Салли Лэннинг

Гувернантка

Глава 1

В течение нескольких секунд Мартин оцепенело смотрел на бело-синие машины с включенными мигалками, стоящие на лужайке перед домом, и вслушивался в зловещую тишину, делающую картину еще более нереальной. Ему случалось испытывать страх прежде. Конечно же случалось. Но он не знал ничего подобного ужасу, который сковал его при мысли о том, что что-то стряслось с Тори. Придя в себя, он рванулся к растянувшейся вдоль лужайки цепочке полицейских.

— Что случилось? — обмирая, начал он и тут же увидел стоящего в белом луче прожектора на парадном крыльце длинного худощавого подростка с невыразительным, каким-то пустым лицом и черными провалами обезумевших от испуга глаз. Одной рукой он обхватил шею Тори — о Боже, его Тори! — а в другой держал что-то блестящее.

Не помня себя, он бросился вперед, выкрикивая ее имя. Двое полисменов, находящихся поблизости, схватили его за руки, стараясь удержать.

— Туда нельзя, мистер. В дом залез какой-то воришка, а когда его попытались схватить, взял в заложницы девочку. С перепугу он Бог весть что может натворить. Так что лучше не лезьте. Мы ведем с ним переговоры.

Действительно Мартин заметил полицейского в пуленепробиваемом жилете и шлеме, который стоял неподалеку в полутьме и что-то горячо говорил бандиту, жестикулируя руками. Мартин стиснул волю в кулак, понимая, что пользы от него не будет, а может быть только вред. И в этот момент увидел, как парень, отпустив девочку, бросился на полицейского и ударил его сразу двумя руками. Другие полицейские мгновенно оказались рядом и скрутили бандита. А Мартин подлетел к осевшей на ступеньку бледной Тории, обнял ее содрогающееся в рыданиях худенькое тельце, утешительно покачивая. Только теперь он заметил, что в руках Тори сжимает своего любимого плюшевого мишку.

Мартин даже не слышал, как к ним подкатила машина «скорой помощи». И только когда санитар тронул его за плечо, он обернулся и, взяв девочку на руки, забрался в открытую заднюю дверцу. Но прежде чем она закрылась, он еще раз взглянул на осевшего на землю полицейского в шлеме и суетившихся вокруг него коллег. Слава Богу, он жив, подумав Мартин, и увидел, как того грузят в подоспевшую вторую машину «скорой помощи».

В постели лежала женщина.

На удивление красивая женщина.

Мартин Крейн молча смотрел на очертания фигуры, вытянувшейся под белым больничным одеялом. Должно быть, он ошибся дверью. Он искал мужчину, а не женщину. И все же, вместо того чтобы уйти и попросить у кого-либо более точных указаний, он стоял неподвижно, не отрывая взгляда от спящей. Ее правое плечо и верхняя часть руки были перебинтованы.

На очень бледном лице с нежной, молочно-белой кожей резко выделялся яркий синяк на щеке. Может быть, она стала жертвой автомобильной катастрофы? Или поскользнулась на обледеневшем тротуаре?

Его кулаки сжались в бессильной ярости. Возможно, виной всему ее муж? Или любовник? Он врежет этому подонку, если только тот попадется на глаза. Но чем вызвана такая бурная реакция? Он впервые видит эту женщину и ничего не знает о ней.

Стиснув зубы, Мартин продолжал изучать ее. Темные брови были изящными, как крылья птицы, под высокими скулами обозначались мягкие впадины. Мартин вдруг поймал себя на том, что ему безумно хочется провести пальцем по этой щеке от уголка глаза до уголка рта. Рта, безусловно созданного для поцелуев, подумал он, и при этом у него во рту пересохло. Ее глаза были закрыты. Интересно, какого они цвета? Серые, как грозовые тучи? Темно-карие, как земля после дождя? Волосы женщины были рыжими, хотя это слово ничуть не передавало впечатления от разметавшихся по подушке локонов, ярких, как пламя.

Вздрогнув, Мартин вспомнил, зачем он здесь. У него нет времени любоваться этой женщиной, ему нужно найти полицейского, спасшего Тори. От всей души поблагодарить его, а затем вернуться к постели дочери. Врач заверил его, что девочка проспит несколько часов. Но Мартин все равно боялся отлучаться надолго. Так почему же он все еще стоит здесь?

Намеренно не взглянув на карточку с именем, прикрепленную в ногах кровати, Мартин вышел из палаты. Навстречу по коридору быстро шла медсестра и Мартин обратился к ней.

— Простите, я ищу полицейского, поступившего к вам сегодня вечером… Он спас мою дочь, и я хочу поблагодарить его. Но я даже не знаю его имени.

Сестра устало улыбнулась.

— Вообще-то это женщина, — сказала она.

— Женщина?! — ошеломленно переспросил Мартин.

— Именно. — Ее улыбка была уже не такой дружелюбной. — В полиции служат и женщины, как вам известно. Палата двадцать восемь. Но думаю, она еще не пришла в сознание.

Из палаты двадцать восемь он только что вышел. Пытаясь вернуть утраченное самообладание, Мартин проговорил:

— Мне, видимо, не следовало заранее предполагать, что это мужчина. Спасибо за помощь.

— Если ходите поговорить; с ней, лучше сделать это завтра.

— Хорошо… Еще раз благодарю.

Медсестра исчезла за дверью на противоположной стороне коридора, Мартин медленными шагами вернулся в палату двадцать восемь. Женщина лежала в той же позе, что и несколько минут назад. Одеяло мягко приподнималось и опускалось в такт дыханию. Он подошел ближе, не отрывая от нее пристального взгляда. Ему не давало покоя ощущение, что он где-то уже видел ее. Но где? Мартин никак не мог вспомнить, хотя всегда гордился своей зрительной памятью. Нет, конечно, они не встречались, иначе он не забыл бы ее! Изящные, четкие линии тела. Узкое запястье с мягко выступающей косточкой. Длинные тонкие пальцы.

Эта женщина спасла жизнь его дочери. Мартину даже не нужно было закрывать восстановить в памяти ту ужасную сцену, которая предстала перед ним, когда такси, привезшее его из аэропорта, остановилось на подъездной дорожке к дому.

Стоя посреди больничной палаты, он словно заново пережил все, произошедшее сегодня вечером… Теперь шок у Тори уже прошел и, поскольку под воздействием успокоительного девочка заснула, он воспользовался возможностью для того, чтобы разыскать полицейского, перед которым был в неоплатном долгу. Эту женщину в постели.

Вряд ли в ней больше пяти футов семи дюймов. И в ее чертах нет того совершенства, которое свойственно Келли: нос немного вздернутый, губы полноваты. Нет, он не хочет думать о Келли, о ее потрясающей красоте, соблазнительном теле и холодных синих глазах. Только не сейчас. Они развелись четыре года назад и с тех пор почти не встречались.

Женщина в постели пошевелилась и что-то невнятно пробормотала. Ее ресницы дрогнули. Но затем она снова успокоилась и задышала ровно. Каким-то непостижимым образом этой женщине удалось убедить преступника отпустить Тори. А может быть, вызвать удар на себя?

Мартин подошел к изножью кровати, и слегка нахмурившись, прочел аккуратно напечатанные на карточке слова: Энн Дэвис. Двадцать восемь лет. Он нахмурился еще больше, и его глаза приобрели выражение, которое сразу же узнали бы некоторые из его подчиненных. Девичья фамилия Келлн тоже Дэвис. А младшую кузину Келли зовут Энн. Он видел ее на своей свадьбе. Сто лет назад.

Нет, это не может быть она. Это всего лишь совпадение… Но та Энн, которой имела огненную непокорную шевелюру и высокие скулы, которые уже тогда обещали пикантную красоту в будущем. А еще у нее были скобки на зубах, неуклюжесть новорожденного жеребенка и полное отсутствие хороших манер. Впрочем, ее зеленые, как весенняя трава, миндалевидные глаза уже тогда были прекрасны.

Он порылся в памяти. Кажется, она жила с Келли и Ниной, потому что ее родители погибли при трагических обстоятельствах… Вроде бы от рук преступников… Может быть, именно поэтому Энн Дэвис стала полицейским?

Кузина Келли спасла жизнь дочери Келли… Какое странное совпадение! Да, кстати, ему бы лучше сообщить той о случившемся, пока она не узнала об этом из утренних новостей.

Женщина в постели опять зашевелилась и тихонько застонала. Он замер, прислушиваясь, а затем подошел ближе, чтобы быть радом, когда она очнется. Мрачно отметив, что ее мучения причиняют ему боль, Мартин протянул руку и нажал на кнопку за подушкой. Он с трудом удержался, чтобы не погладить прядь ярких волос. Волос, способных согреть сердце любому мужчине.

— Все в порядке, — тихо проговорил Мартин. — Я вызвал сестру.

Ее веки дрогнули, затем снова сомкнулись, чтобы тут же распахнуться пошире. Глаза были чистого ярко-зеленого цвета и удивительной формы. Мартин напряженно ждал, когда она заговорит.

Очертания мужчины расплывались и пульсировали в такт пульсации боли в плече. Энн моргала, пытаясь прояснить затуманенное болью и снотворным зрение, и на этот раз увидела его более отчетливо. И тут же узнала.

Мартин. Мартин Крейн стоял у ее постели и смотрел на нее с выражением, от которого у Энн дрогнуло сердце. Он пришел ко мне, подумала она, испытывая головокружение. Наконец-то. Ее рыцарь в сияющих доспехах, ее сказочный принц… Сколько раз, будучи девчонкой, она мечтала именно о таком пробуждении! Его большое тело, с широкими плечами и узкими бедрами, его квадратный подбородок и излучаемая им неудержимая жизненная энергия — все это было так знакомо ей! И так желанно! И так недоступно. Потому что сто лет назад Мартин Крейн влюбился в Келли.

Но сейчас казалось, что девичьи мечты ожили, и единственный мужчина, которого она любила, рядом и смотрит на нее взглядом, от которого становится жарко. Она любила его безумно и безмолвно, невзирая на то, что он женился на Келли. Да и как могла она не полюбить его? На одинокого и впечатлительного подростка его красота и индивидуальность производила неизгладимое впечатление. Конечно, с тех пор она заметно поутратила иллюзии, ее мечты разбились о скалы взрослой реальности.

Мартин Крейн. Неверный муж ее обожаемой кузины Келли. Человек, который отказал Келли в опеке над собственной дочерью, который был слишком занят приумножением состояния, для того чтобы быть хорошим мужем и отцом. Известный во всех крупных городах мира соблазнитель женских сердец.

Но что, лихорадочно подумала Энн, что он делает у моей постели?! Да и где я, наконец? Потому что это не сон. Тупая, пульсирующая боль в плече и мучительная резь в глазах слишком реальны. И он, разумеется, тоже. В его густых черных волосах появились серебряные нити, растерянно отметила Энн. Но глаза по-прежнему неуловимо меняют цвет от голубого до серого, и подбородок такой же надменный, как всегда.

— Где?.. — прохрипела она.

— Я вызвал сестру, — глубоким баритоном проговорил он, и Энн поняла, что никогда не забывала этого голоса. — Лежи спокойно, она будет через минуту.

— Но что ты…

Дверь распахнулась, и, неслышно ступая на мягких подошвах, в комнату вошла сестра. Подойдя к кровати, она улыбнулась Энн.

— Значит, вы пришли в себя… вот и славно. Выглядите вы неважно. Я дам вам еще одну таблетку, это поможет терпеть боль. — Спокойно и уверенно она измерила пульс и температуру, задала несколько вопросов и дала Энн болеутоляющее. — Лекарство подействует через минуту, — бодро заметила сестра и взглянула на Мартина. — Может быть, вы побудете здесь, пока она снова не заснет?

— Конечно, — ответил Мартин.

Еще раз улыбнувшись Энн, сестра вышла из палаты.

Мартин спросил напрямик:

— Ты та самая Энн, с которой я познакомился много лет назад, не так ли? Кузина Келли? Ты помнишь меня? Мартин Крейн.

О да, она помнила его! Энн сказала:

— Я не хочу с тобой разговаривать.

Она надеялась, что ее слова прозвучат холодно и решительно, со всем презрением, которое она испытывала к этому человеку. Но язык с трудом ворочался во рту, и Энн сама еле услышала свой голос. Недовольная первой попыткой, она попробовала еще, борясь с туманом в голове.

— Мне нечего тебе сказать, — прошептала она и, поддавшись ужасной слабости, уронила голову на подушку.

— Энн…

Мартин склонился к ней. Он был так близко, что она отчетливо видела чувственные изгибы рта, ямочку на подбородке… Ее охватила паника. Отвернув голову, Энн зажмурилась.

— Уходи, — пробормотала она.

Он натянуто произнес:

— Я зайду завтра утром. Но я хочу, чтобы ты знала, какую благодарность… О, проклятье, не знаю, как сказать! Ты спасла жизнь моей дочери, Энн, рискуя своей собственной. Я навсегда останусь твоим должником.

Ее глаза распахнулись. Она уставилась на него, стараясь понять, о чем он говорит. И вдруг вспомнила белый луч прожектора, до смерти перепугано ребенка, так и не выпустившего из рук медвежонка, и безумный, затравленный взгляд подростка, которому успешно попыталась внушить, что его враг — она, а не ребенок, каким совсем недавно был он сам.

— Хочешь сказать, что мальчишка залез в твой дом? — задыхаясь, проговорила Энн. Когда Мартин кивнул, Она с растущим волнением сказала; — Мне было известно только, что владелец в отъезде, а в доме девочка с приходящей няней. Никаких имен.

— Это была моя дочь, Topи.

— Дочь Келли… А не только твоя!

— Келли оставила ее, когда Тори было три года.

— Tы отказал ей в опеке.

— Она и не хотела.

— От нее я знаю иное.

— Послушай, — ровным голосом произнес Мартин. — Сейчас не время обсуждать мой развод. Ты спасла Тори жизнь. Проявила невероятную храбрость. — Он взял ее руку в свою. — Спасибо тебе. Это все, что я хотел сказать.

Энн ощущала тепло и силу его пальцев. Голос ее окреп.

— Неужели ты думаешь, что я нуждаюсь в твоей благодарности? — выкрикнула она, с ужасом чувствуя, как сильно он воздействует на нее.

Будь я проклята, если снова, словно глупая девчонка, влюблюсь в него. Мне двадцать восемь лет, я стала совсем другой. И он ничего не значит для меня. Ничего! Она попыталась вырвать руку. Невыносимая боль пронзила плечо, и Энн вскрикнула.

Мартин строго сказал:

— Ради Бога, лежи смирно. Ты ведешь себя так, словно ненавидишь меня.

Слегка озадаченная его непонятливостью, она спросила:

— А почему я не должна тебя ненавидеть?

К ее великому облегчению, он выпрямился и его рука упала вдоль тела; на лице мелькнуло непонятное выражение. Бесцветным голосом Мартин произнес:

— Ты ведь росла вместе с Келли.

— Я восхищаюсь Келли, — с вызовом заявила Энн. — Она мой идеал, и она была добра со мной, когда я так в этом нуждалась!

Правда, на свой, немного странный манер, и только тогда, когда это было удобно Келли; повзрослев, Энн поняла это. Тем не менее, в тот период жизни, когда она чувствовала себя ужасно одинокой, Келли учила ее танцевать, одеваться, красить губы, советовала, как разговаривать с мальчиками. Уделяла ей внимание. Гораздо большее, чем Нина, мать Келли.

— Восхищение — самое необъективное из чувств.

— Что ты можешь знать о чувствах?!

— Что ты имеешь в виду?

— Догадайся сам, Мартин, — устало проговорила Энн.

Лекарство уже начало действовать, пульсирующая боль в плече немного утихла, веки отяжелели, по телу разлилась лень, и теперь Энн хотела только одного — чтобы Мартин ушел. Дверь вдруг снова бесшумно открылась, и Энн с облегчением увидела такое знакомое лицо Брюса.

Брюс Уолден. был ее напарником. Он очень нравился ей своим спокойствием в трудных ситуациях и надежностью. На нем по-прежнему была форма, и выглядел он измученным. Энн тепло проговорила:

— Брюс… как хорошо, что ты подоспел вовремя.

— Да уж, — ответил он. — Дело могло бы кончиться для тебя худо, Энн.

— Воздействовать на здравый смысл было бесполезно, мальчишка был не в себе, поэтому я решила разозлить его. Надо было спешить, да и с девочкой вполне мог бы случиться серьезный нервный срыв.

Мартин издал едва слышный возглас. Если бы он не задержался на сутки в поездке, ничего бы не случилось. Это из-за него пострадала Тори! Не в силах думать об этом, Мартин повернулся к Брюсу.

— Меня зовут Мартин Крейн. Мою дочь спасла Энн. Видимо, это именно вы перехватили руку парня и не дали нанести второй удар?

— Брюс Уолден, — представился тот с широкой дружеской усмешкой, которая осветила его карие глаза. — Мы с Энн хорошая команда. Если не считать того, что она слишком часто нарушает инструкции.

— Правила для того и созданы, чтобы их нарушать, — пробормотала Энн.

— Боюсь, что когда-нибудь это станет для тебя последним правилом в жизни, — с некоторой мрачностью произнес Брюс. — И зачем надо было лезть на рожон? Питерс ведь уже начал говорить с ним.

— Брюс, но ведь только женщина может так взбесить мужчину, согласись. И потом, все кончилось не так уж плохо, верно?

Напарник безнадежно махнул рукой.

— Просто иногда ты пугаешь меня до оторопи.

Энн вполголоса произнесла весьма выразительное слово. Брюс приподнял брови и извлек из-за спины немного потрепанный букет.

— Вот, подобрал по дороге. Хотя говорят, что завтра ты будешь уже дома.

— Приедешь забрать меня? — спросила Энн.

— Конечно.

— Хорошо, — с удовлетворением произнесла она.

— Может быть даже приберу у тебя в квартире.

— Бардак в доме — признак творческой натуры, — с достоинством заметила Энн.

— Это признак того, что живущий в доме уборке предпочитает чтение мистических романов.

Мартин переступал с ноги на ногу. Легкая пикировка между этими двоими почему-то злила его. Значит, Брюс бывает в квартире Энн. Ну и что? Ему-то какое дело? Энн Дэвис для него только женщина, спасшая жизнь Тори.

И все же в ней было очарование, которого Келли оказалась лишена. И дело не только во внешности, не только в отваге, а в том, как глубоко она воздействовала на все его чувства. Мартин отрывисто сказал:

— Я проведу с дочерью в больнице всю ночь. Я зайду утром, Энн, узнать, как ты себя чувствуешь.

— Пожалуйста, не надо, — резко произнесла она. — Ты меня уже поблагодарил. Нам больше не о чем говорить.

Брюс опять приподнял брови, а Мартин упрямо заявил:

— Тогда я свяжусь с тобой позже. Уолден, еще раз спасибо — вы сделали великое дело.

— Это наша работа, парень.

Мартин вышел из палаты и зашагал к лифту. Он не привык, чтобы ему давали отпор. Да ему просто никогда не давали отпора. Женщины, казалось, находили его внешность вкупе с его деньгами совершенно неотразимыми, поэтому отпор приходилось давать ему. Вежливо. Дипломатично. Но суть всегда оставалась одна. Руки прочь!

Энн Дэвис его на дух не переносит. В этом нет никаких сомнений. Проклятье, она почти без сознания и, тем не менее, находит силы дать ему понять, что он худший из худших! И все из-за Келли. Которая вышвырнула его так же бесцеремонно, как пару сношенной обуви. Беда в том, что тогда это причинило ему боль. Более невыносимую, чем он соглашался признать.

В течение одиннадцати лет он прилагал все усилия, сначала чтобы сохранить этот брак, а потом — чтобы преодолеть те чувства, которые с первого же взгляда пробудила в кем Келли. Он потерпел поражение и в том и в другом, Отсюда его стремление давать отпор любой женщине, которая подбирается слишком близко или строит матримониальные планы.

Все это у него уже было. И повторения Мартин не хотел.

Нужно позвонить Келли утром; кажется, она дома, в Венеции, в живописном палаццо, принадлежащем ее второму мужу, Уго. Который, как оказалось впоследствии, ничуть не богаче Мартина. Правда, в числе предков Мартина не было стольких графов и герцогов. Их вообще не было. Если он редко думал о Келли, то о своем нищем детстве в одном из беднейших районов Чикаго не думал вообще.

Мартин, казалось, целую вечность ждал лифта, но в конце концов с облегчением открыл дверь в палату Тори. Девочка мирно спала в том же положении, в котором он оставил ее. У нее были синие глаза матери и сердцевидное личико. Но длинные прямые волосы были такими же черными, как у него, и от него же она унаследовала острый ум и способность отстаивать собственное мнение. Он любил ее с первого дня жизни, и все же крайне редко мог сказать, о чем дочь думает. Когда Мартин подошел и убрал с ее лица прядь волос, Тори даже не пошевелилась. То же самое ему хотелось проделать с волосами Энн, правда по совершенно иным мотивам, весьма далеким от чистой отцовской любви.