— А еще она привечает последователей той таинственной провидицы, что они зовут Раукатой, — делилась Апая. — Таких трое среди ее дорожной стражи, и с ними даже один из ее братьев.

Тунува заинтересовалась. По Эрсиру не первый век ходили пророчества Раукаты, предвещавшие Гултаге огненную погибель. Но до последних лет ее учение не находило преданных последователей — весь Эрсир исповедовал древнюю веру Дуин.

— Да, суетливая во дворце жизнь. И шумная. — Апая откупорила седельную флягу. — А все же Дарания добрая королева, и я горжусь тем, что охраняю ее. Немало наших сестер берегли полных дур.

— Надеюсь, Сию способна кого-нибудь уберечь.

— Вот в том-то твоя ошибка. — Апая взглянула ей в глаза. — Ты мне всегда нравилась, Тува. Эсбар рядом с тобой сильна, как ни с кем, — но когда речь заходит о Сию ак-Наре, тобой правит давнее горе.

Тунува выдержала ее взгляд:

— Мне оно не кажется давним.

— Знаю. — Апая бросила взгляд на Эсбар. — Знаю, каково носить в себе дитя. Чувствовать шевеление жизни. Случись такое с Эсбар, мне было бы тяжело.

Такое… Даже Апая — Апая, пережившая до рождения Эсбар три выкидыша, уходившая в цель, как стрела, по шейку наконечника, — не могла открыто назвать «такого».

— В Эрсире изменницу замуровали бы в камень и оставили умирать от жажды. В Инисе разорвали бы лошадьми, — сказала Апая. — Ты же знаешь, Тунува, Сию подобное не грозит.

В обители не бывало казней. Ни одной настоятельнице в голову не пришло бы убить собственную дочь.

— Мы вступаем в пустыню Беспокойных Грез, — говорила Апая. — Ты знаешь, почему ее так назвали?

Это знали все. Мужчины передавали множество старинных легенд Юга.

— Печальный король, — ответила, помолчав, Тунува. — Он обезумел от любви к королеве-бабочке. После ее смерти затосковал так, что никто не мог избавить его от печали.

«Тува, прошу тебя, поговори со мной. Впусти меня».

Его царство рушилось. Советники приходили в отчаяние. А однажды ночью король вышел взглянуть, как проходит по небу Косматая звезда. Впервые за много лет он увидел красоту и заплакал.

«Ощутить солнце на щеке, вкус вина на языке. Дышать, не мечтая о смерти».

— Потом он опустил взгляд и узрел за стенами своего дворца королеву-бабочку, манившую его к себе. И он, хоть и помнил, что она умерла, вслед за ней вышел из города в эту пустыню, решившись последний раз обнять любимую. Он не взял воды. Ушел босым. Он твердил себе: «Это только сон. Только сон».

— А это был сон?

— Нет. Пустыня мутила его взгляд. Он умер в песках, и песок поглотил его кости. Взглянув пристальней, он мог бы распознать истину. Но его ослепила любовь.

— Самая древняя из легенд Эрсира, — сказала Апая, — и самая мудрая легенда на свете.

Она улеглась спать и добавила:

— Поразмысли над ней, Тунува.

Несколько дней они держались ближе к Веретенным горам, пока не достигли Хармарского прохода. Дорога пролегала между скалистыми отрогами Дымного хребта и заливом Эдин, открывая путь к Ментендону. Проход стерегли две высокие башни и огромные бронзовые ворота между ними. В последний раз эти двери закрывали, чтобы остановить вторжение Ваттена в Эрсир.

Горы Дымного хребта в сравнении со своими южными родичами выглядели зловещими. Они, как шрам на теле земли, отрезали Ментендон от Искалина тысячефутовой стеной. Их пугающая красота и грозила, и манила к себе.

— Дальше я не пойду. — Апая перебросила Эсбар кошель. — Это на пошлины. Эрсирские монеты на дорогу отсюда, ментские — на обратный путь.

Тунува достала монетку. На одной стороне — колесо клана Ваттен, на другой грубо отчеканенное лицо: Бардольт Храустр, король Хротский, с мечом в руке. Этим самым мечом Мать победила Безымянного, а его образ теперь олицетворял ложь стран Добродетелей.

— Двигайтесь по соляному тракту к северу от Дымного хребта. Он вас доведет до Садирра, — наставляла их Апая. — Остерегайтесь: Дарании сообщали о подземных толчках и прорывах горячего пара.

Тунуве вспомнился кипящий ключ:

— Эсбар, напиши мне поскорее. Расскажи, что сталось с Сию.

— Непременно, — пообещала та родительнице, спрятав кошель в карман.

Тунува повернулась к своему ихневмону, сняла подвешенную на грудь дорожную суму.

— Лучше не ходи, — сказала ей Нинуру. — Ветер пахнет незнакомо.

— Лошадьми? — Тунува почесала ей за ухом. — Боюсь, я к возвращению пропахну ими насквозь.

— Нет. Пахнет деревом, — сказала Нинуру. — Как из-под дерева.

— Долго прощаться некогда. Королева без защиты, — отрывисто проговорила Апая. — Йеда, Нинуру, идите на запах королевской розы, там найдете воду. Ждите у нее своих сестер.

Нинуру толкнула Тунуву носом и тихо отошла. Йеда, облизав Эсбар щеки, двинулась за ней.

— Готова? — спросила Эсбар.

Тунува мотнула головой и побрела в сторону Хармарского прохода.

По песку они подошли к сторожевой башне, где собирали пошлину эрсирские солдаты. За горсть монет им позволили выбрать лошадей.

Тунува много лет не сидела на лошади. Она не сразу привыкла к незнакомому седлу, к медлительности движения. Их спутниками были люди самых разных жизненных путей: купцы, странники, зеркальщики веры Дуин. Навстречу попадались другие, может быть, искавшие теплых мест.

К вечеру они подъехали к дорожной станции между расступившимися восточными утесами. На белом песке между скалами разбили лагерь. За палатками блестел залив Эдин, испещренный рыбацкими лодочками и яркими парусами больших судов. Эсбар отошла раздобыть им ужин, а Тунува обратилась к ментскому торговцу водой.

— Вы говорите на эрсирском? — спросила она. Купец кивнул. — Я ищу двух девушек лет семнадцати и мужчину немногим старше. Женщины, наверное, в зеленых плащах.

— Сбежали из дома? — понимающе покивал торговец. — Через Хармарский проход часто бегут молодые люди, задумавшие повидать мир. Сами вернутся.

— Вы их видели?

— Может быть. Я плохо запоминаю лица, но вчера у меня покупала воду девица в зеленом плаще с застежкой в виде золотого цветка. При ней был эрсирский охотничий клинок, — помнится, я еще подумал, что молода она носить такое оружие. Но та была одна, без мужчины.

Тунува с лихвой заплатила ему за наполненную водой дорожную флягу. Эсбар вернулась с хлебом и мисками тушеного горошка.

— Одна из девушек вчера здесь проходила, — сообщила Тунува. — Зеленый плащ с золотой застежкой и меч. Надо ехать дальше.

Эсбар передала ей ломоть хлеба.

— Стало быть, они разделились.

— Похоже на то.

Поев, они выехали из лагеря в тихую ночь. Дорога на милю вперед была усыпана осколками выброшенных проезжими глиняных мисок.

К утру перед ними встали ворота по другую сторону Хармарского прохода — меньше первых, деревянные.

— Добро пожаловать в земли Добродетелей, — на ломаном эрсирском приветствовал их стражник; он носил герб Ваттена. — Да направит Святой ваш путь.

— И твой тоже, — на эрсирском ответила Тунува.

Эсбар только вздернула подбородок.

За воротами им открылся Ментендон.

Тунува за всю жизнь лишь раз бывала так далеко на севере. По краям пыльной дороги поднималась скудная бурая трава. С запада от нее продолжался Дымный хребет.

— Добродетели, — прищурилась Эсбар. — Здесь мы — язычницы и нарушительницы закона, Тува.

— Тогда постараемся не задерживаться. — Тунува крепче ухватила поводья. — Места, где поклоняются Обманщику, не для меня.

— Согласна. Хотя не у всех здесь был выбор, — вздохнула Эсбар. — Итак, на соляной тракт. Но если я услышу, как оскорбляют Мать, я за себя не ручаюсь.