Саймон Скэрроу

Пророчество орла

Эта книга посвящается моему другу и соседу Лоуренсу Колтону, погибшему в авиакатастрофе, когда я заканчивал работу над этим романом.

Лоуренс принадлежал к тем немногим, кто не только сам умеет радоваться жизни, но и заражает своей радостью окружающих. Общение с ним было огромным удовольствием для каждого, кому посчастливилось его знать.

Краткие сведения об устройстве Римского военного флота

Римляне не были склонны к проведению военных операций на море и обзавелись постоянным флотом лишь в правление Октавиана Августа (27–14 гг. до Р.Х.). Основные военно-морские силы были разделены на две флотилии, базировавшиеся в Мисено и Равенне, служившей основной морской базой.

Во главе каждой флотилии стоял префект. Этот пост являлся прежде всего административным, и опыт флотоводца не являлся обязательным условием для его занятия.

Префекту подчинялись командиры эскадр, именовавшиеся, на греческий лад, навархами, что свидетельствует о сильнейшем влиянии эллинистической морской традиции. Под началом наварха находилось десять боевых кораблей. Командная должность наварха приравнивалась к должности центуриона в сухопутных войсках. При желании наварх мог ходатайствовать о переводе в легионы на должность центуриона. Старший наварх флотилии, именовавшийся Navarchus Princeps, или первенствующий наварх, занимал положение, аналогичное таковому старшего центуриона в легионе, и в случае надобности являлся техническим советником префекта. Командиры военных кораблей (триер) именовались триерархами. Как и навархи, они выслуживались из рядовых моряков и несли всю полноту ответственности за вверенные им корабли, однако их роль отличалась от роли капитанов современного военно-морского флота. Триерарх отвечал за корабль, его состояние и оснастку и распоряжался корабельной командой. Боевые действия вели расквартированные на кораблях отряды пехоты во главе с центурионами. По этой причине я использую греческие наименования чинов и должностей, а не их английские эквиваленты.

Основу флота составляли корабли, именовавшиеся триерами или триремами. Каждая трирема имела около тридцати пяти метров в длину и шести метров в ширину. На борту находились команда из ста пятидесяти гребцов и матросов и центурия морских пехотинцев.

Существовали более крупные (например, квинквиремы) или, напротив, мелкие (биремы или либурны) корабли, но все имели схожую конструкцию и оснастку и создавались прежде всего как средства ведения боя, благодаря чему при достаточно высокой быстроте и маневренности не отличались отменными мореходными качествами и были решительно не приспособлены для длительных путешествий, так что плавание, продолжавшееся более пары дней, превращалось в сущую муку.

Глава первая

Три корабля приподнялись на мягкой волне, прошедшей под их килями, и на миг, прежде чем корпуса плавно ушли вниз, с высокой рулевой палубы торгового судна открылся вид на Равенну. Судно было зажато между двумя обтекаемыми либурнами и надежно зафиксировано несколькими швартовыми крючьями, переброшенными с кораблей по обе стороны. Пираты с обеих либурн втянули на борт весла, спустили главные паруса и ринулись на палубу купеческого судна. Абордажная схватка была жестокой и кровопролитной: на палубе, как доказательства злобной ярости пиратов, лежали мертвые, искромсанные тела матросов. Темные лужи крови растеклись по истертым до гладкости доскам палубы.

Однако среди погибших валялись тела и пары десятков пиратов, и лицо взиравшего на это с мостика захваченного судна капитана той либурны, что покрупнее, было угрюмым. Захват торгового судна стоил морским разбойникам слишком больших потерь. Обычно стоило атакующим с диким ревом, размахивая оружием, ринуться на палубу обреченного корабля, как его команда в ужасе прекращала и помышлять о сопротивлении. Но на сей раз все вышло иначе.

Команда транспортного судна при поддержке горстки пассажиров встретила атакующих у бортового ограждения, и те получили такой ожесточенный отпор, какого капитан не мог припомнить. И уж какого они точно не встречали в последние месяцы, с неизменным успехом захватывая торговые суда. Вооруженные баграми, крючьями, плотницкими топорами и лишь несколькими мечами, защитники держались до последнего, пока наконец не были смяты намного превосходящим их численно и лучше вооруженным противником.

Более всего внимание капитана привлекли четверо крупных, крепких мужчин в простых коричневых туниках с короткими мечами. Отступив к главной мачте и став спиной к спине, они дрались до конца и, прежде чем с ними удалось справиться, уложили добрую дюжину пиратов. Последнего из них капитан прикончил лично, но тот напоследок ухитрился полоснуть его клинком по бедру. Сталь лишь рассекла плоть: рана была не очень глубокая и не опасная. Ее плотно перевязали, так что она больше не кровоточила, но пульсирующая боль не унималась.

Капитан пиратов спустился с мостика на главную палубу, подошел к мачте, пнул сапогом одно из тел, а потом перевернул его на спину. То был мускулистый, солдатского вида мужчина, с несколькими шрамами на лице. Да и остальные были ему под стать: этим, наверное, и объясняется их умение обращаться с мечами.

Капитан распрямился, продолжая смотреть на мертвого римлянина. Надо думать, легионер, как и его товарищи. От этой мысли капитан насупился еще пуще. Откуда на обычном торговом судне легионеры? И не просто легионеры: судя по тому, как они дрались, отборные воины. Вряд ли это всего лишь случайные пассажиры, возвращавшиеся с Востока. И уж конечно, это они подбили команду на сопротивление, возглавили его и дрались до последней капли крови, даже не помышляя о сдаче. «А жаль», — подумал капитан, который был бы не прочь предложить таким отменным бойцам место в своей команде. Такое случалось: некоторые пленники становились пиратами, а остальных продавали в рабство. Разумеется, капитан имел дело с надежными торговцами, у которых хватало ума продавать таких рабов на невольничьих рынках на другом конце Империи. Легионеры представляли ценность и как пираты, и как рабы — за таких крепких мужчин платили хорошо, а если человеку отрезать язык, ему будет весьма затруднительно пожаловаться на несправедливое обращение в рабство… Впрочем, они все равно приняли смерть. «Погибли ни за что ни про что, — подумал капитан, — если только не были связаны клятвой защищать что или кого-то».

Что же все-таки они делали на борту?

Пиратский капитан потер повязку на бедре и обозрел палубу. Его люди уже открыли люки в трюм и вытаскивали на палубу сундуки, ящики и клети, которые тут же вскрывались и обшаривались в поисках того, что поценнее. Многие обыскивали помещения под палубой, разбираясь с пожитками пассажиров: снизу то и дело доносились глухие удары, треск.

Переступив через валявшиеся под главной мачтой тела, капитан двинулся вперед, куда согнали уцелевших: горстку матросов, по большей части раненых, и нескольких пассажиров. Они настороженно следили за его приближением. Капитан чуть не ухмыльнулся, заметив, как один из матросов, дрожа, пытается сжаться в комок, словно надеясь сделаться незаметным, но постарался, чтобы на его лице не было никакого выражения. Его черные глаза пронизывающе взирали из-под высокого лба, увенчанного всклоченной шапкой темных волос. Нос некогда был сломан и сросся криво; подбородок, губы и щеку пересекал глубокий, длинный, грубо зарубцевавшийся шрам. Капитан прекрасно знал, что его внешность производит должный эффект на тех, кому случается иметь с ним дело, однако все эти повреждения не имели никакого отношения к пиратскому промыслу, которым он занимался уже долгие годы. На самом деле все эти жуткие отметины были с ним с детства, когда родители бросили его в трущобах Пирея, а как, при каких обстоятельствах он их получил, капитан просто не помнил. Зато пассажиры и моряки торгового судна сникли в ужасе, когда столь грозного обличья пират остановился на расстоянии длины меча и вперил в них взгляд своих черных глаз.

— Меня зовут Телемах, я вождь этих пиратов, — произнес он по-гречески, обращаясь к устрашенным морякам. — Кто ваш капитан?

Ответа не последовало: лишь хриплое, нервное дыхание людей, осознающих жестокий и неминуемый конец.

— Я спросил — кто капитан?

Не сводя глаз с пленников, пират потянулся рукой к поясу и неторопливо обнажил фалькату — короткий, изогнутый иберийский клинок.

— Господин, пожалуйста… — прозвучал голос, и глаза Телемаха переместились на говорившего, в страхе отпрянувшего под этим грозным взглядом.

Матрос поднял дрожащий палец и указал на палубу.

— Капитан там, господин… Он убит. Я видел, как ты убил его, господин.

— Вот как? — Губы пирата изогнулись в усмешке. — Который из них?

— Вон тот, господин. У кормового люка, толстый.

Пиратский вожак оглянулся через плечо и в указанном направлении действительно увидел распростертое на палубе тело, выглядевшее очень коротким, потому что было укорочено на голову. Головы поблизости не наблюдалось, и Телемах на миг нахмурился, припоминая момент, когда запрыгнул на палубу торгового судна. Человек, оказавшийся прямо перед ним, — видимо, этот самый капитан, — завопил от ужаса и повернулся, чтобы бежать. Отточенный клинок фалькаты описал в воздухе дугу, почти без сопротивления рассек мясистую шею, и отсеченная голова отлетела за борт.

— Да… припоминаю. — Ухмылка пирата сделалась шире. — Ладно, а кто первый помощник?

Матрос, у которого уже развязался язык, повернулся и кивком указал на стоявшего рядом громадного нубийца.

— Ты?

Пират направил на того острие меча.

Нубиец смерил выдавшего его товарища по команде презрительным, испепеляющим взглядом и неохотно кивнул.

— Выйди вперед.

Первый помощник нехотя повиновался, настороженно поглядывая на Телемаха, которому понравилось, что у нубийца хватает мужества выдерживать его взгляд. По крайней мере, хоть один из выживших настоящий мужчина. Пират указал назад, на тела, валявшиеся под главной мачтой.

— Эти парни — ублюдки, перебившие столько моих людей, — они кто?

— Телохранители, господин.

— Телохранители?

Нубиец кивнул.

— Взошли на борт на Родосе.

— Понятно. И кого они охраняли?

— Римлянина, господин.

Телемах взглянул через плечо нубийца на остальных пленников.

— Ну, и где он?

Нубиец пожал плечами.

— Не знаю, господин. Не видел с того момента, как ваши попрыгали на палубу. Может, убит. Может, свалился за борт, господин.

— Нубиец… — пират подался к нему и заговорил ледяным, зловещим тоном: — Я ведь не вчера родился. Покажи мне этого римлянина, или я покажу тебе, как выглядит твое сердце… Где он?

— Здесь, — донесся из кучки пленников голос, и вперед протиснулся высокий, худощавый мужчина, отмеченный всеми отличительными признаками его народа: темными волосами, оливковой кожей и длинным носом, поверх которого римляне свысока посматривают на остальной мир. На нем была простая туника: явная попытка выдать себя за простого пассажира. Правда, его все равно выдало бы сверкавшее на пальце правой руки дорогущее золотое кольцо с большим, тут же привлекшим внимание капитана рубином.

— Тебе стоило бы помолиться о том, чтобы этот перстенек легко снимался.

Римлянин посмотрел на свой палец.

— Этот? Он передавался в моей семье из поколения в поколение. До меня его носил мой отец, а после меня будет носить мой сын.

— Не будь таким самоуверенным, — хмыкнул капитан, и его изуродованное лицо скривилось в усмешке. — Впрочем, ладно, скажи лучше, кто ты такой. Любой, кто путешествует в сопровождении четверки этаких головорезов, должен быть человеком влиятельным… и состоятельным.

На сей раз усмехнулся римлянин.

— И то и другое: больше, чем ты можешь себе вообразить.

— Сомневаюсь. Когда дело касается денег и сокровищ, воображение у меня весьма богатое. Однако хоть мне и выпало редкое удовольствие побеседовать с культурным человеком, боюсь, времени на разговоры у нас нет. Вполне возможно, что кто-то из наблюдателей в Равенне уже заметил наше маленькое морское приключение и передал донесение местному флотскому командиру; как бы ни были хороши мои корабли, я не уверен, что они одолеют в бою римскую эскадру. Итак, римлянин, кто ты? Спрашиваю в последний раз.

— Ладно. Гай Целлий Секунд, к твоим услугам. — Он склонил голову.

— Ну что ж, прекрасное имя, звучное и благородное. Думаю, столь знатная семья сумеет собрать достойный выкуп?

— Разумеется. Назови сумму — разумную сумму. Она будет уплачена, когда ты высадишь меня с моим багажом на берег.

— Так просто? — Капитан ухмыльнулся. — Мне нужно подумать.

— Капитан! Капитан!

Это кричал пират, выскочивший на палубу из люка, что вел в пассажирские каюты. Он бежал к вожаку, держа в руках что-то, завернутое в гладкую хлопковую ткань.

— Капитан, посмотри! Взгляни на это!

Все взоры обратились к пирату, который, подбежав к капитану, опустился на колени, положил узел на палубу и аккуратно развернул. Внизу находилась шкатулка из гладкого, темного, почти черного дерева, вытертая до блеска, свидетельствовавшего о древности и несчетном множестве прикосновений. Дерево скрепляли золотые ободки, а в места их пересечения были вставлены маленькие ониксовые камеи с изображениями самых могущественных эллинских богов. На крышке красовалась маленькая серебряная табличка с надписью «M. Antonius hic feсit».

— Марк Антоний?

На миг, похоже, пиратского капитана захватила красота вещицы, но потом он профессионально прикинул ее возможную ценность и снова воззрился на римлянина.

— Твоя? — Лицо Гая Целлия Секунда ничего не выражало. — Ладно: скажем так, не твоя… но в твоем распоряжении. Милая вещица. И должно быть, стоит целое состояние.

— Стоит, — подтвердил римлянин. — И ты можешь его получить.

— Могу… Надо же? Ты очень щедр, — иронически хмыкнул капитан. — Впрочем, думаю, я его и вправду получу.

Римлянин учтиво склонил голову.

— Почему бы и нет? Только позволь мне сохранить ее содержимое.

Темные глаза капитана сверкнули.

— Содержимое?

— Всего лишь несколько книг. Они помогут мне скоротать время в ожидании выкупа.

— Книги? Интересно, что же за книги можно хранить в такой шкатулке?

— Да так, выдумки, — поспешно ответил римлянин. — Ничего, что могло бы представлять для тебя интерес.

— А вот об этом позволь уж мне судить самому, — буркнул капитан и наклонился, чтобы получше осмотреть сундучок.

В передней части виднелась крохотная скважина для ключа, а сама шкатулка была сработана так тщательно, что зазоры между крышкой и нижней частью почти невозможно было различить.

Телемах поднял глаза.

— Дай мне ключ.

— Я… У меня его нет.

— Не вздумай со мной шутить, римлянин. Давай ключ, или тебя порежут на мелкие куски и скормят рыбам.

Несколько мгновений римлянин молчал и не шевелился. Клинок пирата, сверкнув, замер на ширине пальца от горла римлянина. Тот вздрогнул, выказав, наконец, страх.

— Ключ… — мягко произнес Телемах.

Секунд взялся пальцами левой руки за перстень и начал его снимать. Кольцо подавалось туго; длинные, покрытые лаком ногти царапали кожу. Кровь смазала ее, золотой ободок заскользил легче, и наконец римлянин, со стоном усилия и боли, снял кольцо. Однако не сразу отдал его Телемаху, а повертел, держа на ладони, пальцами. Перстенек оказался с секретом: с нижней стороны, параллельно пальцу, из него выступал маленький, тонкий стержень с изящно орнаментированной головкой.

— Это?

Плечи римлянина поникли, когда пиратский капитан схватил перстень и, не мешкая, вставил ключ в скважину. Нужное положение удалось подобрать не сразу, и пока Телемах возился, его товарищи, сгрудившись вокруг, наблюдали за происходящим. Наконец ключ с легким щелчком повернулся, и крышка подалась. Телемах нетерпеливо поднял ее и откинул на петлях, чтобы разглядеть содержимое. А увидев, нахмурился.

— Свитки?

В маленьком сундучке лежали три свитка, с креплениями из слоновой кости, в мягких кожаных чехлах. Кожа была истертой и истонченной, что навело капитана на мысль об их древности, но на его лице отразилось нескрываемое разочарование. В такой чудесной шкатулке должны были находиться драгоценности или золотые монеты, но уж никак не какие-то там книги. И с чего бы вообще человеку пускаться в путь с таким удивительным сундучком, засунув в него какие-то старые свитки?

— Я же говорил, — промолвил римлянин с натянутой улыбкой. — Всего лишь свитки.

— Всего лишь свитки? — Глаза капитана сверкнули. — Я так не думаю.

Он поднялся и повернулся к своей команде.

— Эй, перенесите сундучок и всю добычу на наши корабли. Живо!

Пираты без промедления принялись за дело, перетаскивая самое ценное из найденного на захваченном судне на палубы сцепленных с ним разбойничьих либурн. Основным грузом судна был мрамор, ценный, но слишком тяжелый для того, чтобы перегружать его на быстроходные корабли пиратов. «Зато, — с ухмылкой подумал Телемах, — этому грузу найдется другое применение. Когда придет время, он быстро увлечет ограбленное судно прямиком на дно».

— Что ты собираешься с нами делать? — спросил Секунд.

Пиратский капитан, следивший за работой своих подчиненных, обернулся и увидел, что пленные матросы таращатся на него, даже не пытаясь скрыть свой страх.

Телемах почесал подбородок.

— Сегодня я потерял нескольких хороших людей. Я бы сказал, слишком много хороших людей. Может, их заменят некоторые из ваших.

Римлянин усмехнулся.

— А что, если мы не захотим к тебе присоединяться?

— Мы? — Капитан ответил ему такой же усмешкой. — Какая мне польза от изнеженного римского аристократа? Ты останешься с остальными, с теми, кто нам не подойдет.

— Понятно.

Римлянин покосился в сторону горизонта и отдаленного маяка Равенны, прикидывая расстояние.

Неожиданно капитан рассмеялся и покачал головой.

— Нет, ты не понимаешь. Никакой помощи от вашего флота не придет. И ты, и все остальные будете мертвы задолго до того, как они смогут прислать сюда какой-нибудь корабль. Кроме того, им ничего не удастся найти: ты, как и эта посудина, будешь вместе лежать на дне.

Не дожидаясь ответа, Телемах развернулся, широким шагом пересек палубу и с привычной легкостью перепрыгнул на палубу своего корабля. Сундучок уже дожидался его у подножия мачты, но он, удостоив добычу лишь одного, хоть и жадного взгляда, принялся отдавать приказы.

— Гектор!

Над бортом торгового судна поднялась седеющая голова могучего моряка.

— Да, командир?

— Приготовься поджечь судно. Но после того, как заберешь лучших пленников. Отведи их на свою посудину, а остальных прикончи. Только пусть этот самонадеянный римский хлыщ умрет последним: хочу, чтобы он малость попотел от страха перед тем, как ты с ним разделаешься.

Гектор осклабился и пропал из виду. Вскоре после этого послышался треск: пираты выламывали доски и складывали в трюме ограбленного судна костер. Капитан снова обратил внимание на сундучок: присел на корточки и присмотрелся, любуясь вблизи чудесной работой. Его пальцы мягко скользили по блестящей поверхности, чуть приподнимаясь над золотыми скрепами и ониксовыми вставками. Телемах снова покачал головой: