— Вы очень добры, но моим призванием всегда было защищать вашего отца. — Он заглянул ей в лицо. — Будет битва, принцесса?
— Прости?
— С нашей последней встречи вы, я вижу, обзавелись мечом.
— Отец подарил, — с гордостью сказала она, сжимая рукоять.
— Очень хорош. Я узнаю его работу по кости. — Вулф поднял густую бровь. — А вы умеете с ним обращаться?
Глориан закусила губу:
— Разумеется.
— Я не хотел вас оскорбить, принцесса. Просто мне казалось, правителям редко доводится брать в руки оружие.
— Это говорит слуга моего отца? — Она также вздернула бровь. — Я дочь Бардольта Храустра, завоевавшего трон железом и кровью. Заверяю тебя, мастер Гленн, я не чужда оружию.
— Его милости после коронации едва ли доводилось брать в руки оружие, разве что для забавы. Теперь век мира.
— Я считаю, надо быть готовой к любым неожиданностям. Вдруг мне случится остаться без охраны. И что я тогда буду делать?
— Для начала гнать со двора такую охрану, принцесса. Но я понял вашу мысль.
Глориан улыбнулась и неожиданно для себя предложила:
— Не скрестить ли нам клинки, когда будешь здесь в следующий раз? Посмотришь, как держится принцесса с мечом против присягнувшего оружию дружинника.
— Это будет честь для меня.
Ветер переменился, и Глориан уловила исходящий от Вулфа запах дыма и дубленой кожи.
— Что ты будешь делать, вернувшись в Хрот? — спросила она. — Куда вы с отцом отправитесь?
— Думаю, двинемся в Могильники, потом вернемся в Битандун, чтобы в удобстве провести долгую зиму, — сказал он. — Вы часто бываете в Хроте, принцесса?
— С двенадцати лет не бывала. Я по нему скучаю.
— Вы — его законная наследница. Могли бы занять его трон. Простите мое невежество, но я не понимаю, почему вместо вас будет править ваш кузен. Разве королева не может владеть двумя королевствами?
Глориан смахнула волосы со щеки. Он не мог знать, что попал в больное место.
— Моя мать считает, что нет, — сказала она. — Я могла бы стать правящей королевой одной страны и королевой-супругой в другой, как она, но ее милость полагает, что я, каковы бы ни были мои права, должна предпочесть Хроту Инис.
С первого шага по земле Хрота она влюбилась в его вечные снега. И ее мать о том прекрасно знала.
— Жаль, что вам нельзя там чаще бывать. Сочувствую, — сказал мастер Гленн.
— Спасибо.
Едва они подошли к свите, протрубил берестяной рожок.
— Доброго тебе пути, — пожелала Глориан, взглянув ему в лицо, и Вулф низко склонился перед ней. — Береги моего отца.
— Постараюсь, принцесса. — Он откашлялся. — Простите меня. Никогда не был знатоком этикета. Но если мы дружили детьми, не будет ли вам позволительно звать меня Вулфом?
— Вполне позволительно, — отозвалась она так легко, что он сглотнул. — Но мне кажется, рыцарь Вежливости дозволит это лишь в том случае, если ты станешь звать меня Глориан. Ну, прощай, Вулф.
— Прощайте, ваше… — Он сбился и начал заново: — Глориан.
Глориан смотрела на него, когда он подъехал к ее отцу, и проводила взглядом с грохотом ускакавший кортеж. А вернувшись во двор крепости, вдруг покачнулась от захлестнувших душу тяжести и легкости.
Потом она вдруг ударилась о землю, и рот наполнился вкусом металла.
18
Мышь-скакунчик прыгала, виляла по песку, держась вровень с ихневмоном, тоже вилявшим между валунами и каменными шпилями. Когда Нинуру замедлила бег, мышь, вертя хвостом, скрылась за барханом.
Они уже вышли к югу от Веретенных гор на равнину, названную эрсирцами Каменной Рощей. От песка било жаром, далекие горы колебались в мареве. Тунува вытряхнула в рот последние капли воды из меха.
Она могла едва ли не дольше всех удерживать в ладонях кипящий котел, купаться в самой горячей ванне — и все же от излишка тепла в эти раскаленные соком апельсина дни ей приходилось нелегко.
Покинув обитель, они вышли на тропу ихневмонов, проложенную вдоль черного притока Минары. Нинуру с Йедой всю дорогу уверяли, что чуют пропавших ихневмонов, да и не было из чащи другого пути. Тунува держала свои сомнения при себе — ей ничего не оставалось, как довериться их носам.
— Зачем с ними ушла Елени? — брюзгливо осведомилась Эсбар. — Она что, тоже влюблена в того мальчишку?
— Ты же знаешь, она преклоняется перед Сию, — покачала головой Тунува. — Я с самого начала считала неразумным объединять эту пару.
— Да, — согласилась Апая. — Сию надо было дать в напарницы по охоте девушку постарше. Я говорила Сагул, когда ей было еще семь лет.
Она остановила своего косматого ихневмона на выступе, нависшем над глубоким ущельем. Далеко внизу сверкала вода.
— Последний Колодец. Раньше он был больше, — заметила Апая; жара ее будто не задевала, хотя по скулам мраморными потеками разлилась подтаявшая тушь. — Здесь начинается пустыня Беспокойных Грез.
Нинуру запыхтела. Ее мех свалялся от пота.
— Сейчас, моя сладкая, — утешила ее Тунува. — Уже близко.
Дальше до самого горизонта протянулась золотая дымка. Ни одного русла в ней не просматривалось. Как и следовало ожидать, раз они вышли из Пущи в пустыню вечно перебегающих песков.
Подземные воды, пробившись на поверхность, собрались в озерцо. У берега утолял жажду табунчик красных ланей. Учуяв ихневмонов, лани скрылись в облаке пыли. Йеда не удержалась, рванулась следом, не дав Эсбар твердо ступить на землю, и сбила ее на песок.
— Я тебя кормила, неблагодарная. Из рук кормила! — рявкнула Эсбар вслед охотнице.
Тунува, не удержавшись, фыркнула.
— Ох, Мать, как у нее еще силы остались… — Эсбар распустила намотанную на лицо ткань и принялась утирать лоб. — А с другой стороны, я сама не прочь отведать свежего мяса.
Тунува соскользнула на землю:
— Я готова всех баранов загнать в море, лишь бы не жевать больше вяленую баранину.
— А я охотно помогу.
— Если позволите разбавить вашу беседу каплей здравого смысла, — проворчала Апая, не сходя с седла, — берегитесь щелкунов. Они кочуют следом за оленями. Проверю, нет ли поблизости племен нурам.
Проводив родительницу кислым взглядом, Эсбар сбросила с себя одежду:
— Слышала, что она сказала? — Она, отдуваясь, зашла в воду по бедра. — Тебя еще лихорадит?
Тунува, тряхнув головой, распустила волосы.
— Больше прежнего.
— Тогда заходи. В воде прохладней.
Под ноги ложился камыш, в его тени вода казалась совсем черной. Погрузившись целиком, Тунува облегченно вздохнула и перевернулась на спину. Эсбар подплыла поближе.
— До Хармарского прохода их не догнать, — сказала Тунува. — Нам не миновать Ментендона.
Сию с петлей на шее… Сию в колодках, Сию на коленях со связанными за спиной руками…
— Тува, — Эсбар коснулась ее руки, — Сию еще не причастилась магии. Никто не назовет ее ведьмой.
— Будем надеяться.
Они выколотили из одежды песок, постирали и раскинули на солнце сушиться. Пока Эсбар наматывала на пояс и между ног переложенные мхом слои ткани, Тунува развела костер. Мужчины наварили им в дорогу творожного корня, завернули каждый в лист платана, много дней предохранявшего пищу от порчи. Они вскрыли каждая по свертку и поели.
Скоро вернулась присмиревшая Йеда, положила к ногам Эсбар окровавленную оленью ляжку. Когда все набили животы, Эсбар задремала в тени, а ихневмоны вволю напились. К полудню бодрствовала одна Тунува — все отгоняла пробиравшуюся в мысли мрачную тень.
Сию сделала глупость, Сию думала только о себе. И все же, глядя, как ворочается во сне Эсбар, Тунува ощущала в себе привычную нежность и гадала, смотрит ли Сию на своего Анайсо с такой же сладкой болью. Хорошо быть молодой, хорошо в первый раз полюбить.
Им с Эсбар посчастливилось. Больше, чем многим за пределами обители. В тех землях любить — что сеять зерно среди терний: разница в положении, брачные расчеты, нужда в наследниках. Сколько раз великая любовь задыхалась, не успев прорасти, или увядала при первых трудностях.
Да, им с Эсбар повезло. А Сию нет.
К закату вернулась Апая.
— Ни следа кочевников, — сказала она. — Жаль.
Тунува покивала.
— Йеда принесла добычу, — указала она.
Апая, подсев к ней, сняла с вертела кусочек поджаренной оленины.
— Как там Королева Королев? — спросила Тунува.
— Богата и весела. Она любит окружать себя… причудами.
— Ты в их числе?
Тунува встретила сердитый взгляд Апаи, пряча улыбку.
— Я в их числе, — признала та. — При дворе никому нет покоя. В прошлом году Дарания предложила покровительство сестрам-тройняшкам, изучавшим механику в Барданте. Якобы они великие изобретательницы. А годом раньше платила румелабарскому алхимику, порадовавшему ее обещанием превратить в золото весь песок пустыни.
— Она верующая?
— Только для виду. Один из ее внуков увлекся инисскими Шестью Добродетелями, другой втрескался в искалинскую принцессу, — с отвращением сообщила Апая.
У Искалина с Югом было в прошлом много общего, но принятие Искаро Вторым Шести Добродетелей принесло ожесточенный раскол. С тех пор Искалин не раз пытался обратить соседей в свою веру — через брак или угрозой силы, в зависимости от того, кто был при власти.