— Нет, не твой.
Он снова сел в кровати.
— Харриет?
Я толкнула его обратно.
— Она, наверное, где-то его бросила, а теперь притворяется, что его украли. Она давно новый хочет. Если она получит новый, я тоже хочу.
— Никто никому новый велосипед не покупает.
Он посмотрел на меня недоверчиво, но остался лежать. Я наклонилась поцеловать его в лоб, но — хлоп! — он снова сел.
— Они думают, что я украл велосипед?
— Нет, Арчи.
Он успокоился после того, как мне удалось убедить его, что Харриет ни при каких обстоятельствах не получит новый велосипед.
У Харриет были другие заботы. Когда я подтыкала ее одеяло, она вдруг завозилась и заерзала.
— Зачем полицейским приходить к нам домой из-за велосипеда, который даже не наш?
— Ну… они думали, вдруг мы знаем, где он.
— С чего бы им так думать?
В ее немигающих голубых глазах было что-то всезнающее. Харриет часто удается застигнуть меня врасплох этим взглядом.
— Может быть, — сказала она, прежде чем я успела ответить, — они просто говорят, что пришли по поводу велосипеда, но на самом деле собирают информацию о чем-то другом?
В прошлые выходные, когда ночевала у подружки, Харриет смотрела «Детей шпионов», и я подозревала, что именно кино в ответе за все эти разговоры о сборе информации. Но кто знает? Харриет всегда была проницательной малышкой. Слишком мудрой для своих четырех лет.
— Есть только один способ это выяснить, — говорю я. — Я поговорю с ними, а тебе расскажу завтра. Тебе надо поспать.
Она медленно кивает и забирается под одеяло, но вид у нее при этом совсем не сонный. Если уж на то пошло, она выглядит встревоженной. А это странно, учитывая, что она даже не знает, что ее бабушка умерла.
Я поднимаю глаза, когда из коридора выходит Олли с телефоном в руке. Он плюхается на кухонный стул, и я соскальзываю с барного табурета и сажусь рядом с ним к столу.
— Как Нетти? — спрашиваю я.
Олли кладет локти на стол, подпирает лоб левой рукой.
— Она уже едет сюда.
— Нетти приедет?
— И Патрик.
Я втягиваю воздух, стараясь игнорировать трепыханье паники на дне желудка. Ради бога! Конечно, Патрик и Нетти приедут. В конце концов, мать Нетти только что умерла. Даже хорошо, что жизнь вынуждает нас быть вместе. Я ведь вот уже несколько недель надеялась, что Нетти с нами свяжется, так ведь?
Саймон приносит мне чашку чая на кухонный стол, они со Стеллой выдвигают стулья и садятся. Мы все собираемся, берем себя в руки, готовимся. Любая неформальность в общении, к какой мы прибегли, пока дети были рядом, исчезла, и мы готовы поговорить серьезно.
— И?.. — подстегивает Олли.
— Я сразу перейду к делу, — говорит Саймон. — У нас пока нет всей информации, причину смерти все еще расследуют. Нам известно только, что сегодня после пяти вечера соседка вызвала полицию и сообщила, что видела через окно неподвижное тело вашей матери. К тому времени, как полиция вошла в дом, она была мертва уже несколько часов.
— Да, но что послужило причиной? — Олли не может скрыть разочарования в голосе. Я протягиваю руку и накрываю его ладонь своей.
— Мы будем знать наверняка, только когда получим результаты вскрытия, — говорит Саймон. — Но были найдены вспомогательные средства, а также письмо, которое указывает на то, что ваша мать, возможно, покончила с собой.
В наступившей тишине я ловлю себя на том, что подмечаю каждую мелочь: слабый шорох дождя за стеклом и блеск пота на висках полицейского, муху, застрявшую между занавеской и окном, и бешеную пульсацию крови у меня в голове.
— Я понимаю, для вас это, наверное, шок, — говорит Стелла.
— Да, — отвечаю я.
Я сосредотачиваюсь на Олли, который странно спокоен. Я обнимаю его, вожу ладонью по спине быстрыми ритмичными кругами, как я делаю с детьми, когда они падают и ушибаются. И все равно он застыл, словно вообще не способен пошевелиться.
— Вы уверены? — наконец спрашивает он. — Что она…
— В письме совершенно ясно говорится, что она решила сделать. И… вспомогательные средства, вероятно, были куплены заранее, что указывает на то, что это не было спонтанным поступком.
Олли внезапно встает и целеустремленно делает несколько шагов в одну сторону, потом в другую. Затем внезапно останавливается как вкопанный.
— Какие вспомогательные средства вы нашли?
— К сожалению, в настоящее время мы не вправе разглашать эту информацию. Пока коронер не вынесет постановление о том, что это самоубийство, мы должны рассматривать это как потенциальное убийство…
— Потенциальное?.. — Олли открывает рот, но, похоже, не может закончить фразу.
— Просто мы не можем этого исключить, пока не получим соответствующих распоряжений. Я понимаю, что такое непросто услышать.
Саймон держится компетентно и профессионально, но мне трудно воспринимать его всерьез. Он так молод. Что вообще он способен понять о жизни и смерти, с таким-то молодым, без морщин лицом?
— Вы не можете назвать причину, по которой ваша мать могла бы лишить себя жизни? — спрашивает Стелла. Она смотрит на Олли, но время от времени бросает взгляд на меня, как будто украдкой. — Может, у нее была депрессия? Может, она страдала от психической или физической болезни?
— У нее рак груди, — говорит Олли. — Но рак был в начальной стадии. Она бы не покончила с собой. Я в это не верю.
Олли роняет голову на руки. Но мгновение спустя, когда в окно бьет свет фар, он снова поднимает голову. К дому подъезжает машина Патрика.
— Они здесь, — без нужды говорю я.
— Откройте, — просит Стелла.
Мы с Олли идем к двери. Патрик выбирается с сиденья водителя, над крышей машины возвышаются его голова и плечи. Он обходит машину, чтобы открыть Нетти дверцу, но она не спешит выходить. Когда она наконец появляется, это шок. Ее лицо осунулось, глаза ввалились. Я всего несколько недель с ней не виделась, но за это время она, должно быть, похудела килограммов на двенадцать.
— Нетти, — произношу я, когда она поднимается по ступенькам. — Я… мне… так жаль.
— Спасибо.
Она не поднимает глаз, поэтому, когда Олли обнимает ее, это застает ее врасплох. Возможно, из-за неожиданности она ему позволяет. Патрик держится в нескольких шагах позади, здоровается со мной коротким кивком.
Я поворачиваюсь и иду назад в дом.
Внутри Саймон и Стелла негромко переговариваются, собирая кружки. Я проскальзываю в ванную. Игрушки для купания разбросаны по всему полу, а детские зубные щетки выстроились в ряд на туалетном столике, все еще перепачканные зубной пастой, потому что мы забыли их помыть. Я смываю пасту и ставлю щетки назад в пластиковый стаканчик, где им место. Затем я открываю шкафчик под раковиной и вытаскиваю старое желтое полотенце, такое застиранное, что я держу его только для тех случаев, когда требуется старое полотенце — вытереть пол, почистить ботинки или собрать рвоту. Олли, конечно, не понимает смысла старых полотенец и всегда умудряется вывесить именно его на всеобщее обозрение, когда у нас гости. Но все это, конечно, несущественно, потому что Диана мертва.
— Люси? — зовет из соседней комнаты Олли. — Люси? Где ты?
— Минутку, — кричу я и прижимаю к лицу желтое полотенце, чтобы никто не услышал, как я плачу.