Никея вновь рассмеялась, легко и туманно:

— Неплохо. Вы имели бы успех при дворе. — Улыбка ее погасла. — Вы сейчас были у великой императрицы. Вы ей прислуживаете?

— Нет. — Думаи не позволила себе измениться в лице. — У ее величества лишь одна служанка, прибывшая с ней вместе из дворца.

— Тайорин па Осипа.

— Да. Вы знакомы с госпожой Осипой?

— Знаю мельком, как и многих других, в том числе теперь и вас, Унора.

Они быстро дошли до трапезной. В этот час здесь всегда было тесно и шумно, обитатели храма сонно тянули слова после дневных трудов и молитв. Никея повернулась к Думаи.

— Рада знакомству, Унора, — сказала она. — Вы многому меня научили в столь краткой беседе.

— Пусть ваша радость будет долгой, моя госпожа, — склонила голову Думаи.

— Благодарю.

Еще одна обаятельная улыбка, и Никея отошла к своей доедавшей ужин служанке.

В дальнем конце трапезной Канифа наполнял миски гречневой кашей. Он скрепил рукава у локтей, обнажив худые смуглые руки. Думаи поймала его взгляд. Он вслед за ней нашел глазами двух женщин и незаметно кивнул.

Никее нечего делать рядом с великой императрицей. Очень может быть, что подозрения Канифы оправданны. Теперь он позаботится, чтобы женщину провели отсюда прямо во внутренние покои.

Думаи решила проведать солеходца. Через распахнутые ставни в его комнату врывалась снежная метель. Она подбежала к окну, выглянула в ночь.

От храма тянулась цепочка следов.

— Вернись! — крикнула Думаи. — Там смерть!

Только ветер ответил ей, обжег щеки. Мало-помалу глаза различили на снегу темное пятно. Поняв, что видит, она пустилась бегом.

Она пролетела через храм, сбежала по лестнице, по коридорам. Тироту гасил светильники.

— Оставь! — крикнула на ходу Думаи. — Мне нужен свет!

Тироту тут же остановился, затем шагнул за ней.

На крыльце Думаи набросила на плечи мех. В глубоком снегу под ступенями увязали сапоги. Она побрела от храма, заслоняя глаза голой ладонью.

«Не дразни гору, Думаи».

Вихрь свистел в ушах, забивая их болью. Сюда еще доставал свет с крыльца, и дорога была хорошо знакома. Отходить дальше опасно, но, быть может, от этого зависит человеческая жизнь.

Добравшись до скорченного тела, она упала на колени, смахнула снег с головы, ожидая увидеть лицо солеходца. А увидела другое — впервые за несколько дней.

— Матушка, — прохрипела Думаи.

Холодное пепельное лицо, заиндевелые ресницы, дыхание чуть теплится.

— Матушка, нет! Зачем ты пошла за ним? — Повернув голову к храму, она выкрикнула: — Помогите!

5

Запад

Море било Инис кулаком, взметало белые брызги от древних утесов. Под ясным голубым небом перекликались чайки; раздувались, хлопали на ветру полосатые паруса, и Вулферт Гленн смотрел на взблескивающие между волнами лучи солнца.

Впереди ждал Инис.

Бушприт «Долгонога» нацелился в узкий залив, ведущий вглубь острова. Вулф осматривал скалы: по обе стороны, сколько хватал взгляд, они стояли прямые и черные, как железные мечи, заржавленные лишайниками, — гордые стражи королевства.

У самого борта всплыл горбач. Команду уже не проймешь китом, но Вулф все еще улыбался при виде плавника, приветствуя его появление. Свесив руки по бокам, он все смотрел и смотрел. Под ногти забилась сосновая смола, рубаха пропиталась соленым потом, но разве дружинника напугаешь такими «трудностями»?

Скоро он будет дома — впервые за три года.

По палубе протопали сапоги. Подошла Регни, встала рядом. От нее, как от всех на корабле, пахло мокрой шерстью.

— Наконец дома, — сказала она. — Готов?

— О да. — Вулф покосился на нее. — А ты нет.

— Сам знаешь, Инис меня утомляет. Не в обиду.

— Я не обижаюсь.

Она похлопала его по спине и прошла мимо. Коса, развившаяся из свернутого на затылке сложного узла, скользнула вдоль спины.

«Долгоног» миновал сигнальные башни. Пока корабль подходил к утесам, в солнечном свете серебро сменилось золотом.

— Вулферт.

Гулкий голос отвлек Вулфа от пейзажа. Засмотревшись на скалы, он не уловил шагов своего короля.

— Государь. — Вулф прижал сжатый кулак к сердцу. — Я слышал, мы почти у Верстата.

Бардольт шагнул к бушприту, ухмыльнулся, положив на борт широкую ладонь. Вулф был высок и силен, но король Хрота высился над ним горой, особенно под просторными белыми шкурами одежды. Его золотые волосы, пропитанные маслом, тяжело лежали на плечах.

— Славное плавание. Святой добр, — сказал правитель. — Разве я не клялся на его щите, что увижу Вверение моей дочери?

— Клялся, государь.

— Я ужас как соскучился по Глориан. Моя королева одарила меня безупречной дочерью. — Король говорил на хротском, как простой пахарь. — На празднике ты будешь моим кравчим, Вулферт.

Такая честь выпадала только самым доверенным и почитаемым домочадцам.

— Государь, — выдохнул Вулф, — это слишком высокая честь для твоего скромного слуги.

— Честь — она вроде обоюдоострой секиры. Вздумай кто меня отравить, в Халгаллант первым взойдешь ты.

Вулф скупо улыбнулся в ответ. Король Бардольт так хлопнул его по спине, что едва не сшиб за борт.

— Тебе непременно надо навестить семью, — сказал он. — Они еще в Лангарте?

— Да, государь.

— Хорошо. После Вверения на день-другой отправляйся к своим. Пока тебя нет, вина мне нальет Регни, — видит Святой, она любого из нас перепьет.

— И то верно.

— А верно ли, что ты с ней сошелся?

Вулферт медленно поднял взгляд на короля. От волнения он не находил слов. Бардольт повел густой бровью:

— Кое-кто докладывает мне о маленьких событиях, происходящих в моем доме. Хотя бы и в курятнике. Донесли и о тебе, Вулф.

«Святой, пусть он убьет меня быстро и без мучений!»

— Не знал, что ты охотник до сплетен, государь, — сказал Вулф, когда снова обрел дар речи.

Опасный ход, но он того стоил. Бардольт ценил отвагу.

— Даже королям порой надоедает политика, — сказал тот, дернув уголком рта. — И я когда-то был молод, Вулф, я все понимаю, но с тех пор я узнал Святого. Моя дружина должна подавать пример почитания Шести Добродетелей всему Хроту. Ни с кем нельзя разделить ложа, не завязав прежде на пальце узел любви. А ты знаешь, что ей завязать не сможешь.

Вулф оглянулся на Регни. Она стояла у мачты с развевающимися на ветру волосами, прихлебывая из одного рога с Эйдаг.

Она вела род от покойной Скири Широкий Шаг — Скири Доброй, принявшей к себе Бардольта и его семью, когда тем пришлось бежать из родного селения; от той, чье убийство развязало войну Двенадцати Щитов. Если Регни обвенчается, то с вождем — с ровней.

— Все осталось под полночным солнцем, — тихо сказал Вулф. — Клянусь, это не повторится, государь.

— Вот и молодец. — Бардольт напоследок потрепал его по плечу. — Мы скоро еще поговорим. Найди святилище, чтобы очистить совесть перед рыцарем Верности, а потом станем петь да пировать.

Король шагнул к невозмутимо смотревшей на него Регни. Ей, как одной из вождей Аскрдала, достанутся упреки посуровее, но Бардольт простит и ее.

Вулф оглянулся на море, но покой уже покинул его. Потянув воздух носом, он сжал верхний брус борта и стал смотреть на показавшийся за утесами город.

Глориан не думала, что ее станут показывать свету с гипсом, зато и танцевать с каждым отпрыском благородных родов Запада ей не придется. С рукой, подвешенной над водой, она чувствовала себя куклой на веревочке.

Из всех комнат замка она предпочитала свою банную. Окно ее выходило на королевские леса Гористого края — единственной инисской провинции, где высились настоящие горы. В откинутые ставни вливались золотой солнечный свет и ветерок, вода в деревянной лохани курилась паром. Бортики были завешены белым полотном, такое же укрывало ее навесом. Ванну — дар короля Бардольта — вырезали из белой сосны, и Глориан легко представляла, будто купается в горячих ключах Хрота.

— Терпеть не могу этой гадости. — Она потерла лубок. — Когда уже перестанет чесаться?

— В другой раз постарайся не падать с лошади, — посоветовала Джулиан.

— Когда стану королевой, тоже будешь потчевать меня такими советами?

— Вздумаешь наделать глупостей — непременно.

За окном звенел крапивник. Полотняный навес защищал Глориан сверху, а небольшой камин разгонял холод. Джулиан пальцами разминала ей кожу на голове. Адела подрезала ногти. Хелисента умащала лицо розовым маслом. Когда она станет королевой, все они будут дамами Большой палаты.

Джулиан Венц — старшая из всех — была при ней с самого детства. Семья Венц, ведущая род от рыцаря Справедливости, обладала огромным влиянием при дворе. Королева Сабран стала едва ли не первой правительницей, отказавшей Венц в звании первой дамы.

Хелисента Исток была наследницей вдовствующего ярла Златбука. Истоки числили своим предком Эдрига Арондинского, ближайшего друга и наставника Святого. В шестнадцать лет Хелисента не уступала Глориан ростом.

Младшая, пятнадцатилетняя Аделиза афа Даура, была дочерью госпожи гардероба. Она принадлежала к мелкой знати Искалина, ее мать была старшей дочерью из рыцарского рода.