерченным лицом. Никак не красавец, хотя нечто в его облике располагало. Во всяком случае, никто не видел на его лице холодной, высокомерной отстраненности, обычной для сенаторского сословия. Впрочем, поскольку командир сам лишь недавно выдвинулся из сословия всадников, а дед его и вовсе служил центурионом под началом Помпея Великого, то, несмотря на высокий ранг, между ним и его подчиненными не лежала такая же глубокая пропасть, как между простолюдинами и знатью. Это сказывалось на отношении подчиненных: бойцы любили умелого и удачливого командира. На долю Второго легиона, сражавшегося под его началом, выпало больше славы и успеха, чем на долю любого другого подразделения армии Плавта.

— Вольно! Прошу садиться.

Веспасиан выждал, пока в шатре воцарится тишина, которую нарушал лишь доносившийся извне гул лагеря, затем стал рядом с картой и откашлялся.

— Итак, от завершения кампании нас отделяет лишь день. Сейчас войско Каратака в полном составе движется в западню, где их всех ждет полное уничтожение. Как только войско будет разгромлено, а Каратак убит или пленен, нам не составит труда подавить сопротивление непокоренных племен.

— Ага, один день, как же, — шепнул Макрон. — Знакомая песня, сколько раз я ее уже слышал.

— Тсс! — шикнул Катон.

Убедившись, что все взоры обращены к нему, легат командирским жезлом указал на карту:

— Сейчас мы находимся вот здесь, недалеко от реки. Наши разведчики из племени атребатанов сообщают, что эту территорию местные называют «три брода» — по очевидным причинам. — Он поднял жезл и указал на участок к северу от бродов. — Каратак отходит под натиском командующего Плавта, и его войско неминуемо прибудет вот сюда, к бродам. До сих пор он не позволял втянуть себя в сражение: когда легионы под командованием Плавта приближались, Каратак попросту отводил силы вглубь острова. Все к этому привыкли, и Каратак считает, что мы и на сей раз будем ждать от него того же маневра. Однако на самом деле он задумал нечто совершенно иное. Он собирается переправиться по трем бродам через реку и таким образом зайти в тыл нашей армии и отрезать ее от Лондиниума, основной базы снабжения. Конечно, даже в случае успеха этой затеи она не обеспечит ему победу, но положение легионов основательно осложнится, и на то, чтобы вернуть все хотя бы к нынешнему раскладу сил, потребуется не меньше нескольких месяцев.

Однако, как уже догадались самые наблюдательные из вас, глядя на карту, этот тактический ход врага связан с огромным риском. Три брода расположены на широкой петле Тамесиса. Если их перекрыть, когда к горловине петли подойдут легионы командующего, Каратак окажется прижатым к реке, в ловушке. Отступать будет невозможно: ему придется либо сдаться, либо принять бой.

Завтра на рассвете Второй легион выступит к бродам и станет у переправы. Мы установим на дне реки заграждения, вобьем в дно острые колья и займем оборонительные позиции на берегу. Основные силы Каратака попытаются переправиться по этим двум направлениям, здесь и здесь. Броды широки, чтобы их надежно перекрыть, потребуется выделить значительные силы. Итак, Первая, Вторая, Четвертая и Пятая когорты выступят к броду ниже по течению. Поведу их я сам. Шестая, Седьмая, Восьмая, Девятая и Десятая когорты под командованием префекта лагеря Секста будут оборонять брод выше по течению.

Веспасиан переместился вдоль карты и легонько постучал жезлом по нужной точке.

— Третьим бродом Каратак, скорее всего, не воспользуется вовсе: он самый узкий, а течение на этом участке гораздо сильнее. Однако нельзя исключить, что для ускорения переправы он направит часть своих сил сюда, а мы ни в коем случае не должны позволить ему переправиться. За этот участок отвечает Третья когорта. Что скажешь, Максимий, твои ребята справятся?

Все головы повернулись к тому ряду, где сидел Катон. С противоположного края находился центурион когорты, в которой служили Макрон с Катоном, — воин с длинным, выступающим на худощавом лице носом. Поджав губы, он кивнул:

— Ты всегда можешь положиться на Третью, командир. Мы тебя не подведем.

— На это я и рассчитываю, — улыбнулся Веспасиан. — Потому и поручаю вам дело, с которым вряд ли справились бы преторианцы. Помни, никто из врагов не должен переправиться на наш берег. Чтобы быстро завершить кампанию, мы должны полностью их уничтожить. У меня всё. Вопросы будут?

Катон обвел взглядом ряды в надежде, что кто-нибудь поднимет руку, но, увидев, что все центурионы сидят неподвижно, нервно сглотнул и вызвался сам.

— Командир?

— Да, центурион Катон?

— Но что, если на каком-то из бродов врагу все же удастся прорваться? Как сообщить об этом другим подразделениям?

— Два кавалерийских отряда будут со мной у первого брода, по одному — с Секстом и Максимием. Если что-то пойдет не так, любое подразделение сможет оповестить остальных, и при необходимости под покровом темноты легион отступит сюда, к укрепленным позициям. Но следует сделать все, чтобы такой необходимости не возникло. Нужно занять хорошие позиции, организовать оборону, добиться того, чтобы каждый легионер проявил себя наилучшим образом. Преимущество на нашей стороне. Во-первых, наше появление будет для них неожиданностью; во-вторых, мы подготовимся к встрече, и даже пресловутая скорость передвижения врага сыграет нам на руку: они торопятся и начнут форсировать реку прямо с марша. Все зависит от нас: встретим их как следует, и тогда новую провинцию можно считать завоеванной. Если кое-где и останутся мелкие очаги сопротивления, подавить их будет не трудно. Мы сможем сосредоточиться на разделе добычи.

Последние слова были встречены одобрительными возгласами, и Катон заметил, как в предвкушении трофеев засверкали глаза его товарищей по оружию. Всем центурионам полагалась доля выручки от продажи в рабство пленников, захваченных в ходе прошлогодней кампании. Однако завоеванная страна попадала в руки императорских чиновников и откупщиков, извлекавших огромные прибыли от работорговли. Несправедливость распределения добычи была предметом постоянных сетований, особенно за выпивкой, и касалась в основном разницы между тем, что доставалось рядовым легионерам и командирам различных рангов. Истинных размеров барышей, которые извлекали для себя всякого рода посредники, большинство воинов себе даже не представляло.

— Еще вопросы будут? — осведомился Веспасиан.

Все молчали, и легат, выдержав паузу, обратился к префекту лагеря:

— Хорошо. Секст, можешь всех отпустить.

Командиры поднялись с мест и вытянулись в струнку. Как только легат покинул шатер, префект лагеря разрешил им удалиться, напомнив, чтобы никто не забыл получить в штабном шатре письменные приказы. Но когда центурионы Третьей когорты уже собрались разойтись, Максимий поднял руку:

— Не спешите, ребята. Сразу после вечерней стражи прошу всех собраться в моей палатке, надо поговорить.

Макрон с Катоном переглянулись, и это немедленно заметил Максимий.

— Двух новых центурионов нашей когорты я спешу заверить, что надолго никого не задержу и тратить попусту ваше драгоценное время не стану.

Катон покраснел.

Некоторое время Максимий молча в упор смотрел на юношу, а потом, расплывшись в улыбке, добавил:

— Просто хочу быть уверен в том, что, прежде чем прозвучит сигнал к первой смене караула, вы оба будете у меня в палатке. Понятно?

— Так точно, командир, — отчеканили оба.

Максимий резко кивнул, повернулся и зашагал к выходу. Макрон с Катоном проводили командира взглядами.

— Что бы все это значило?

Ближайший к ним центурион обернулся, бросил настороженный взгляд в сторону покидавшего шатер Максимия и, лишь когда тот пропал из виду, тихонько сказал:

— На вашем месте я бы держался настороже.

— Настороже? — Макрон нахмурился. — Ты о чем толкуешь, Туллий?

Гай Туллий был старшим центурионом Третьей когорты, главным после Максимия: он служил уже двадцать лет и участвовал во многих кампаниях. Сдержанный и не особо компанейский по натуре, он, однако, первым горячо приветствовал Макрона и Катона после назначения в Третью когорту. Двое других центурионов, Гай Поллий Феликс и Тиберий Антоний, ограничились скупыми словами одобрения, во всяком случае в адрес Катона, и юноша нутром чуял их недоброжелательный настрой. С Макроном дело обстояло иначе: они помнили его еще по тем временам, когда были рядовыми, и относились к нему с уважением, тем паче что командиром он стал раньше их обоих.