11

Юг

Эсбар, как нередко поступала перед сном, прихлебывала пальмовое вино, когда к ней добралась Тунува.

Йеда вздрогнула и проснулась. Эсбар погладила ее по носу и улыбнулась Тунуве.

— Как ты сияешь, — сказала она. — Если бы вот этой не приснился кошмар, я бы тебя…

— Ты только сохраняй хладнокровие.

Эсбар тотчас обратилась в камень:

— Что она на этот раз натворила?

— Эсбар…

— Обещаю, что очень постараюсь сохранять хладнокровие.

Пришлось удовлетвориться этим. Тунува села с ней рядом.

— Помнишь, как Сию с Елени потерялись? — спросила она. — Елени со своим ихневмоном свалилась в Минару. Сию с Лалхар бросились за ними, течение отнесло их…

— Почти год прошел. К чему это ты вспомнила?

— Они нам не все рассказали, — чуть слышно произнесла Тунува. — Они все поранились и обессилели, поэтому разбили лагерь, а Сию пошла поискать еды. Не сознавая, как далеко их унесло, она вернулась к реке за рыбой. И там увидела…

Эсбар села прямо. В ее глазах уже разгорались искорки гнева.

— Мальчишка примерно ее лет чинил самодельный плот, — рассказывала Тунува. — Сию знала, что обязана его убить, но жалость пополам с любопытством удержали ее руку. Она по-дружески помогла этому чужаку, Анайсо. Он из Карментума.

— Карментум… — Эсбар уставилась на нее. — Как его занесло в Лазийскую пущу?

— Его семья перебралась в Димбау заботиться о престарелой родственнице. Анайсо решил стать первооткрывателем. Он сплавлялся по реке в надежде составить карту Пущи. — Тунува стянула шаль на плечах. — С тех пор Сию тайком встречалась с ним. Эсбар… она носит ребенка.

Эсбар встретила известие гробовым молчанием. Тунува ждала хоть какого-то ответа.

— Давно? — спросила наконец Эсбар.

— Два раза не было месячных.

— Она вообразила, что такое можно скрыть?

Тунува отвела глаза.

— Эс… — с трудом выговорила она. — Сию потому и взобралась на дерево, что мечтала хоть раз залезть на него, пока она здесь. Она не нарочно забеременела, но, догадавшись, решила бежать с Анайсо. Они собирались уйти сегодня, отправиться в Хрот. Потому она и пришла в отчаяние, оказавшись под замком.

Эсбар хорошо скрывала свои чувства, и все же тень боли легла на ее лицо.

— Сию готова бросить обитель, свою семью и долг ради чужого?

— Чтобы его спасти. Она бы попросила о помощи, если не была уверена, что Денаг расскажет настоятельнице.

— А теперь это придется сделать мне.

— Нет! — Тунува схватила ее за руку. — Эс, Сагул согласилась наконец послать ее в Нзену. Если проведает, передумает. Мы не знаем, какое наказание ждет Сию.

— Потому что еще никто не подвергал такой опасности нашу тайну, — процедила Эсбар. — Тунува, любовь ослепляет тебя. Это не просто ошибка, не просто кощунство. Сию допустила, чтобы чужак увидел ее и узнал. Она подвергла опасности само наше существование, наш образ жизни — и дерево! Столько веков мы прожили в надежном убежище, а теперь…

— Сагул обращалась с ней как с ребенком, а она уже не дитя. Здесь она чувствовала себя как в тесной клетке…

— Хватит! — Эсбар выдернула у нее руку и шагнула на балкон. — Слышать не могу, как ты снова оправдываешь ее глупость.

— Она клянется, что ни слова не сказала ему об обители.

— Даже если так, чужак должен был понять, что она не живет в лесу, как дикий зверь. На ней добротная одежда, она вооружена, и еще ихневмон. Если он проронил хоть слово об этом в Димбау, они заподозрят и станут искать, а если найдут, захотят присвоить силу дерева. И все наши надежды осилить Безымянного рухнут.

— Эс, прошу тебя. Должен быть другой способ.

— Какой?

— Сию заслуживает голоса в этом деле, — тихо сказала Тунува. — Позволь, я предложу ей выбор.

Эсбар перехватила ее взгляд. Денаг всегда держала у себя запас сладких пустынных трав, вызывающих выкидыш.

— Это уничтожит доказательство ее встреч с чужаком.

Тунува молчала. Молчала долго. Молчала, вглядываясь куда-то в даль, как и Эсбар.

— Если я и скрою это от настоятельницы, — заговорила она, — то при одном условии.

— Назови его.

— Чужак должен умереть. Иначе угрозу от обители не отвести.

Тунува вспомнила лицо Сию, когда та рассказывала об этом Анайсо. Сколько радости и нежности было в ее улыбке.

— Это разобьет ей сердце, — сквозь ком в горле сказала она. — И она поймет, что это мы.

— Скажу ей, что это я, и сделаю это одна. Когда-нибудь она поймет, что иначе было нельзя. — Эсбар коснулась ее щеки. — Я знаю, ты ее любишь. Понимаю, ты хочешь защитить ее от всякой боли. Но нет ничего выше нашего призвания.

«Ты не допустишь, чтобы иная любовь пересилила твою любовь к Матери».

— Пойду к Сию, — сказала Тунува.

— Если она откажется от твоего средства, мне придется донести Сагул. Ты должна мне это простить, Тунува.

— Уже простила.

Сию в комнате не было. Тунува прошла в глубину обители, в комнаты мужчин, но думала о другом. Травы придется готовить тайком от Денаг, а Денаг строго стережет свои запасы, у нее все подсчитано до последнего листика и стебелька.

Имсурин, уронив книгу на грудь, дремал на кушетке. Тунува осторожно встряхнула его:

— Имин…

Тот закряхтел.

— Имин, где Сию?

Он протер кулаками глаза и ответил сиплым со сна голосом:

— Может, решила искупаться. Я разрешил ей, пока болезнь не отпустит, ходить на ключ.

— Спасибо.

Горячий ключ находился в нижней пещере. Мощный корень пробил ее потолок и одну стену. Трещины разбегались от него паутиной. Тунува засветила свой огонек. В его свете заблестели капли, пар от воды, но мокрых следов не было. И вообще ни признака Сию.

Тунува уже повернула к выходу, когда вода булькнула. Она беспокойно оглянулась. Под ее взглядом вся поверхность забурлила, вскипела, подернулась густым паром.

Тунува выбежала из пещеры. Пока поднималась по лестнице, ребра словно кто-то сжимал в кулаке. Когда из темноты блеснули черные глаза, она остановилась.

— Нин… — Она встала перед ихневмоном на колени. — Сладкая моя, ты не видела Лалхар?

— Ее здесь нет. Фарна здесь нет, — ответила Нинуру. — Они ушли с Сию и Елени.

Тунува застыла, ее огонек заколебался.

— Нинуру, куда они ушли?

Ихневмон внимательно взглянул на нее:

— На восток.

12

Восток

Император еще не добрался до Верхнего храма Квирики, когда его обитатели проветрили лучшие постели, отскребли полы и стены, расчистили дорожку в снегу и подготовили внутренние покои. Никто не знал, надолго ли он останется и почему явился без предуведомления.

— Думаи. Канифа. — Великая императрица вышла к ним на открытый помост. — Готовы ли мы?

— Да, великая императрица, — ответил Канифа. — Его величество, должно быть, уже на лестнице.

Великая императрица с непроницаемым лицом сжимала в руках трость. Она редко видела сына с тех пор, как уступила ему, совсем ребенку, трон.

Горячий ключ успокоился, но протаявший вокруг него снег служил предостережением, как и помутившаяся вода. Один из молодых певцов варил в ней яйца, напевая рабочую песню.

— В последний раз он кипел столетия назад. Остались записи, — заговорила императрица, поймав взгляд Думаи. — Позаботься о матери. Она сильно ошпарилась. Не отходи от нее сегодня.

— Да, великая императрица.

— Канифа, присмотри, чтобы императорскую свиту накормили и устроили. Нам с его величеством многое надо обсудить. — Она выдохнула облачко тумана. — Узнаем, что привело моего сына на гору.

Унора лежала у себя в комнате. Ее покрасневшие ступни и икры блестели, на коже проступали капли. Она выпила от боли флягу вина и забылась. Думаи воспользовалась этим, чтобы втереть в ожоги мазь.

— Думаи.

Тонкие мозолистые пальцы сжали ее запястье. Унора тускло уставилась на дочь.

— Я… сделала глупость, — выдохнула она. — До твоего рождения.

— Не разговаривайте, матушка, — рассеянно отозвалась Унора. — Полежите спокойно.

Унору снова взял сон. Думаи сменила ей повязки на ногах.

Волосы сбились на подушке. Думаи отыскала шкатулку с имуществом матери — решила достать гребень. Она перебирала пузырьки с маслами, пучки трав, зубочистки, бумажные пробки для месячных.

Над гребнем ее рука застыла: чистого золота, украшен настоящими раковинками и редким оранжевым перламутром. Таким не распутывают волосы, а украшают прическу. Верно, подарок богатого восходителя, хотя Унора никогда не хранила таких подарков, а уносила их на вершину. Странно, что этот оставила себе. Думаи убрала гребень в уголок шкатулки.

Император Сейки с малой свитой прибыл на закате. Думаи его почти не разглядела. Не высокий и не малорослый; ни толстый, ни худой. Его приветствовала великая императрица, и они вместе прошли в храм.

Думаи снова уснула рядом с матерью. Когда очнулась, было темно, только подсвечивали гаснущие угольки на подносе и лампада у двери. Половицы прогибались под новым грузом.

— Унора.

Сквозь рассыпавшиеся по лицу волосы Думаи смотрела, как просыпается мать, поворачивает влажное от пота лицо.

— Он здесь, — услышала она. — Йороду тебя нашел.