Режиссер вслух анализировала огрехи и несовершенства спектакля, но Белоснежка не могла сосредоточиться на ее рассуждениях. Правильно ли она поступила, когда согласилась играть в пьесе? Ей не нравилось то, как сильно она погрузилась в роль, то, как реальность растворяется перед ее глазами. Она не играла Белоснежку, бегущую по лесу. Она была ею. Она вдыхала запах крови на своих руках. Пульс леса был ее пульсом. Девушка не привыкла терять контроль над собой, и это пугало ее.

Тинка заметила, что ее собеседница все время молчит, и куртки они надевали уже в полной тишине. Белоснежка намотала на шею красный пушистый шерстяной платок, который для нее связала и прислала по почте бывшая однокурсница Элиза. Они все еще общались. А ведь еще прошлой зимой Белоснежка не могла себе представить, что Элиза станет ей настоящим другом…

На улице плавно спускались вниз большие пушистые снежинки, которые сразу же таяли, касаясь земли. Не было надежды, что декабрь станет белым.

— Если в нашей программе и есть какие-то сбои, то дело точно не в тебе. Ты прямо настоящая Белоснежка-убийца, — сказала Тинка, когда они вышли из школы.

Затем она махнула рукой и пошла в другую сторону, и юная актриса не успела ей ничего ответить.

Меся ботинками грязь, она двинулась в сторону улицы Хямеенкату. Чуть дальше перед собой, на пешеходной дорожке, девушка увидела преподавателей психологии и математики, которые сегодня тоже поздно уходили с работы. Учителя в это время года долго проверяют контрольные работы и эссе. Часть из них не хотят нести все это добро домой, а предпочитают сидеть в школе до вечера. Было забавно видеть их вне школы, смеющимися и весело болтающими между собой. Белоснежка тем не менее была рада, что находится далеко от них и не может разобрать, о чем они говорят. Лучше знать как можно меньше о внешкольной жизни учителей.

Перед нею мрачно возвышалась знакомая громада из красного кирпича — собор Алексантери. Было так темно, что с дорожки уже нельзя было разглядеть старые надгробные камни церковного кладбища. Огромные снежинки были похожи на перья, осыпающиеся с черных ветвей деревьев, словно с крыльев падших ангелов. Белоснежка глубже затолкала руки в карманы и пошла быстрее.

Вдруг в левом кармане она нащупала нечто странное, чужеродное. Белоснежка достала это нечто. Белый лист бумаги формата А4, сложенный вчетверо… Небольшое напечатанное на компьютере письмо. Она остановилась под фонарем, чтобы прочитать его.

...

Белоснежечка моя,

твой Принц тебя не знает. Ни в пьесе, ни в реальной жизни. Он видит лишь твою оболочку. Он видит лишь часть тебя. Я же вижу глубже, до глубины твоей души.

У тебя кровь на руках, Белоснежка. И ты это знаешь. И я это знаю.

Я замечаю каждое твое движение.

Вскоре ты вновь услышишь обо мне. Но знай: если хоть кому-то расскажешь об этом письме — хоть одному человеку, крови прольется больше. Тогда на премьере будут жертвы.

С любовью, твой поклонник, твоя Тень.

Белоснежка отдышалась и оторвала взгляд от письма. Вдруг что-то мелькнуло на самой периферии ее зрения. Что-то черное…

Но сколько она ни вглядывалась, ей не удалось увидеть ничего, кроме длинных, мрачных теней деревьев.

4

«Только сбрендившего затейника мне и не хватало!»


Alla kvällar lät prinsessan smeka sig.
Men den som smeker stillar blott sin egen hunger
och hennes längtan var en skygg mimosa,
en storögd saga inför verkligheten.
Nya smekningar fyllde hennes hjärta med bitter sötma
och hennes kropp med is, men hennes hjärta ville ännu mer.
Prinsessan kände kroppar, men hon sökte hjörtan;
hon hade aldrig sett ett annat hjärta än sitt eget. [Ласкать себя принцесса позволяла вечерами, // Но ласкавший ее утолял только свой голод. // А ее тоска, как пушистая мимоза, оставалась пушистой сказкой в одиночестве. // О, ласки, ласки, вы горькую сладость вливали в сердце, // Но тело превращали в лед. // Принцесса знала тело, а ей надо было знать сердце. // Но другого сердца не было, было только свое (шв.). // Эдит Седергран «Принцесса». Пер. М. Дудина.]

Стихотворение «Принцесса»… Белоснежка читала его тихо, про себя. Знакомые строчки успокаивали ее. Она перечитывала изданный посмертно поэтический сборник Эдит Седергран «Landet som icke är» [Земля, которой нет (шв.).] так много раз, что знала его наизусть. По крайней мере, первые строки любого стихотворения тут же вызывали в ее памяти последние. Знакомые стихи действовали на нее, как мантры. Секрет их умиротворяющего влияния был в том, что слова поэтессы выстраивались друг за другом в правильном порядке, без резких сбоев ритма и других сюрпризов. Они как будто плыли одно за другим…

Прочитав письмо, Белоснежка почувствовала, что не может сразу идти домой. Неужели кто-то действительно следит за каждым ее шагом? Нужно было отбросить страхи и спокойно поразмыслить над случившимся. Скорее всего, эта анонимка — всего лишь чья-то жестокая шутка. Черный юмор. Пустая игра. Кто-то наверняка сейчас смеется, думая о том, как она испугалась, и вскоре откроется ей. «Ха-ха-ха, купилась!..»

Но что, если это письмо — не фальшивка? Если за Белоснежкой и вправду следит какой-то психопат, способный на кровавое преступление? Девушка не могла рисковать, отмахнувшись от такого письма. В ее жизни случилось столько всякого-разного, что она уже давно не сомневалась в странных способностях многих людей творить зло. В детстве она годами терпела бесконечные издевательства одноклассниц, затем ей довелось стать свидетельницей того, на какую жестокость способны люди, связанные с международным наркобизнесом… А нынешним летом, в Праге, она собственными глазами увидела, как харизматичный религиозный деятель, держа своих фанатичных последователей в страхе и строгости, спланировал массовое самоубийство…

«Только сбрендившего затейника мне и не хватало!» — печально улыбнулась Белоснежка.

Звуки вокруг нее были приятно тихими. Спокойные шаги, шорох страниц книг, тихие беседы, в которых не разобрать ни слова… Девушка знала, что, стоя у основания каждой балки в этом здании, можно услышать, что говорят у другого ее конца, несмотря на то, что, в принципе, он находится вне пределов слышимости. Рейма и Райли Пиетиля специально спроектировали Метсо, центральную библиотеку города Тампере, таким образом. Но Белоснежке не хотелось слушать ничьи личные разговоры. Она хотела быть под защитой безопасных знакомых звуков библиотеки, среди людей, но в то же время в одиночестве, хотела успокоиться и набраться смелости, чтобы пойти домой. Поэтому она и свернула в Метсо, находящуюся рядом с собором Алексантери, когда ушла из школы: оттуда до ее дома была всего пара минут пути.

Дугообразное здание библиотеки всегда нравилось Белоснежке как снаружи, так и изнутри. Между полками было достаточно свободно, чтобы пройтись, но при желании среди них можно было и спрятаться. Кроме того, в библиотеке было множество круглых столов и укромных уголков, где никто не помешал бы желающему уединиться посетителю.

Белоснежка хотела написать Сампсе смс-сообщение и попросить его прийти к ней после ужина и остаться на ночь. В любое время. Никогда раньше она так не делала, так что парень должен был бы очень удивиться. Но для этого ей пришлось бы солгать, а обманывать Сампсу она не хотела.

Нет, придется страдать этим вечером и ночью в одиночестве… А чтобы такие ночи не повторялись, надо как можно быстрее выяснить, кто сунул письмо ей в карман. И это тоже надо сделать одной.

Белоснежка думала, что больше она не будет такой одинокой, как раньше. И она в очередной раз ошиблась. Внезапно девушка почувствовала, как знакомые пустота и бездна снова развернулись в ее душе. Снова одна, и так будет всегда. Она уставилась в книгу, даже не пытаясь читать любимые стихи.

В этот момент ее окружил глубокий терпкий аромат хвойного леса, и чья-то теплая рука нежно погладила ее затылок:

— Эдит Седергран. Разве это не наша с тобою книга?

Белоснежка узнала, кто это, прежде, чем оглянулась через плечо. Она поняла это даже до того, как услышала голос этого человека. Ей были знакомы его запах и прикосновение.

Огонек.

Он стоял у нее за спиной, чуть сбоку. Улыбающийся. Настоящий. И еще больше, чем полтора года назад, похожий на мальчишку. Волосы у него стали еще короче и светлее, в позе появились новые спокойствие и самоуверенность… Тем не менее Огонек остался таким же, как раньше. У него были все те же глаза цвета синего льда, и Белоснежка за мгновение утонула в них, как будто разбился тонкий ледяной слой ее мыслей и она нырнула в прорубь чувств.

Буря эмоций охватила девушку. Ей хотелось прижаться к этому парню как можно ближе — тогда она решится рассказать ему все о письме, и о своем страхе, и о том, что произошло за тот год, что они не виделись. Рассказать о грусти и тоске, о снах и черных мыслях, а потом попросить Огонька защитить ее и спасти от одиночества, от зла… Увести его домой, раздеть его, раздеться самой, разбросать одежду по полу в коридоре и целоваться, целоваться, целоваться, жадно прижимая к себе каждый сантиметр его кожи. Загореться сильнее и ярче, забыть себя, забыть об окружающем мире, забыть то, что они оба — разные существа, потому что в объятиях они — одно целое, в этот момент они соединены без швов, без границ, в этот момент Белоснежке хочется гореть, гореть, стать на миг самим огнем…