Салли Карлин

Это не ваша дочь

ПРОЛОГ

Мы поменяли младенцев. Вы похоронили чужого ребенка. А Ваша девочка жива.


Машины с шумом проносились мимо остолбеневшей Марсии Тернер. С ближнего дерева доносился стрекот какого-то насекомого. Вдали заливалась собака. В городе Талса штата Оклахома жизнь шла своим чередом, невзирая на июльскую жару, и только Марсия стояла словно громом пораженная, снова и снова перечитывая последние две арочки письма и стараясь вникнуть в их смысл.

К почтовым ящикам, возле которых замерла Марсия, направился сосед, и она поняла: ей пора очнуться и войти в дом, пока никто не обратил на нее внимания и не заметил ее смятенного состояния.

Механическим движением отомкнув железную дверь подъезда, она вошла в прохладный, благодаря кондиционеру, вестибюль и поднялась на пятый этаж, чтобы в тиши своей квартиры, вдали от посторонних глаз переварить полученную новость.

Войдя внутрь, она тщательно закрыла за собой дверь и даже накинула цепочку, словно это могло оградить ее от страха и горечи, с которыми ей кое-как удавалось справляться в течение стольких лет. Ковер на полу в гостиной поглотил звук ее шагов, и на какой-то миг Марсия даже вдруг засомневалась, а не во сне ли все это с ней происходит.

Она буквально рухнула на вращающийся стул перед полированным столиком орехового дерева и в который раз прочла зловещую надпись на конверте, заставившую ее вскрыть письмо, не отходя от почтового ящика: «Отправить Марсии Тернер после моей смерти».

По обратному адресу и имени отправителя Марсия сразу догадалась, что доктор Франклин может писать ей только по совершенно определенному поводу.

Дрожа всем телом, Марсия заставила себя перечитать две страницы машинописного текста, желая убедиться, что изложенная на них история не является плодом ее больного воображения. «Дорогая Марсия!

Меня уже нет в живых, иначе Вы не получили бы этого письма.

Я не могу встретиться с Всевышним, пока эта тайна камнем лежит на моей душе, а поведать ее Вам лично у меня не хватило духа.

Надеюсь, Вы не сомневаетесь в том, что я, а тем более Ваша мать неизменно желали Вам только самого лучшего.

Она, бедняжка, прожила трудную жизнь: отец Ваш скончался, когда Вы были совсем маленькой, и ей пришлось растить Вас одной. Ваша беременность на первом курсе колледжа явилась для нее тяжким ударом: она боялась, как бы ребенок не помешал Вам получить образование, а следовательно, прожить более легкую жизнь, чем у нее. Вы были очень послушной дочерью, и Ваша мать поначалу решила, что без особого труда уговорит Вас отдать новорожденного в чужую семью, но я знал, что эта затея — безнадежная. Когда Вы услышали от меня, что у Вас будет ребенок, лицо Ваше осветилось такой неподдельной радостью, что я понял: на сей раз Вы впервые в жизни ослушаетесь мать.

Вас, наверное, раздражает, что я никак не изложу суть дела, но ведь мне это очень не просто: умом я понимаю, что поступил правильно, но в сердце моем такой уверенности нет.

Итак, едва вы разрешились от бремени, как мне пришлось немедленно делать кесарево сечение другой роженице. Вы не знали Лизу Креймер? Возможно, и нет. Она была на несколько лет старше Вас, и семья ее жила в пригороде Талсы. Это была в высшей степени симпатичная девушка. Лиза вышла замуж за своего однокурсника Сэма Вудворда и переехала с ним в другой город, где он получил место футбольного тренера в старших классах школы. Но рожать она приехала к матери. Родила она девочку с больным сердцем, прожившую всего несколько часов. Но Лиза об этом не узнала: она еще не вышла из наркоза после операции.

Вы же произвели на свет здоровую, живую девочку. Ваша мать, естественно, находилась в это время в холле больницы, и, пока Вы отдыхали, а Лиза лежала в реанимации, мы с ней отправились в кафетерий — выпить по чашечке кофе. Я был очень расстроен тем, что Лизин ребенок погибает, а я ничем не могу ему помочь. И сильно беспокоился о том, как воспримет мое сообщение Лиза. Она мечтала иметь ребенка и была бы прекрасной матерью, да и Сэм производил самое приятное впечатление.

И тут Ваша мать сказала, что вот, мол, как жаль: Лизин ребенок, которого ждало такое счастливое детство, умер, а Ваш, тоже, конечно, очень желанный, тем не менее испортит Вам жизнь, да и ему придется нелегко с матерью-одиночкой. Так она рассуждала, сидя в больничном кафетерии и глядя на меня пытливым взором, и я прекрасно понимал, что она имеет в виду.

Я хочу, Марсия, чтобы Вы знали: это решение не было легким ни для меня, ни для нее. Нами руководило одно желание — сделать как можно лучше для Вас и для Вашего ребенка. Я подделал все документы, и только Ваша мать, моя медсестра и я знаем истину. Лизе и Сэму мы не сказали, что их ребенок умер.

Да простит мне Бог мое прегрешение, а просить об этом Вас бесполезно: все равно не простите. Мы поменяли младенцев.

Вы похоронили чужого ребенка. А Ваша девочка жива».

Марсия уронила письмо на полированную поверхность стола. Ее одолевала жажда, отчаянно хотелось выпить чего-нибудь холодного — чаю со льдом, вина, лимонада, воды… но она не могла заставить себя пошевелиться. Невероятно! Неужели ее дочка жива?

В первый год она чуть ли не каждую ночь видела ее во сне, но со временем ей удалось преодолеть душевную муку.

И вот теперь, по прошествии почти тринадцати лет, приходит это письмо, воскресившее пережитые страдания и надежды. Девочка жива! Как хочется скорее встретиться с ней и прижать ее к своей груди!

Нет, нет, это невозможно!

Доктор Франклин старый человек, быть может, он просто выжил из ума. Надо порвать на клочки это безумное послание и продолжать ту жизнь, которую она с таким трудом выстроила для себя. Но налаженная жизнь уже покачнулась.

Даже этот слабый проблеск надежды возродил прежнюю боль и прежнюю любовь.

Если есть хоть ничтожный шанс на то, что ее ребенок жив, она не успокоится, пока все не выяснит.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Марсия медленно ехала по улицам маленького пригорода Мак-Алестера, что в штате Оклахома, разыскивая ориентиры, указанные в сообщении детектива, которому поручила разыскать ее дочь. В руке она судорожно сжимала конверт со всеми данными о ней: письмо доктора Франклина, отчет детектива, фотографии Кайлы и Сэма Вудворда.

Кайла Вудворд… Возраст двенадцать лет… В будущем месяце исполнится тринадцать… Учится в восьмом классе. Занимается спортом… Лиза Вудворд умерла семь лет назад… от врожденного порока сердца… Сэм Вудворд — тренер футбольной команды в школе… Кроме того, тренирует софтбольную [Софтбол — разновидность бейсбола. — Здесь и далее примечания переводчика.] команду в классе Кайлы… По словам соседей, это хорошая, счастливая семья.

Марсия столько раз читала донесение детектива, что знала его уже наизусть, и сейчас без конца вглядывалась в фотографии, стараясь запомнить черты Кайлы Вудворд и отыскать в них сходство с соббй.

Припертая Марсией к стенке, ее мать, хотя и смутившись, ни малейшего раскаяния не выказала и подтвердила истинность слов доктора Франклина, но даже это не убедило Марсию окончательно. Слишком страшно было ей обрести свою дочь лишь для того, чтобы снова потерять.

Все последние дни ее снедали бесконечные сомнения. То она начинала верить, что письмо не лжет, то оно казалось ей сплошным бредом.

И главное, совершенно не ясно, что ей надо делать. Вообще, зачем она ищет их дом? Что сказать Кайле? А Сэму?

Удерживая рукой конверт на коленях, Марсия свернула на Мейпл-стрит. Судя по описанию детектива, дом Сэма Вудворда должен был находиться в конце третьего от поворота квартала. Он еще не был виден, но она уже ощущала его близость.

Внезапно ей стало трудно дышать. Маленький автомобиль начал казаться западней, неведомые силы словно пытались вытолкать ее во враждебный чужой мир. Она почувствовала себя не готовой к тому, чтобы, увидев родное дитя живым и невредимым, отвернуться и продолжать идти по жизни своим путем.

Марсия опустила оба окна и жадно вдохнула живительный воздух, с интересом оглядываясь по сторонам, однако избегая смотреть вперед — на дом в конце третьего квартала.

Уютный уголок! Кроны огромных деревьев сплетались над проезжей частью улицы; куда никинь взор — всюду пестрели яркие цветы. Марсия с удовольствием вдыхала полузабытые запахи — свежескошенной травы, жимолости, роз, — никогда не доходившие до ее квартиры на пятом, этаже в Талсе.

Маленький мальчуган в синем летнем комбинезончике пересек улицу на трехколесном велосипеде.

Молодые супруги старательно красили фасад своего дома.

Пожилая женщина. копошилась на цветочной клумбе.

Крошечная собачонка подбежала к краю тротуара и громко облаяла машину Марсии.

Обычное субботнее утро в маленьком городке.

Если не считать нескольких машин, припаркованных прямо на улице — обычное явление для кварталов, где старые дома не имеют гаражей, — городок радовал глаз чистотой и порядком. Такое же впечатление он произвел и на детектива, который заверил Марсию, что Сэм, будучи футбольным тренером, состояния, конечно, не наживет, но обеспечит безбедное существование своей дочери. Ее дочери!

В этом приятном чистеньком городке странно было ощущать нервную дрожь, заставлявшую Марсию судорожно поворачивать руль. Белое двухэтажное здание грозно надвигалось на нее.

Как ни странно, вид заветного дома неожиданно пробудил в ней чувство полной отчужденности от его обитателей, которых она уже хорошо знала по фотографиям. Марсия проехала вдоль фасада, скользнула небрежным взглядом по находившемуся в некотором отдалении гаражу, зато пристально вгляделась в переднее крыльцо, окна и двери дома, надеясь заметить где-нибудь белокурую девочку, знакомую ей по снимкам.

Обогнув угол дома, она направилась вдоль его боковой стены, как вдруг из открытой калитки дворика вылетел бейсбольный мяч и с силой ударился о капот машины, а следом за ним опрометью выскочила, едва не угодив под колеса, девочка-подросток. Раздался глухой удар, Марсия нажала до предела на тормоз.

О Боже! Еще немного — и она наехала бы на собственную дочь!

Марсия не дыша свернула в сторону. Дома, деревья, все вокруг исчезло из поля ее зрения, она видела только девочку, стукнувшуюся о край ее машины.

—  О, мадам, простите, пожалуйста! Этот голос заставил Марсию вздрогнуть. Девочка с фотографии, только на сей раз не смеющаяся, а расстроенная, смотрела на нее широко раскрытыми голубыми глазами.

Точно такие же глаза видела Марсия каждое утро, глядя на свое отражение в зеркале.

Вот когда она вмиг поверила доктору Франклину! И хотя в глубине души ее одолевали темные страхи, сквозь них, как луч солнца сквозь свинцовые тучи, пробилось ощущение. ослепительного счастья.

Ее дочь не умерла! Вот она, перед ней — живая, дышащая, говорящая!

Тысячи нежных слов просились на язык, руки Марсии непроизвольно тянулись обласкать девочку, стоявшую так близко. Она с трудом подавила подступившие к горлу рыдания. Ей хотелось приблизиться к ней вплотную, схватить в объятия, прижать к себе как можно крепче и осыпать поцелуями, возмещая материнские ласки, не востребованные в течение стольких лет. Ей хотелось одновременно и плакать и смеяться, а более всего — предъявить материнские права на свое родное дитя.

Но вместо этого она продолжала сидеть за рулем автомобиля, оцепенелая и потерявшая дар речи.

А девочка, которую она выносила в своем чреве и произвела на свет, девочка с такими же, как у нее, у Марсии, глазами и волосами, смотрела на нее как на чужую. Да она и была ей чужой.

И счастье уступило место щемящему отчаянию.

—  Не плачьте, мадам. Мы заплатим за ремонт машины. — Девочка наклонилась к кузову. — Да и вмятина пустяковая, почти незаметная. — Она дружелюбно улыбнулась. — А я, налетев на машину, никаких следов на ней не оставила.

Из двора выбежал высокий мускулистый мужчина в шортах и майке и собственническим жестом положил руку на плечи дочери. Сэм Вудворд.

Тот самый Сэм, который вырастил ее дочку и научил ее радоваться жизни — девочка смеялась на всех фотографиях, сделанных детективом.

Марсию переполняла благодарность к нему, смешанная с неприязнью. Он внушал ей зависть и — без всяких на то оснований — страх.

Сэм Вуднорд наклонился к окну, так что лица его и дочери оказались рядом, и взглянул на Марсию.

—  Вы не пострадали? Все в порядке?

Она заставила себя кивнуть головой, хотя о каком порядке могла идти речь?

Он обошел капот, внимательно осмотрел вмятину и обвел ее пальцем большой руки, привыкшей ловить бейсбольные мячи.

Марсии не хотелось рассматривать Сэма. Единственным ее желанием было не отрывать глаз от дочери, чтобы, не дай Бог, не упустить ее из виду и не потерять снова навсегда.

Тем не менее, она невольно следила за каждым его движением, мучительно соображая, что же ей следует сказать ему.

Нахмурившись, Сэм приблизился к водительскому окну. Лицо у него было доброе, загорелое, с морщинками от смеха, напоминавшими лучики солнца и подчеркивавшими ясные карие глаза. Непослушные каштановые волосы, спадавшие на лоб, придавали ему ребячливый и даже несколько озорной вид.

—  Моя дочь права, — сказал он. — Вмятина незначительная. Один из моих друзей — автомеханик. Он, полагаю, смог бы устранить ее уже сегодня, даже не повреждая окраски.

Моя дочь!

Марсию так и подмывало крикнуть: «Нет! Она моя дочь! Вы не имеете права называть ее своей». Дрожащей рукой она дотронулась до лба.

—  Но, разумеется, вы можете ехать куда вам угодно и ремонтировать машину где угодно, а мне прислать счет, — продолжал Сэм, неправиль но истолковав ее жест. Надо что-то выдавить из себя, объясниться.

—  Почему бы вам не выйти из машины и не посидеть несколько минут на террасе? — поинте ресовался Сэм озабоченным тоном. — Вид у вас очень и очень взволнованный. Кайла — так зовут мою дочь — принесет вам стакан чая со льдом, и Вы придете в себя.

Кайла. Не Дженни, а Кайла.

Она была лишена даже возможности дать имя своей дочери. Выбранным ею именем она назвала ребенка Сэма и Лизы Вудворд. И похоронила его под этим именем как своего.

Сэм открыл дверцу машины и протянул ей руку, чтобы помочь выйти, словно она была инвалидом.

Впрочем, сейчас она и вправду была инвалидом. Ее мозг и тело отключились полностью. Марсия не знала, что сказать, а знала бы, так все равно не смогла бы выговорить ни слова.

Она выключила двигатель и оперлась на руку Сэма, такую большую и сильную, что сразу почувствовала себя словно под защитой. Когда она вышла, он свободной рукой попридержал ее спину, как бы не давая упасть. Словно она немощная или больная.

Марсия подавила нервный смешок. И то сказать, какая ирония судьбы! Сэм Вудворд бережно поддерживает ее под руку, опасаясь, как бы она не споткнулась и не упала! Тот самый Сэм Вудворд, чью жизнь она собирается разрушить! Он повел ее во двор.

—  Папа учил меня отбивать сильные удары, а этот мяч я пропустила, — щебетала шедшая вприпрыжку рядом Кайла. — Мне очень жаль, что так получилось.

—  Ничего страшного, — выдавила из себя Марсия едва ли не шепотом. — Я испугалась, подумав, что сбила тебя. И что ты пострадала.

—  Нет. Я налетела на вашу машину, потому что не огляделась по сторонам. Папа всегда меня за это ругает, хотя по нашей улице почти никто никогда не ездит. — Она улыбнулась Сэму: — Ну хоть раз в жизни он ведь должен быть прав! Пойду сделаю чаю. Вам с лимоном и сахаром?

—  Да, — улыбнулась Марсия. — Пожалуйста. Вообще-то чай с лимоном и сахаром она не любила, но, предложи ее дочка чай с солью, она бы тоже с радостью согласилась.

Опередив их, Кайла вбежала в дом. Счастливая, явно окруженная любовью девочка, не подозревавшая, что она только что встретилась со своей родной матерью.

Поднявшись на террасу, Сэм сделал приглашающий жест в сторону стульев из кованого железа с вылинявшими подушками в белую и зеленую полоску. Марсия опустилась на ближайший к ней, довольная тем, что не надо больше удерживаться на дрожащих, подгибающихся ногах.

—  Меня зовут Сэм Вудворд. — Он снова протянул ей руку. Рукопожатие его было сильным и спокойным. К великому ее удивлению, Сэм, несмотря ни на что, производил на нее очень приятное впечатление. Открытая дружелюбная улыбка — та самая, что Марсия видела на фотографиях, но еще более покоряющая в натуре, — обещала беззаботные футбольные встречи на осеннем поле с последующими шницелями по-венски в ближайшем парке.

Выжидательное выражение его лица подсказывало Марсии, что она еще не представилась. Она нервно улыбнулась.

—  Марсия Тернер. Я… — Сказать, что ли, я мать Кайлы? Да нет, пожалуй, еще рано раскрывать свои карты.

Сэм уселся рядом, всем своим видом показывая, что ждет продолжения. Но ей в голову приходили только эти слова: я мать Кайлы. Все извилины ее мозга забила эта мысль, не оставляя места ни для чего иного.

—  Я бухгалтер, — выпалила внезапно Марсия — и тут же изумилась: зачем она это произнесла? Наверное, чтобы заявить о себе, самоутвердиться, обрести некое лицо.

—  Может пригодиться в день подачи налоговых деклараций, — ответил Сэм, словно они вели самую обычную дружескую беседу. Впрочем, может, так оно и было: сейчас все ее представления о том, что нормально, а что нет, смешались. — А я работаю в школе футбольным тренером.

—  Я знаю.

—  Значит, вы из Мак-Алестера.

—  Нет, я живу в Талсе. Я хотела просто сказать, что вы похожи на футбольного тренера. Такая мускулатура!.. — О Боже! Что такое она несет? — Вообще-то у меня нет привычки наезжать, на людей.

—  Не волнуйтесь, вы и не наезжали. Наоборот, Кайла набежала на вас. Сначала я влепил мяч вам в капот, затем мой ребенок врезался в вашу машину.

—  Не ребенок, а девочка-подросток, — поправила Кайла, бедром открыв дверь с железной сеткой и внося поднос с тремя большими стаканами чая. — Я уже почти достигла подросткового возраста, а папа все никак не привыкнет к тому, что я фактически стала взрослой.

Марсию так и подмывало закричать: «Твоя мать тоже никак не привыкнет к этому!»

—  Потому что фактически вы, мисс, еще не взрослая, — ответил Сэм. — И вам до этого еще далеко.

Марсия приняла высокий стакан из рук Кайлы, стараясь не глядеть на нее неотрывно. Но время от времени она исподволь бросала на девочку жадные взгляды. Стуча зубами о край стакана, она сделала несколько глотков.

—  Скоро я начну встречаться с молодыми людьми, — сообщила Кайла, развалившись на со седнем стуле. — Оглянуться не успеешь, как станешь дедушкой.

Марсия подавилась чаем, закашлялась, и Сэм, перегнувшись через стол, постучал ей по спине.

—  Прошло? — озабоченно спросил он, когда она отдышалась.

Марсия кивнула и выдавила на своем лице улыбку.

—  Это у меня от удивления. Я понимаю, конечно, что это все шутки, но вы такой молодой — и вдруг дедушка… — Она осеклась и, пытаясь скрыть смущение, сделала еще один глоток.

—  Моя дерзкая дочка поддразнивает меня, — ухмыльнулся Сэм. — Одно из ее любимых занятий.

—  Надо же его время от времени ставить на место, — лукаво улыбнулась Кайла. — Работа не из легких, но кому ж ее делать, как не мне? Ведь я его единственное чадо. А вы замужем? У вас есть дети?

Марсия обмерла, но Сэм избавил ее от не ходимости отвечать на последний вопрос.

—  Кайла! — воскликнул он вроде бы негодующе, но, взглянув на дочь, улыбнулся. — Моя девочка бывает иногда на редкость бестактной, но это не со зла, у нее просто плохие манеры.