Она вышла из комнаты. Он видел, как колышутся ее соблазнительные бедра.

— Кажется, нашел добычу?

Чарлз пожал плечами и повернулся к тетке спиной.

— Вы вечно пристаете ко мне — женись да женись! С той самой минуты, как мы узнали о смерти Пола. Мисс Петерсон отлично подходит для этой роли.

— Неужели больше не из кого выбрать?

— Все дамы, с которыми я встречался раньше, не очень-то меня жаловали.

— Да, но теперь ты маркиз Найтсдейл, и это делает тебя намного привлекательнее!

У Чарлза защемило в сердце. Боже правый, что ему было ненавистно, так это низкопоклонство. Люди, которые не замечали просто майора Дрейсмита, готовы были в лепешку расшибиться, чтобы завоевать благорасположение лорда Найтсдейла!

— Это мне и нравится в мисс Петерсон, тетя. Думаю, она гроша ломаного не даст за мой титул.

Эмма едва сдержала себя, чтобы не броситься вниз по лестнице со всех ног. Она все еще кипела от злости. Ну и нахал! Явился сюда после стольких лет отсутствия и тут же сделал ей предложение. Она могла бы поклясться — он даже не узнал ее сначала, когда они встретились в длинной галерее!

Ему нужна жена, чтобы произвести на свет наследника. Но она не позволит превращать себя в машину для производства нового поколения династии Найтсдейлов. Да она бы с радостью придушила последнего ее представителя. Собственными руками!

Она задержалась на площадке третьего этажа, вцепившись в перила так, что побелели костяшки пальцев. Глубоко вздохнула, призывая себя к спокойствию. На себя она злилась не меньше!

Отчего он не урод: не косоглазый, не рябой, даже не горбатый? Как вышло, что он стал тем единственным, кто приходил в ее сны?

Она обхватила ладонями пылающие щеки. Эмма видела Чарлза не только во сне, Он чудился ей и наяву.

Чарлз пришел к ней в постель в ту самую ночь, когда она опрометью примчалась домой со свадьбы его брата.

К чему лукавить? Благочестивая дочь викария часто забиралась в кровать, задувала свечу и воскрешала в памяти то, что увидела на террасе дома Найтсдейлов. Однако в ее мечтах Чарлз целовал ее, а не какую-то там лондонскую красотку. Эмма пыталась представить себе, как бы его губы двигались, соприкасаясь с ее губами. Какими могли быть эти губы? Холодными или теплыми, влажными или сухими? Она воображала: вот руки Чарлза обвиваются вокруг ее талии, ее грудь прижимается к его телу… вот его руки… Эмма крепко зажмурилась. Страшно даже подумать, куда потом двинулись его руки.

А теперь он делает ей предложение. Она могла бы узнать наяву, каковы на вкус его губы. И что было бы, если бы его руки…

Хватит. Не может она выйти замуж лишь для того, чтобы проверить, все ли так, как ей мечталось. Нет. Конечно, нет. Нелепо — просто смех разбирает.

Она двинулась вниз по ступеням.

Эмма чуть не умерла в кабинете, когда он разглядывал ее рот. Едва могла поддерживать беседу с леди Беатрис. Этому человеку нужно приказать ходить с повязкой на глазах — их прозрачная голубизна сводит женщин с ума. Наверняка с их помощью он покорил целую толпу светских дамочек. Она же не станет очередной жертвой, как бы ей самой этого ни хотелось.

— Мисс Петерсон, как вы быстро! Я восхищен.

Эмма посмотрела вниз. В холле, улыбаясь, стоял Чарлз. Сердце екнуло, и ей стоило большого труда взять себя в руки.

— Не нужно много времени, чтобы надеть шляпку, милорд.

— Нет? Поверю вам на слово — ни разу не доводилось самому этого делать.

— Зато, без сомнения, довелось немало их снять.

Эмма прикусила губу. Как же это сорвалось с губ? Раньше ей всегда удавалось следить за собственным языком. Глядя прямо перед собой, она вышла в парадную дверь. Чарлз нашептывал прямо в ухо:

— Ах, мисс Петерсон! Неужели я догадался, что вы хотели сказать?

— Не имею понятия, о чем вы, милорд.

— Значит, вы не намекали, что я снимал с дам не только шляпки?

Эмма почувствовала, что щеки заливает яркий румянец. Когда она это сказала, то сама даже не понимала, что говорит совершенно неприличные вещи. Зато он признался, что раздевал этих дам. Но она ничего не скажет. Маленькая ложь во спасение.

— Разумеется, милорд, я ни на что не намекаю.

Он рассмеялся глубоким ласкающим смехом.

— Ах, мисс Петерсон, мы отлично проведем время. Могу я называть вас Эммой?

— Нет, конечно!

— Прекрасно. А вы должны звать меня Чарлзом.

— Милорд, вы меня слышите? Я не разрешала называть меня по имени.

— Что ж, Эмма. Простите, но я позволю себе эту вольность. На войне я усвоил одну вещь. Просить следует вежливо, но, если речь идет о жизни и смерти, нужно взять требуемое самому — разумеется, тоже с учтивостью. А я думаю, что мне жизненно необходимо слышать, как звучит ваше чудесное имя — Эмма.

Эмма не нашлась что ответить. Она раскрыла рот от удивления. И еще шире, когда вдруг почувствовала, как его широкие теплые ладони смыкаются на ее талии и он поднимает ее, чтобы усадить в свой экипаж. Затем он забрался сам и сел рядом, с улыбкой коснувшись указательным пальцем ее подбородка. Эмма закрыла рот так поспешно, что услышала стук собственных зубов. И смутилась еще больше, когда оказалось, что сиденье маленького двухколесного экипажа слишком узко. Эмма чувствовала, как соприкасаются их бедра и ноги. Почему-то его тело было очень твердым, как скала. Девушка заерзала, пытаясь немного отодвинуться. Он тоже передвинулся вслед за ней.

— Милорд, вы меня раздавите.

— Чарлз. Эмма, вы же знаете, что меня зовут Чарлз. Помните, вы ведь называли меня по имени, когда мы были детьми?

— Теперь моим губам этого не выговорить, милорд. Я, будет вам известно, испытываю некоторую склонность к соблюдению приличий.

— Ясно. Придется тогда переубедить эти губы.

И не успела Эмма сообразить, что сейчас будет, как он ее поцеловал.

Она закрыла глаза — то ли оттого, что лицо Чарлза оказалось так близко, то ли чтобы лучше распробовать вкус губ. Этого она не могла сказать — да и не все ли равно. Прикосновение было недолгим, а губы сухими и прохладными. Но она почувствовала, что ее пробрало до кончиков ногтей. Внутри вспыхнул огонь, тот самый, что тлел в ее мечтах, никогда не разгораясь до настоящего пламени. Пламени, которое, как она боялась, может поглотить ее всю без остатка.

Кажется, ей грозит беда!

Чарлз засмеялся и отодвинулся к противоположному краю сиденья. Он предпочел бы продлить поцелуй, получше изучить ее рот. Но лошади беспокойно топтались, да и Эмма, вероятно, скоро опомнилась бы и залепила ему такую пощечину, что не дай Боже. Не говоря уж о том, что их прекрасно можно было видеть из окон дома. Не подсматривала ли за ними тетя Беа? Или малышка Клер?

Ему было все равно. Чарлз усмехнулся. Ему вдруг захотелось рассмеяться от радости. Такой легкости на сердце он не чувствовал уже давно — по крайней мере с тех пор, как уехал в Испанию. А уж узнав о смерти Пола… Даже в ту пору, когда Чарлз, выпускник университета, окунулся в светскую жизнь Лондона, не чувствовал такой чистой, беззаботной радости. Жизнь казалась ему тогда чудесной, осыпающей его позолотой. А потом были утренние пробуждения после ночных кутежей, и оказалось, что позолота больше смахивает на ржавчину.

Он поглубже вдохнул прохладный английский воздух, аромат свежескошенной травы. Наверное, так хорошо ему было лишь в детстве. Просыпаешься утром, и впереди у тебя целый день, чтобы рыбачить, или кататься, или играть в Робин Гуда или рыцарей Круглого стола. А по пятам за тобой почти всегда бегает девчонка. Он усмехнулся. Маленькое кудрявое создание, которое он звал Коротышкой. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь в ее присутствии он найдет нечто большее, чем раздражение?

— Что вас так забавляет, милорд?

Значит, мисс Петереон решила сохранять надменное спокойствие? Он взглянул на девушку. Так и есть — задрала нос повыше.

— А вы знали, что другие мальчики зовут вас Тень?

— Что? — Она повернулась к нему.

— О чем это вы?

— В детстве. Другие мальчики прозвали вас Тень. Вы вечно ходили за мной, куда бы я ни шел.

— Ох! — Она отвернулась, и легкий румянец снова окрасил ее щеки.

— Но я вас так не называл. Я не возражал, что вы ходите за мной.

— Вы звали меня Коротышкой.

— Да, вы же были с ноготь. Вы и сейчас ростом не вышли. Хотя некоторые части, — Чарлз опустил глаза на ее прекрасную грудь, — очень даже выросли.

— Милорд! — Ее щеки пылали. Не миновать ему пощечины!

— Ваши руки, например, — добавил он, смеясь. — Уверен, они стали побольше. Да и ноги тоже. Ваш прекрасный… хм… подбо…..

Эмма судорожно вздохнула, и не упомянутая Чарлзом часть ее тела соблазнительно поднялась.

— Подбородок тоже значительно увеличился с тех пор, как вы были девочкой.

— Милорд, вы такой… умеете изворачиваться.

— Прошу прощения? — Чарлз пытался придать голосу оттенок ангельской невинности. — Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

— Отлично понимаете! Вас не поймать. Вроде понятно, о чем вы говорите, и в то же время… вы ставите меня в тупик. Вы скользкий, словно форель.

— Милая, — сказал Чарлз, и голос его вдруг осекся — ее безыскусные слова пробудили в нем эротические фантазии, — если вам захочется меня схватить, пожалуйста, в любое время. Ваше желание для меня закон. Будь я форелью, был бы рад заплыть к вам… — Чарлз оборвал себя на полуслове.

Она взглянула на него озадаченно и не без подозрительности.

— Ну вот, вы снова начинаете.

Чарлз приказал своему телу вести себя прилично и ответил:

— Что начинаю?

На сей раз голос его звучал чисто, без хрипотцы.

— Не стройте из себя святошу. Вы ведь имели в виду кое-что другое, не так ли?

— Неправда.

— Да!

Чарлз ухмыльнулся:

— Ну, может быть, отчасти.

— Скажите, что именно.

— Нет, Эмма, любовь моя. Разумеется, я вам не скажу. А покажу — но не раньше, чем мы поженимся.

Чарлз рассмеялся. Он мог бы поклясться, что слышал, как скрипнули ее зубы. Впереди показались знакомые стены каменного дома, где он когда-то проводил долгие часы, изучая греческий и латынь под руководством преподобного Петерсона.

— Мы застанем вашего отца дома?

— Да.

Чарлз уловил внезапный холодок в голосе собеседницы. В чем тут дело?

— А вашу сестру?

Эмма пожала плечами:

— Мэг наверняка копается где-нибудь в земле. Дома только папа и… — Она замолчала. Ее ноздри затрепетали, а рот сложился в нитку.

— И? — подсказал он, осаживая лошадей.

Эмма вскинула подбородок и расправила плечи, Словно солдат, готовый к бою. У Чарлза пропала всякая охота шутить. Кажется, он обнаружил причину ее печали.

— И миссис Грэм, — закончила Эмма. — Миссис Харриет Грэм. Вдова. Помогает в церкви, расставляет букеты и все такое.

— И?

— Что ж еще, милорд?

— Почему вы цепенеете, стоит вам подумать о миссис Харриет Грэм? У вас такой вид, будто вы кочергу проглотили.

— Не понимаю.

— Вряд ли дело в том, что она помогает в церкви. — Чарлз смотрел на ее опущенные веки. — Вы сказали «папа и…». Суть в этом «и»? Миссис Грэм представляет собой гарпию из гарпий?

Эмма покачала головой:

— Разумеется, нет. Миссис Грэм — добрая прихожанка.

— Но вероятно, вовсе не добрый друг семьи?

— Вы поможете сойти на землю или мне прыгать?

— Я помогу вам, дорогая. — Чарлз обошел экипаж и подхватил девушку за талию. Ему хотелось, чтобы ее тело скользнуло по нему или прижалось покрепче, пока ее ноги не коснутся земли. Но он просто помог ей спуститься, впрочем, сразу не выпустил, наслаждаясь изгибом стройной талии, которую обнимали ладони.

К его удивлению, она не стала вырываться. Девушка стояла спокойно, опустив глаза, спрятанные под полями шляпки.

— Эмма, все хорошо?

— Да, конечно. — Она подняла глаза, затем отступила. Он разжал объятия. — Простите. Нам сюда.

Он прошел за ней в дом. В ноздри ударил запах знаний, старых книг в кожаных переплетах, бумаги и чернил. Как часто он вдыхал этот запах, когда мальчиком сражался с латинскими склонениями! В университете тоже пахло чем-то похожим, но здешний запах был намного приятнее. Здесь он был дома. Отец Эммы был хорошим наставником: строгим, требовательным, но щедрым на похвалу. Чарлз занимался прилежно, изо всех сил стараясь ему угодить.

Ему даже хотелось, чтобы преподобный Петерсон был его отцом. Может быть, именно поэтому он терпел Эмму. Она казалась ему сестренкой.

Разумеется, теперь он думал о ней вовсе не как о сестре.

Эмма остановилась перед дверью отцовского кабинета и осторожно постучала:

— У нас гость, папа.

— Войдите, прошу вас.

Эмма толкнула дверь. Чарлз застыл на пороге.

Прошедшие двадцать лет состарили Петерсона. Появились седые волосы, щеки слегка впали, кожа лица натянулась, резко очерчивая скулы. Чарлз не удивился. Он виделся с преподобным четыре месяца назад, на похоронах брата. Но здесь, в кабинете, он показался ему прежним, будто эта комната была укрытием, где не властны ни время, ни старость.

— Милорд! — Преподобный Петерсон встал. — Как я рад снова вас видеть! Мы все счастливы, что вы вернулись домой, в Найтсдейл.

Чарлз усмехнулся:

— Наконец! Спасибо, что не произнесли этого слова.

Священник продолжал улыбаться. Губы слегка изогнулись, но глаза сверкали искорками за стеклами очков.

— Никоим образом не осмелился бы порицать маркиза.

— Ну да, вслух.

Викарий еле заметно усмехнулся, а в уголках глаз собрались морщинки.

— Я просто очень рад, что вы вернулись в поместье, милорд. — Он обернулся к невысокой женщине, что сидела в кресле возле стола. — Позвольте представить вам миссис Харриет Грэм. Миссис Грэм приехала в Найтсдейл совсем недавно, милорд, но она принимает живое участие в делах прихода.

— Миссис Грэм. — Чарлз взял руку женщины, кожей почувствовав, как ощетинилась Эмма. Девушка все еще стояла в дверях.

— Доброе утро, милорд. — Миссис Грэм спокойно улыбалась, глядя на него снизу вверх. Она ему сразу понравилась. У нее были ласковые карие глаза и каштановые, с сединой, волосы.

«Вот, значит, какова наша гарпия. Посмотришь со стороны — обычная женщина средних лет, а вовсе не злобная мачеха».

— Преподобный, я прибыл, чтобы передать приглашение для обеих ваших дочерей.

Эмма смотрела, как Чарлз пожимает руку миссис Грэм. Она не удивилась, застав женщину в кабинете отца. Боже правый, да она почти что поселилась в доме викария. Вероятно, переселится совсем, если Мэг отправится в Найтсдейл на празднество.

Эмма прикусила губу. Нет, решительно не могла она видеть, как папа нарушает Божью заповедь и живет во грехе с женщиной — с этой воплощенной Иезавелью — Харриет Грэм.

— На приеме будут девушки одного возраста с мисс Маргарет Петерсон. Моя тетя Беатрис считает, что для вашей младшей дочери открывается прекрасная возможность побарахтаться в нашем светском болоте, к тому же недалеко от родного дома и под присмотром старшей сестры.

— А кто же станет присматривать за старшей?

— Папа, я же не легкомысленная дурочка. Сама отлично справлюсь.

Эмма видела: Чарлз удивленно приподнял бровь — и покраснела. Неужели ее тон слишком выдавал нетерпение?

— Я никоим образом в тебе не сомневался, Эмма, но ты ведь тоже так и не побывала в Лондоне.

— Я не раз бывала в обществе здесь, в Найтсдейле.

— Знаю, но…

Эмма взглядом умоляла отца замолчать.

— Не волнуйтесь, сэр. — В голосе Чарлза она могла уловить лишь намек на насмешку, поэтому пристально взглянула ему в лицо. Он сделал вид, что не видит. — Там будет тетя, да и прием обещает быть не особенно помпезным. Пара поездок на пикник да бал. Все очень по-домашнему. Полагаю, приедут герцог Олворд с женой и сестрой, а также граф Уэстбрук, так что девушки увидят знакомые лица.

Преподобный Петерсон кивнул:

— Сестра герцога, леди Элизабет, особенно дружна с Мэг. Я не вижу возражений, а вы, Харриет?

Эмма стиснула зубы, а миссис Грэм кивнула и что-то промурлыкала в знак одобрения.

— Гости начнут прибывать завтра, — продолжал Чарлз, — так что я утром пришлю за мисс Маргарет Петерсон экипаж. Вы согласны?

— Это было бы чудесно, милорд. — Отец посмотрел на старшую дочь: — Эмма, тебе бы взять что-нибудь из вещей. Ты ведь не собиралась участвовать в светских увеселениях, когда отправлялась заменить мисс Ходжкисс?

— Нет, да и сейчас не собираюсь часто появляться в обществе. Большую часть времени мне придется проводить с девочками.

— Но не все же время? — возразил Чарлз. — Почему бы вам не начать укладываться прямо сейчас?

Эмме совсем не хотелось укладываться. Она умоляюще сложила руки на груди, но вдруг заметила выражение глаз Чарлза. Что-то в его взгляде предостерегло — ее упорство будет выглядеть совсем по-детски. Она стиснула зубы.

Ей не шесть лет, а все двадцать шесть. И не пристало себя так вести. Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами.

— Думаю, вы правы. Это не займет много времени.

— Вам помочь?

— Нет, миссис Грэм. Я справлюсь сама. — Лицо отца приобрело укоризненное выражение, и Эмма покраснела. — Однако благодарю за любезное предложение. Я вернусь через минуту.

Больше минуты на сборы у нее и не ушло. Гардероб у Эммы не отличался богатством, да и большая его часть уже переехала в Найтсдейл. Она торопливо затолкала в саквояж несколько платьев. Замерла, взяв в руки бальное платье. Нужно ли его брать? Смешно подумать. Пальцы девушки скользили по шелковистой ткани. Сколько денег было потрачено впустую. Она ни разу его не надела.

Можно обновить его теперь, на приеме.

Нет. Не пойдет она на бал!

Она закрыла глаза, вспоминая тот вечер десятилетней давности, Чарлза и лондонскую гостью на террасе. Эмма была слишком юной, чтобы ее позвали на бал. Сейчас она много старше.

Схватив платье в охапку, она сунула его к остальным вещам и выскочила из комнаты поскорее, боясь передумать.

Чарлз отнес саквояж вниз, пока Эмма прощалась с отцом.

— Моим ушам вновь придется гореть? — поинтересовалась она после того, как Чарлз помог ей забраться в экипаж.

— Эмма, ваш отец не обсуждал вас со мной и миссис Грэм.

— Уверена, он говорит обо мне с миссис Грэм. — Эмма смотрела прямо перед собой, ожидая, что Чарлз начнет защищать женщину. Он молчал. Девушка тоже молчала, но слова толпились на кончике ее языка, готовые вот-вот сорваться.

Ей не с кем было поговорить по душам. Не с Мэг же. Однажды она пыталась пооткровенничать с сестрой, но та была слишком молода и ничего не поняла. Другие знакомые леди, напротив, были уже в годах. Да и не хотелось ей выносить сор из избы. Лишь Чарлз стал свидетелем ее несдержанности.

Что с ней такое? Сначала, выйдя из себя, она швырнула в него фарфоровой собачкой. А теперь вела себя словно невоспитанный ребенок. Может, заболела? В желудке действительно что-то неладно.

Если Чарлз всерьез делал ей предложение, ему следует радоваться, что она его отвергла. Она, должно быть, постепенно превращается в сварливую особу.

Вот если бы миссис Грэм убралась туда, откуда появилась! Если бы все стало как раньше!

Она взглянула на Чарлза. Тот вопросительно приподнял бровь:

— Все прошло?

— Что прошло? — Эмма нахмурилась. — О чем вы говорите?

— Я видел, вы ломаете руки и рычите что-то себе под нос. Я боялся, что вы можете взорваться в любую минуту.

— Ничего я не рычала. Вот еще!

— Рычали-рычали.

— Нет. Я даже не знаю, как это — рычать.

— Ну, мне это показалось именно рычанием. Не хотите рассказать, в чем дело?

— Нет; — Эмма сжала губы. — Все в порядке.

Чарлз вздохнул:

— Полагаю, дело в миссис Грэм. Но, положа руку на сердце, не вижу тут особой беды. Она показалась мне совершенно обычной, достойной уважения леди.