— Говорят, эти сады создал сам великий Квирики, — заметила другая служительница. — Тут было глубокое озеро, но он выпил из него столько воды, что показались тридцать островов.
— Принц-наследник каждый день здесь плавал, — сказала девочка, щеки у нее раскраснелись. — Он был очень умный. Мы сожалеем о вашей потере, принцесса. Что вы не успели узнать своих братьев.
— Спасибо. — Думаи отошла от окна. — Я хотела бы теперь остаться с госпожой Осипой. Прошу вас на сегодня быть свободными.
— Мы живем в Дождевом павильоне, принцесса, — возразила замороженная женщина. — Мы здесь, чтобы…
— У тебя уши хлопком забиты? — прикрикнула на нее Осипа, и младшие служанки подскочили. — Принцесса Думаи приказала, и не вам оспаривать приказ. Наносите еще дров для жаровен, проветрите постель или побездельничайте. Делайте что хотите, лишь бы не здесь.
— Когда же нам вернуться? — холодно спросила женщина.
— Когда вас позовут. — Осипа дождалась, когда прислужницы покинут покои, и предложила: — Выйдем в прихожую, Думаи.
Там Думаи огляделась. Осипа короткой жердью с крюком на конце опустила шторы.
— Нам здесь нечасто выпадет случай поговорить. Они всегда будут поблизости. — Она взглянула Думаи в лицо. — Подарок твоей сестры… где он?
Думаи отдала ей шкатулку. Осипа оглядела зажим, задержала палец на защелке.
— Брошу в колодец, — пробормотала она. — Взамен тебе сделают точно такой же.
— Зачем?
— Затем, что я никому здесь не доверяю. — Осипа спрятала заколку в складки платья. — Речной хозяин способен использовать Сузумаи против тебя. Одень сердце броней. Она — величайшая угроза твоему трону.
— Это ее трон. А я собираюсь его отобрать.
— Разве ты не слышала своего родича? — нетерпеливо ответила Осипа. — Купоза того и надо. Если на трон садится ребенок — это их трон.
Она взглянула жестко:
— Дворец сейчас — поле боя. Император Йороду и речной хозяин — военачальники. Ты и Сузумаи — их оружие.
— Я никому не оружие, — отозвалась задетая за живое Думаи.
— Тогда не жалей сил, стань сама себе военачальником.
Старая служанка тяжело опустилась на циновку, Думаи ее поддержала.
— Я не успела спросить у госпожи Тапоро, — сказала она, устраиваясь рядом. — Кто будет править после меня, если не Сузумаи?
Осипа покосилась на тонкие просвечивающие шторы.
— Лучше всего, — сказала она, — если это будет твое дитя. Найди супруга, как можно меньше подвластного влиянию Купоза.
— А если не найду или не смогу родить?
— Тогда мы разыщем кого-нибудь из младшей ветви Нойзикен.
— Где? — в отчаянии спросила Думаи. — Много ли их осталось, с радужной кровью?
— Очень мало. На свете еще живут твои дальние родственники, — добавила Осипа, — хотя не верится мне, что у них хватит духу, не то они уже были бы здесь, чтобы поддержать твоего отца. Все же сгодятся и они… если не найдется ничего получше.
Думаи прежде никогда не задумывалась о ребенке.
— Я хочу домой, — вырвалось у нее.
— Откажешься от боя? — презрительно фыркнула Осипа. — Не думаю. Ваш род получил власть от самого Квирики, Нойзикен па Думаи. Ты отказываешься ему служить?
Время шло. За окнами, в Плавучих садах, свиристели птицы.
— Не отказываюсь, — сказала Думаи, — и не откажусь никогда.
22
— Пять, говоришь…
На стене колебались тени. Тунува с Эсбар стояли перед настоятельницей в полумраке.
— Да, — ответила Тунува. — И много малых. Все крылатые.
— Мать такого нигде не описывала. Мы ждали возвращения Безымянного, а не появления новых зверей. — Сагул глубоко вздохнула. — Как вы думаете, он среди них был?
— Невозможно сказать, — призналась Эсбар. — Слишком было темно.
Тунува до сих пор не смыла пепла. Трудно было избавиться от запаха огня и взбаламученной земли.
— Настоятельница, когда взорвалась гора Ужаса, у нас с Эсбар вышел огонь третьего рода — красный. — Тунува снова вызвала себе на ладонь огонек. — Чувствуешь, какой жар?
— Мы ощутили сиден, — добавила Эсбар. — Столько, сколько никогда не исходило от дерева. Он был… в воздухе, в бунтующей земле. Как будто Огненное Чрево истекало кровью.
Сагул крепко сжала подлокотники кресла.
— Мать говорит, что его огонь красен, как его чешуи, — сказала она. — Мы узнаем больше, а сейчас, Тунува, погаси. Не будем играть с силой непонятной пока природы.
Тунува, оглянувшись на Эсбар, повиновалась.
— Мать когда-нибудь упоминала, что видела в нем нашу магию? — настойчиво спросила Эсбар.
— Я велю перерыть архивы. — Сагул еще крепче сжала пальцы. — Битва, которой ждали веками, теперь неизбежна. Эсбар, иди к посвященным, расскажи им. Удвоить часы занятий. Мужчины пусть заготовят как можно больше стрел.
— С завтрашнего дня они начнут запасать дерево.
— Хорошо. Тунува, пока Эсбар будет помогать мне здесь, тебя я прошу заняться разведкой. Надо выяснить, куда улетели эти твари, сколько их… и что они задумали.
— Ты собираешься уведомить Даранию и Кедико? — спросила Тунува. — Мы обязались хранить их земли.
— С Кедико всегда было сложно, — заметила Сагул. — К нему нужен обдуманный подход. Я пошлю весть Гашан, но она в суете может не обратить внимания на мое письмо, очень уж увлеклась мирскими делами.
Эсбар покачала головой.
— Ты, Тунува, перед возвращением побывай в Нзене, подкрепи мое слово, — велела настоятельница. — У тебя хватит терпения убедить и Гашан, и Кедико.
— Я горжусь доверием и сделаю все возможное. — Тунува помолчала. — Сию и Анайсо…
— Перехвачены на западной границе Пущи. — Сагул потянулась за чашей. — Сию решила оставить дитя. Я, поскольку Гашан уже извещена о ее назначении, не нарушу слова…
Тунува перевела дыхание.
— …Но прежде она проведет срок беременности здесь, лишившись общества сестер, чтобы осознать, какой опасности их подвергала. Елени до моих распоряжений посидит у себя в комнате.
Тунува кивнула. Наказание было суровым, но могло быть много хуже.
— А… Анайсо?
Сагул поболтала вино в чаше.
— Там видно будет, Тунува Мелим, — сказала она. — Там видно будет.
23
Думаи позволила прислужницам облачить ее в ночные одежды и расчесать волосы. Они заперли ее в ящик кровати, и она лежала в нем без сна, прислушиваясь, как похрапывают и ворочаются женщины.
На горе Ипьеда она всем доверяла. Здесь верить могла одной Осипе, во всяком случае, пока нет рядом Канифы. Осипа хотела лечь с другими служанками, но Думаи приказала постелить ей в прихожей, и сейчас она кашляла там во сне.
Думаи тоже кашляла. Земная болезнь не отпускала обеих.
Глубокой ночью Думаи вдруг ощутила на языке вкус стали, словно прикусила клинок. Она подползла к комнатному коробу и, обливаясь ледяным потом, вытошнила в него.
«Что-то неладно».
Она знала это так же верно, как знала дорожки вен на своем запястье.
«Мир меняется…»
Ее еще била дрожь, когда подошла Осипа.
— Думаи. — Костлявая рука коснулась ее спины. — Прибыл гонец. Его величество зовет тебя в Восточный двор.
Думаи утерла губы.
Осипа засветила для нее масляную лампу. Думаи перепоясала одежду и, чувствуя непривычную слабость, накинула поверх нее мантию. Служанки в коридоре не проснулись. Она прошлепала босыми ногами наружу, под окруженный мотыльками фонарь, и прошла за посланцем.
В звездной темноте ее ждал император Йороду. Думаи удивилась, увидев при нем лишь одного сопровождающего с фонарем в руке.
— Ты тот солеходец, — узнав его, тихо сказала она.
— Да. — Он согнулся в поклоне. — Эпабо из Гинуры. Рад видеть вас на должном месте, принцесса Думаи.
— Эпабо — мой верный слуга. Он бывает там, где невозможно бывать мне, — пояснил император. — Думаи, прости, что потревожил тебя. Ты, верно, очень устала, но… даже Купоза иногда отдыхают.
— Мне не спалось. — Думаи куталась в мантию. — Вы желали видеть меня, отец?
— Не только видеть. Показать.
Их выезд из дворца вышел очень скромным. Два запряженных быками возка ждали за стеной. Думаи, закрывшись в своем, не видела, куда они едут. А когда вышла, облака раздвинулись и полная луна светила ярко, как солнце на свежевыпавшем снеге.
— Холмы Нираи, — сказал отец. — Это место запретно для всех, кроме императорской семьи и приглашенных ею.
Вершины обозначили границу Районти. Между ними скрывалась роща солнцелистов, круглый год не сбрасывавших золотой листвы. Деревья, в свою очередь, окружали озеро, тихое и неподвижное, как черный камень в светящихся млечным сиянием берегах. Унора говорила, это знак, что под водой спит дракон.
— Думаи, — сказал, направляясь к воде, император Йороду, — я в храме не сомкнул глаз, мучился раскаянием.
Уголки его губ изогнулись книзу в лад обвисшим усам.
— Я любил твою мать. Я бы оставил тебя мирно жить на горе, но без тебя мне не выстоять. Если наша семья утратит власть, Сейки не удержит связи с богами.
— Я понимаю, отец.
— Понимаешь?
— Конечно, — сказала Думаи. — Снежная дева заслужила их доверие и уважение. Нам нельзя его потерять.