Саманта Джеймс

Избранница

Пролог

Англия, 1790 год

Июнь. Полдень. Жара. На въезде в Фарли-Холл возвышались чугунные ворота. Длинная подъездная дорожка петляла между ухоженными террасами садов и обсаженными кустарником прогулочными аллеями. Но над всем этим царило великолепие самого Фарли-Холла — величественного особняка с кирпичным фасадом. От подъезда по обеим сторонам тянулись ряды высоких окон, задрапированных золотистым шелком, — зрелище, вызывавшее благоговейный трепет.

В восточном крыле здания двое мальчиков занимались под присмотром строгого учителя, мистера Финдли. Но сегодня дети никак не могли сосредоточиться, и их взгляды все чаше обращались к распахнутому из-за жары окну классной комнаты. Оба брата — один десяти, а другой шести лет — унаследовали пронзительно серые глаза отца, только старший был блондин, а черные волосы младшего отливали синевой воронова крыла. Мальчики ждали приезда отца, ерзая от нетерпения на стульях. И мистер Финдли наконец не выдержал и негодующе всплеснул руками:

— Все! Вы свободны! Расскажи я вам сейчас сказку про белого бычка, вы бы и не заметили! Ваш отец вернется из Лондона лишь к вечеру, но разве вас переубедишь? Ступайте!

Мальчики вылетели из класса, а мистер Финдли забурчал себе под нос что-то про тяжкую долю тех, кто пытается вдолбить знания в головы таких непосед. И он бросил вслед ученикам взгляд, полный отчаяния и зависти. Потому что даже если головы этих детей останутся пусты, как котелок бедняка, то с их кошельками подобного не произойдет. Ибо они — сыновья седьмого герцога Шарли, одного из богатейших людей Англии.

В этот момент со стороны подъездной дорожки послышались стук копыт и скрип колес. Старший мальчик бросился вниз по ступеням. Младший пытался за ним угнаться, усердно перебирая худенькими ножками, но все равно остался далеко позади. Дверца распахнулась, и из кареты легко выпрыгнул красивый мужчина в элегантном сюртуке из шелка в полоску и светлых панталонах.

— Папа! — Восторженные детские глаза уставились на мужчину. — Мы так скучали без вас! Хотя мне нравятся уроки езды с Феррисом, с вами это было бы в тысячу раз интереснее!

Любящий взгляд герцога скользнул по золотистым кудрям сына, аристократические черты которого так напоминали черты его матери… Боже, до чего мальчик похож на нее!

— Мне тоже не хватало всего этого, Стюарт! — радостно рассмеялся герцог. — Я так часто вспоминал наши с тобой уроки, что не удержался и привез тебе кое-что.

Он кивнул груму, и из-за кареты вывели маленького белого пони, при виде которого у Стюарта от восторга округлились глаза.

— Пони! У меня будет собственный пони! Можно, я назову его Белым Танцором?

На губах герцога появилась улыбка умиления. Он взял поводья и подвел пони к Стюарту.

— Конечно, это мой подарок тебе. Будущему герцогу Фарли — все самое лучшее!

Они не заметили, как подошел юный Габриэль.

— Пони! — просиял он от счастья. — Вы привезли нам пони! — И потянулся погладить лошадку.

Резкое движение мальчика испугало пони, и он попятился, взбрыкнув передними ногами. Стюарт отскочил, вовремя избежав удара копытом. Герцог мгновенно взорвался:

— Этот пони для твоего брата, а не для тебя! И ради Бога, поаккуратнее! Ты же не идиот и понимаешь, как легко испугать лошадь! Твой брат мог пострадать!

Стюарт в растерянности заморгал:

— Он нечаянно, папа. Габриэль хотел только погладить Танцора. Правда, Габриэль?

Младший брат лишь опустил голову, молча страдая от вспышки гнева отца. Нижняя губа мальчика задрожала, глаза потухли… Недавней радости как не бывало.

— Наверное, ты прав, сынок, — кивнул герцог, но даже не попытался скрыть раздражение. — Только ему не мешало бы поучиться манерам у тебя, Стюарт. Твой брат слишком часто поступает необдуманно.

Плечи младшего сына совсем поникли. Решив приободрить его, Стюарт с надеждой посмотрел на отца:

— А какой подарок вы привезли Габриэлю?

— О Боже, мы с Уиллом были так заняты поисками подходящего пони, что все остальное совершенно вылетело у меня из головы! Ну ладно, в следующий раз постараюсь не забыть. Пошли, Стюарт. Нам нужно многое обсудить. Я решил в следующий раз взять тебя с собой в Лондон.

Герцог уже хотел уйти, но, словно вспомнив о чем-то, повернулся и погладил Габриэля по волосам — погладил как бы между делом: так ласкают кошку или другого домашнего зверька. Затем повернулся и ушел вместе со Стюартом, гордо вышагивавшим рядом.

А Габриэль остался. Ему не выпало счастья стать любимцем, он был просто малышом, не понимавшим, почему отец так строг и несправедлив к нему.


Шелковая занавеска скользнула на место. Леди Каролина Синклер, герцогиня Фарли, наблюдала эту сценку, стоя у окна. В ее глазах была невыразимая грусть, ибо она, как никто другой, понимала: ее мальчика только что ранили в самое сердце. И она знала, почему у малыша постоянно в глазах тоска. Иногда ей хотелось плакать — Габриэль всегда так старался угодить отцу, заслужить его похвалу! Но Эдмунд был слеп и равнодушен к сыновней преданности. Он почти не замечал второго сына. Ибо его гордостью был первенец.

И Каролина боялась, что участь второго сына будет не слаще той, что выпала ей, второй жене.

Она с горечью вспоминала день, когда Эдмунд пришел к ней.

— Стюарту нужна мать, — без лишних церемоний заявил герцог. — А значит, мне нужно жениться.

Он был предельно откровенен и ничего не скрывал. Такой красивый, гордый и решительный! Каролина с первого взгляда влюбилась в него — влюбилась без памяти! И подумать только — он остановил свой выбор на ней! Ее глупое сердце замирало в восторге, — возможно, со временем этот человек полюбит ее…

И она старалась быть любящей и покорной женой, лелея надежду, что он оценит это… и когда-нибудь скажет о своей любви… Но вскоре Каролина поняла: его любовь навеки отдана той, которая теперь пребывала с ангелами…

Каролина прижала ко лбу дрожащие пальцы. Хватит хандрить, она должна стать сильной, если не ради себя самой, то ради Габриэля! Она вынесет и унижение, и боль — все, что угодно, ради этого ребенка, ибо он ее единственная отрада. С тяжелым сердцем, но настроенная ни единым жестом не выдать себя она поспешила на галерею — к сыну.

Мальчик все еще стоял у подъездной дорожки, хмурый и молчаливый, маленький и одинокий. Прощенный и… тут же забытый.

Но сам он ничего не забыл и не простил. Осторожно, но вместе с тем решительно высвободившись из объятий матери, он не принял ни жалости, ни утешения. И не проронил ни слезинки — маленькое личико застыло в стоической гордости, необычной для столь нежного возраста. Потому что даже в этом маленький Габриэль был точной копией отца…

Глава 1

Чарлстон, Южная Каролина 1815 год

Летний ливень хлынул с такой силой, что вымочил до нитки всех, кого застал под открытым небом, и превратил и без того грязные улочки в сплошное месиво. А в таверне Черного Джека дым стоял коромыслом, веселье, подогретое обильной выпивкой, так и выплескивалось наружу — посетители, по большей части моряки, отмечали окончание плавания. Слышался пьяный хохот. Хотя таверна находилась всего в нескольких кварталах от порта и доков, она была одним из лучших заведений в городе и славилась отличной кухней, чистыми скатертями и быстрым обслуживанием — и все это за весьма умеренную плату.

В этот дождливый вечер за столиком в дальнем углу сидели два хорошо одетых джентльмена; один из них был жгучий брюнет, другой — шатен. Более месяца они провели в море, и теперь им захотелось выбраться из тесноты корабельного кубрика и насладиться мягкими перинами.

— За благополучное возвращение в Англию и… за графа Вэйкфилда и его будущую супругу! — с веселой улыбкой провозгласил сэр Кристофер Марли.

Однако лорд Габриэль Синклер не торопился поддержать тост и чокнуться с другом. И не мудрено, ибо он был вовсе не в восторге от предстоящей свадьбы… Кроме того, все решили за него.

Он уставился в свой стакан, словно увидел в нем муху. Последние недели превратились для него в кошмар. Кто мог предположить, что Стюарт погибнет? Только не Габриэль. Он не был особенно близок с братом, и годы все больше отдаляли их друг от друга. Габриэль покинул Фарли сразу после похорон матери, решив больше не возвращаться туда. Он как бы вычеркнул отца из своей жизни и с присущей ему энергией принялся строить собственный торговый флот. Довольно успешно.

Горькие воспоминания невольно всколыхнулись в памяти. Его отец не появился даже тогда, когда он отплывал сражаться с Наполеоном. И в последующие пять лет папаша ни разу не написал ему, будто Габриэль вовсе не существовал.

Но после смерти Стюарта все изменилось.

Наверное, это было неизбежно… Услужливая память тотчас нарисовала сцену — встречу с отцом в Лондоне, когда Габриэль узнал о смерти брата. Отец ничуть не изменился. Был по-прежнему высокомерен, деспотичен и… холоден.

— Теперь ты граф Вэйкфилд, будущий герцог Фарли, — заявил он с ледяным безразличием; этот тон Габриэль всегда терпеть не мог. — Твой долг жениться и подарить мне внука, чтобы наш род не угас.

Габриэль заставил себя расслабиться, даже улыбнулся.

— Я люблю женщин, отец, и в спальне, и вне ее. — Он сделал паузу, наслаждаясь недовольной миной герцога, и коротко хохотнул: — Но женитьба…

Поседевшие брови Эдмунда Синклера сошлись на переносице. Однако Габриэль не вздрогнул от взгляда, так пугавшего его в детстве.

— Как же, как же, наслышан о… твоих похождениях! Но это все любовницы, а я говорю о жене.

Габриэль нахмурился. За ним шпионили! Он с негодованием взглянул на отца, едва удержавшись от вспышки гнева.

— Титул не только придает респектабельность, но и накладывает определенные обязательства, Габриэль. Так что следует исправить это упущение и жениться. Немедленно! Ты заявил, что не отдаешь предпочтения ни одной из красоток. Поэтому не станешь возражать… Стюарт умер, его невеста свободна. Будет вполне логично, если ты займешь место брата. Так что и дату свадьбы переносить не придется.

Габриэль знал о помолвке Стюарта с единственной дочерью герцога Уоррентона, поместья которого граничили в Кенте с отцовскими. И все же предложение отца оказалось слишком неожиданным. Габриэль опешил…Наконец он понял, что от папаши другого и ожидать не стоило. Захотелось повернуться и уйти. Плюнуть на этот дурацкий долг, и пусть высокомерный герцог катится ко всем чертям! Но что-то остановило его…

Дураком Габриэль никогда не был. Фарли — огромное и великолепное поместье, да и титул — лакомый кусочек…

Наверное, судьба решила таким образом вознаградить его за безрадостное детство.

— Так что же? — В голосе отца прорезались знакомые нотки нетерпения. — Ты молчишь? Следовательно, не возражаешь против брака с леди Эвелин?

Габриэль сжал кулаки.

— Годы не изменили тебя, отец, — проговорил он ровно. — Ты по-прежнему считаешь, что твоя воля — закон для всех. Какое имеет значение, есть у меня возражения или нет?

Габриэль лихорадочно соображал — ему требовалось время, чтобы обдумать ситуацию и принять решение… Одно было ясно как день: если он и женится на леди Эвелин, то не по прихоти отца, а потому что сам так решит.

Как Габриэль и предполагал, герцог даже не обратил внимания на легкий укол сына.

— Отлично! Уоррентон и его дочь уже дали согласие. Поэтому мы должны немедленно объявить…

— Нет. Завтра я отправляюсь в Америку. Мой корабль отходит на рассвете. Это очень важно для меня, отец. Так что, боюсь, придется дождаться моего возращения.

Неприязнь герцога к янки была общеизвестна, чему никто не удивлялся, зная о трагической судьбе его первой жены и Стюарта… Губы герцога вытянулись в тонкую линию.

— Не вижу причины откладывать… — начал он.

— А вот я вижу. Стюарт умер совсем недавно, поэтому не помешает немного продлить траур. Кроме того, вряд ли прилично объявлять о помолвке в мое отсутствие. Я хотел бы быть рядом с невестой, так сказать, во плоти. — Габриэль с невозмутимым видом пожал плечами. — Да и несколько месяцев ничего не изменят, — добавил он.

Герцог закусил губу.

— Ты прав, конечно. Мы объявим о помолвке, когда ты вернешься из плавания.

Отец был в ярости. Что ж, хоть маленькая, но победа.

Громкий хохот за спиной вернул Габриэля к действительности. Как там сказал Кристофер? За графа Вэйкфилда и его будущую супругу. В своем нынешнем настроении Габриэль охотно взял бы в жены самую уродливую каракатицу, лишь бы взбесить отца.

— Мы только прибыли, — проговорил он с улыбкой. — Ты что, хочешь покинуть Чарлстон, так и не насладившись лучшим, что есть в этом городе? Прошлый наш визит заставил каждую из здешних служанок мечтать о том, чтобы английский клинок вошел именно в ее ножны!

Кристофер слишком хорошо знал друга, поэтому не принял его шутку.

— Тебя что-то тревожит… — в задумчивости проговорил он.

— Я скоро женюсь на девушке с самой длинной родословной в Англии. Ты прав, Кристофер, выпьем за союз Уоррентонов и Фарли. За могущественных — и проклятых!

Кристофер молча смотрел, как Габриэль осушил свой стакан. Он вспомнил изящную, хрупкую блондинку, которой суждено стать женой друга, и вздохнул. Чего бы он только не отдал, чтобы оказаться на месте Габриэля! Но очаровательная Эвелин была для бедного баронета столь же недоступна, как звезды на небе.

— Леди Эвелин не уродина, Габриэль. Если честно, то она затмит любую из известных красавиц. На твоем месте я бы возблагодарил Господа и радовался своей удаче.

Габриэль промолчал. Он уже унаследовал титул Стюарта — так почему бы не унаследовать и его невесту? Отвращала ведь не сама женитьба… К тому же Эвелин — довольно милая девушка. И даже хорошо, что она тихая, покорная и боится его как огня. Она будет послушно делать все, что ей прикажут, и не осмелится задавать вопросы. Какая разница — женится он или нет? Он ведь не желторотый юнец, чтобы искать счастья в браке. Общество спокойно относится к тому, что мужчина спит с той, с которой пожелает. Так что его жизнь практически не изменится.

И все же в нем кипело негодование. Изводило то, что отец приказал ему жениться. Как это типично для папаши — ожидать покорности своей воле. Черт бы побрал высокомерного ублюдка!

— Вот уж никак не ожидал, что женюсь из чувства долга. — Раздражение вновь прорвалось наружу. — Я вообще не собирался жениться!

Пока хозяин таверны услужливо расставлял перед ними тарелки с поджаренным мясом, Кристофер молча смотрел на друга. С тех пор как они познакомились в Кембридже, Габриэль нисколько не изменился — он всегда был неуправляем и плевал на всякого рода условности, проявляя постоянную готовность к неповиновению и вызову. Уже тогда его отношения с отцом были прохладными. Но была в Габриэле и пугающая жесткость, ставшая особенно заметной после смерти матери. Кристоферу временами казалось, что друг винил в смерти матери отца… Но было доподлинно известно: смерть Каролины — результат несчастного случая, трагического и ужасного. Задавать же вопросы на эту тему Кристофер остерегался, ибо с Габриэлем такое не проходило. Он никому не позволял лезть себе в душу.

Кристофер пожал плечами:

— Лишь немногие из нас желают оков брака. Но это как раз тот случай, когда долг обязывает. Габриэль рассмеялся:

— Ты прав, старина. Женщины постоянно ноют: мол, свободны только мужчины. А ведь брак придуман для того, чтобы получить женщину, которая тебе вовсе не нужна. Ирония судьбы, не так ли? Если женщина достаточно красива, она обычно выходит замуж за богатого. Если же она и сама богата от рождения, то ей можно и не заботиться о браке. Но вот если мужчине нужен наследник, то будь любезен, обзаводись женой.

Голубые глаза Кристофера засияли лукавством:

— А вдруг жена и брак остепенят тебя? — Он хохотнул. — Меня это, признаться, интригует! Габриэль улыбнулся:

— Тебе смешно, да? Ну, так это вряд ли случится, поверь, дружище.

Габриэль имел репутацию сердцееда и ловеласа, которую, несомненно, заслужил. О пороке он знал буквально все, а вот о добродетели — до смешного мало.

— Давай-ка поговорим на более приятные темы, — продолжал Габриэль. — Интересно, какие чудесные бутоны распустились здесь за время нашего отсутствия?

Он обвел переполненную таверну красноречивым взглядом. Кристофер даже обрадовался такой перемене его настроения. Рядом освободился столик, и служанка подошла убрать с него посуду. Крепкая, с широкими бедрами, она проворно собирала пустые кружки на поднос, одновременно стреляя по сторонам круглыми карими глазами. Заметив, что привлекла внимание иностранцев, она ослепительно улыбнулась им и наклонилась над столом. Лиф служанки, и без того слишком низкий, открылся еще больше, и господа рассмотрели ее грудь во всех подробностях.

— А-а… — протянул Кристофер. — Предложение ознакомиться с дамскими прелестями не назовешь излишне скромным, правда?

Габриэль тихонько рассмеялся, потешаясь над замашками девицы. Было очевидно, что она не прочь заполучить клиента. Молода, и зубы пока в отличном состоянии…

— На мой вкус, природа слишком уж щедро одарила ее. Кристофер рассмеялся.

— Верно. И она осчастливит однажды какого-нибудь фермера, которому станет прекрасной женушкой.

И тут Габриэль заметил другую служанку. Она поспешно вышла из кухни, повязывая фартук. Да, это то, что надо. И волосы — цвета яркого пламени, потрясающее сочетание янтаря и золота. Правда, она стянула их так туго в узел на затылке, что лоб казался слишком широким. Ему даже показалось, что она таким образом пыталась скрыть свою красоту.

Кристофер проследил за взглядом друга. Заметив девушку, выгнул дугой густую каштановую бровь.

— А-а… — протянул он и поскреб подбородок. — А вот и служаночка, которую грех не поцеловать, да и глаз она радует. Природа не оплошала, создавая ее. Такая красотка может рассчитывать на лучшее, чем стать женой фермера, а? Эта, пожалуй, взлетит гораздо выше…

Габриэль не был расположен отвечать. Да и какие тут нужны ответы, подумал Кристофер. Приятель такими глазами смотрел на прелестную подавальщицу, что не требовалось слов. Кристофер с сожалением вздохнул, поскольку за расположение такой красотки стоило бы побороться, но Габриэль первым заметил ее и не позволит отбить девушку.

Она была одета почти так же, как и служанка с широкими бедрами, — в старое платье из муслина, которое когда-то было зеленым. Правда, лиф ее платья с небольшим квадратным вырезом выглядел довольно скромно. Рыжеволосая красавица принесла тяжелый поднос и принялась выставлять на стол кружки с элем.

Габриэль увидел, что рука девушки то и дело поднималась к вырезу на платье, который лишь слегка обнажал кремовые полушария грудей. Он цинично усмехнулся, поймав себя, как ни странно, на том, что гораздо более заинтересовался тем, что скрывал лиф этой девушки, чем откровенной демонстрацией прелестей полной служанки.

Эта изящная девушка с невероятно тонкой талией была совершенно не к месту в таверне среди пьяных грубиянов — нежный розовый бутон среди шипов… Габриэль нахмурился, мысленно одернул себя: что за чушь? Сравнивать девицу с розами! И шепотом выругался, потому что мысль о розе напомнила ему глубоко личное, спрятанное в укромном уголке памяти…

Его мать любила цветы.

Рядом прошелестели юбки. Полная служанка остановилась между ним и Кристофером.

— Надеюсь, вам понравилась наша кухня, джентльмены? — Служанка посмотрела на мужчин своими темными глазами, в которых ясно читалось, что она не прочь доставить им удовольствие и другого рода и ждала лишь знака с их стороны.