Карлстен на дух не переносил старых обычаев. Его родителей Вертинг Кровавый Клинок пожертвовал ради победы ледяным духам. Теперь для него и Вулф смердел ересью и кровью.
«Я Вулф Гленн, сын Эдрика Гленна и благородного Манселла Шора. Я брат Роланду и Маре, — твердил он про себя. — Я принадлежу Добродетели, меня ждет место в небесном чертоге».
Когда сердце перестало стучать в ушах, Вулф стер рукавом слезы и достал из-за пазухи письмо. Он берег его до такой вот ночи, когда ему понадобится напоминание, что он любим.
«Вулф, надеюсь, тебе хорошо в твоем мире мечты. Воображаю, как ты сидишь в снегу, улучив минутку наедине с собой, чтобы прочесть это письмо. Буду краткой, но сперва позволь мне немножко поэзии.
Иногда по утрам я гуляю, любуясь паутиной на карнизах и изгородях. Пауки так трудятся над этими прекрасными тенетами, и все же они зыбки. Таким мне сейчас представляется наш дом.
Отца серьезно заботит урожай. Очень долго у нас стояли прекрасные погоды, даже зимой не бывало больших холодов, а теперь солнце всю весну льет темный свет, будто нарядилось в капот. Завидую вашему полуночному солнцу, хотя у вас весна наверняка выдалась суровее нашей. Молюсь, чтобы теплое лето очистило воздух — если мы вообще дождемся лета».
Вулф поднял глаза на солнце: пыль, затянувшая его, притушила свет. Но завеса хотя бы стала прозрачнее, чем густая серая мгла, провисевшая в воздухе зиму и весну.
«А пока я радуюсь, что отец всегда был предусмотрительным — хоть житницы у нас полны. Волей Святого в нашей провинции грядущей зимой никто не будет голодать.
Теперь о хорошем. У меня наконец появилась цель. Вскоре после твоего отъезда из Иниса я начала работать у дамы Мариан, чрезвычайно любезно предложившей мне стать ее секретарем. Она дает мне достойное жалованье и содержание. Живу в Бефрите. Она сама доброта, неизменно заботится об удобствах своих слуг, а при случае бывает полна веселья. Спальня у меня как у герцогини!»
Вулф со слабой улыбкой перевернул страницу. Ему представилась Мара в сумрачных комнатах замка: пишет у окна, а за окном слышны трели жаворонков.
«Она понемногу доверяется мне. Видит Святой, как ей одиноко зимними днями. Сейчас она опасается за семью, которой совсем не видит, — королева Сабран не привечает ее при дворе. Мариан понимает, что от нее там вреда было бы больше, чем пользы, но в такие времена, когда все встревожены горой Ужаса, ее тянет к дочери и внучке.
Мятежей, благодарение Святому, не случилось. Не все поверили в извержение горы Ужаса, тем более что королева Сабран ни разу не подтвердила этих слухов. Глашатаи молчат. Только шепотки ходят — в чем я предвижу куда большую опасность. А что у вас в Хроте?
Отец, Па и Ролло передают сердечный привет. Храни тебя Святой, Вулферт Гленн. Напиши мне поскорей».
Вулф скатал и спрятал письмо. Сейчас он, как никогда, тосковал по сестре. По родным. Неудивительно, что прежняя королева Иниса боится за своих.
Он знал больше многих. Вулф разливал вино в ту ночь, когда король Бардольт принял посла клана Ваттен, сообщившего об ужасающих воплях в ночь извержения. Быть может, это чудило пораженное страхом воображение или скрежетала разламывающаяся земля — но те вопли посеяли тайный слух о явлении Безымянного.
Небо хранило молчание, пусть и угрюмое. На земле же творились странные дела. Пропадали овцы, коровы. Слышались звуки, громкие и тихие. Бардольт с каменным лицом сжигал все донесения. Люди, поверившие в явление неких тварей из горы Ужаса, представляли угрозу его супруге и его вере — краеугольному камню молодого королевства.
Вулф вдохнул крепкий запах грязевого источника. Он, как мошка в янтаре, увяз в полночном солнце. Сколько ни гляди, небо до осени не потемнеет.
Меньше года прошло с тех пор, как эти источники вскипели и задымились котлами, — в день, когда взорвалась гора Ужаса. В тот день он без чувств упал в снег. Его, то леденевшего, то сгоравшего в лихорадке, нашел Трит. Из лесу неслись звериные крики, птицы стаями улетали к северу и к западу.
— Нашел куда отлить!
Вулф поднял взгляд. У источника, скрестив руки на груди, стоял Трит.
— Не подумай, — серьезно сказал он. — Мы бы все не прочь, но разумно ли это?
— Я и не пробовал.
— Вот и хорошо. — Трит взглянул на полночное солнце. — Никогда не любил этого времени года.
— За что же?
— Не нравится мне, что невозможно разглядеть звезд. — Трит подошел к нему, сел рядом; Вулф подвинулся, дав ему место. — В стране моих прадедов верили, что звезды — глаза богов.
Теперь такие разговоры считались ересью.
— А каких богов они себе выбрали?
— Их называли драконами. Многие на Востоке верят, что они правили небом и водами, но уснули на столетия после некоего горестного события, — сказал Трит, и взгляд его стал тоскливым. — Хотел бы я когда-нибудь побывать в тех местах, узнать побольше о своих предках.
Вулф его понимал:
— Значит, будь ты свободен в выборе, отправился бы туда?
— Я бы отдал все, лишь бы увидеть империю Двенадцати Озер. Однажды, когда у меня появятся богатство и безрассудство, чтобы рискнуть своей шеей в Погибели Кораблей, я туда доберусь. А ты бы куда отправился? — спросил Трит. — Подальше от Карлстена, как я понимаю?
Вулф пожевал закушенную изнутри щеку.
— Не вздумай стыдиться его слов, Вулф. Мы твое сердце знаем, а его сердце маленькое и закостенелое от страха.
— Все равно. — Вулф смотрел на затуманенное солнце. — Люди меня еще ребенком боялись.
— Ну а меня никакие дурные приметы не заставят последовать их примеру.
Вулф взглянул в глаза другу. Трит всегда и все обращал в шутку, но сейчас его темные глаза смотрели искренне.
— Надеюсь, вы тут не купаться задумали?
Оба встрепенулись на голос. Подошла Регни, в меховом плаще поверх рубахи и кольчуги.
— Нам купаться ни к чему, — легкомысленно ухмыльнулся Трит. — Пар отменно очищает кожу. Разве мы не сияем чистотой?
— Красавчики. — Регни втиснулась между ними, подперла коленом подбородок. — Я слышала про Карлстена. Завтра на рассвете он возьмет горячий уголь.
— Это не отменит его слов, — покачал головой Вулф.
— Он клялся хранить твои тайны. Болтливый язык нельзя оставлять без наказания. — Она перевела взгляд на Трита. — Как я понимаю, вы оба ушли сюда, чтобы его не видеть.
— От Карлстена кровь закипает, как в этом ключе, если свалишься, а здесь хоть помрем в хорошей компании. — Трит кинул камешек в серое варево. — Да и новых басен этого Ведьмобоя я не вынесу.
— Если вам наскучили пиры, есть у меня кое-что поинтересней.
— Вождь-одиночка с щербатым зубом?
— Ты это про меня?
— О, и вправду сходится. Тогда вождь-одиночка с щербатым зубом и притом мужчина?
— Найди я такого, ни с кем не стала бы делиться. — Регни достала из-под плаща мех с вином и, отпив, передала ему. — Утром прибыл гонец с известием о моровом поветрии в Офандауте. Его величество приказал нам ехать вперед, удостовериться, не опасно ли ему будет туда наведаться. Если там и вправду мор, мы должны обезопасить Иссин.
Иссин в свое время была одной из самых почитаемых снежных провидиц. Она помогла склонить Хрот к Шести Добродетелям, а позже стала священнослужительницей. Бардольт и теперь бывал иногда в ее селении.
— Все едем? — спросил Вулф.
— Сауму возьмем, а Карлстен пусть остается. Я им сыта на много дней вперед. — Регни достала клинок и точильный камень. — Скорее всего, дело пустое. Просто солнечная горячка.
Вулф поймал ее взгляд, но Регни отвела глаза. Она тоже сомневалась.
Спали они вместе со всеми домочадцами короля на полу в пиршественном зале. Здесь забили все щели и проемы, чтобы солнце не проникало внутрь.
Перед рассветом Вулфа растормошила Саума. Он кивнул, согнув затекшую шею, протер кулаками глаза и потянулся за меховыми сапогами.
Небо было, как свежевыскобленная шкура, — сырое и растянутое вширь. Доля собралась за стеной зала вокруг костровой ямы. Велл сидел отечный, с красными глазами. Вулф делал вид, что не замечает убийственных взглядов Карлстена, однако, когда вышла Регни, обрадовался.
— Песий волос в глаз попал? — шепнул он Веллу, передавая ему мех.
Велл, закряхтев, взял вино.
Регни держала в руках клещи. Вытащив из костра уголь, она повернулась к ним.
Толковали, что в поединке с Безымянным Святой не выпускал меча из рук, даже когда огненное дыхание змея раскалило Аскалон докрасна. Бардольт любил этот рассказ, находя в нем пример отваги и стойкости. Обычно раскаленный докрасна металл сжигал кожу до мяса, но грешники в Хроте всегда могли загладить вину, взяв в руки горящий уголь.
— Карлстен Варгойский, ты клялся перед своей долей хранить ее тайны. Вчера ты нарушил клятву. Ты изменил добродетели Верности, связавшей Святого с его благочестивыми спутниками. — Регни протянула ему уголь; свет огня отразился в ее зрачках. — Проси милости у рыцаря Верности. Покажи, что готов загладить причиненное зло страданием.
Карлстен презрительно фыркнул, стянул перчатку и, глядя в глаза Вулфу, медленно протянул открытую ладонь. Регни, разжав клещи, уронила в нее уголь.