— А теперь они где?

— Боги, удалившись из нашего мира, забрали яйца с собой. Здесь очень давно никто не вылуплялся. — Он пригубил из своей чаши. — Я просил твоих наставников провести экзамен. Они доложили, что ты на все вопросы ответила точно и ясно. Такой успех свидетельствует о твоем усердии, Думаи, и я благодарю тебя. Знаю, ты за все время здесь почти не знала отдыха.

Так оно и было. Ночами во дворце она едва ли спала больше нескольких часов кряду. Столько надо было выучить: земли, налоги, поместья, распределение властей, места, где в каждой из двенадцати провинций спят боги…

Впрочем, ей не стоило большого труда удержать все это в голове. У нее всегда была хорошая память, и мать с великой императрицей вложили в нее немало познаний. Оглядываясь назад, Думаи понимала, что должна была заметить неладное: певцам и певицам богов не требовалось писать и говорить на лакустринском и сепули. Верно, обе они боялись, что Думаи рано или поздно отыщут.

Все ее уроки почти ничего не говорили о простых подданных Сейки и об их жизни. Это ее тревожило, ведь из народа вышла когда-то ее мать.

А вот что она усвоила — это, как умно Купоза сосредоточили власть в своих руках. Их клан занимал все важные посты при дворе. Их руку Думаи угадывала и в отстранении членов клана Нойзикен, проживающих в отдаленных поместьях вдали друг от друга, — якобы ради их безопасности. Осипа сказала правду: их немного осталось.

— Я счастлива, что вы мною довольны, — сказала Думаи.

— Правда? — спросил отец. — Счастлива?

Думаи сделала глоток.

— Да. Встреча с великой Фуртией убедила меня, что это моя дорога. — Она поставила чашку. — Я давно грезила, что боги призовут меня…

— Ты и впрямь мечтательна, согласно своему имени, — улыбнулся император. — Скажи мне вот что, Думаи. Счастливым ли было твое детство?

— Большего счастья и пожелать нельзя.

— Кого ты считала своим отцом?

— Я думала, он плел сети в прибрежной деревушке Апампи. Мать говорила, что он погиб в бурю.

Отец всегда казался таким усталым. Глаза ушли в тень, и тело под слоями одеяний совсем исхудало…

— Отец, почему Купоза действуют именно так? — спросила Думаи, чтобы отвлечь его от дум: ей казалось, разговор о матери до сих пор причиняет ему боль. — Почему они, при их богатстве и власти, не захватят трон? Почему правят нами исподволь через регентство и родство?

— Хотел бы я знать ответ. Могу только догадываться, что они боятся прямой узурпации потому, что за нами дружба с богами.

Она молча кивнула.

— В прежние времена мы бы праздновали день Золотого Лова в море, — сказал отец, — но однажды сочли, что правящей семье слишком опасно удаляться от долины Районти. Я, как ни старался, не сумел отменить этого старинного закона.

Две морщинки пролегли по сторонам его рта, такого же широкого и мягкого, как у нее.

— Когда мы еще выходили в море, драконы поднимались из глубин, чтобы приветствовать нас, и вспоминали миг своего первого пришествия на остров. Без них каждый день Золотого Лова — напоминание о нашей утрате. И о нашей беззащитности.

— Вы больше не одиноки в этом бою, отец, — сказала Думаи. — Вместе мы станем сильнее.

Император Йороду сжал ее руку. Думаи отметила, как похожи стали их ладони, когда ей отполировали ногти и свели мозоли. О прошлом ей теперь напоминало только отсутствие кончиков трех пальцев.

— Как это вышло? — спросил, глядя на ее кисть, отец.

— Случайно. — Думаи чуть отстранилась. — Канифу тревожит дочь речного хозяина.

— Госпожа Никея. Правда, она острее занозы и коварна. Иные называют ее Госпожой Личин, — угрюмо кивнул император. — Но Эпабо умудрен годами. Он ей не уступит.

Думаи надеялась, что это так.

— Речной хозяин по традиции устраивает праздник, а я в этот день объявляю о новых назначениях. Потом все собираются на ночной пир. — Император Йороду добавил: — В том году и ты на нем будешь.

— Разумно ли это?

— В данном случае полагаю, что да. Отказаться было бы непросто, как ты, конечно, понимаешь. — (Думаи поморщилась.) — Среди прочих забав проводится состязание поэтов. Мы постараемся, чтобы оно стало твоим праздником, дочь.

На Сейки было лишь одно соленое озеро. В давние времена не было ни одного, тогда соль добывали выпариванием из морской воды. Так и до сих пор делалось на большей части острова.

Двор двинулся к озеру каменистой тропой через холмы Нираи. Думаи в своей карете обмахивалась веером.

Впереди ехала императрица Сипво с Сузумаи. Думаи улыбнулась помахавшей ей сестричке. Сузумаи просилась к ней — она всегда хотела находиться рядом с Думаи, — но императрица не позволила. Она не бывала с Думаи жестока, но не скрывала, что не желает иметь с ней ничего общего.

Речному хозяину, в отличие от других придворных, тоже полагалась карета — величественнее Думаи еще не видела. Она со стальной решимостью избегала встречаться с ним взглядом.

Шествие затянулось далеко за полдень. Когда они вышли из холмов, солнце — все еще тусклее обычного, с болезненной желтизной, с четко очерченным диском — уже клонилось к западу.

Думаи встрепенулась при виде озера Ясиро. Оно простиралось вдаль, окаймленное по одному берегу горами, а по другому — белым песком.

Кругом собрались десятки тысяч людей. Тот народ, защиту которого великий Квирики поручил Снежной деве. Такие, как маленькая Унора, — люди, возделывающие поля, чтобы кормить Сейки, и оплатившие своими податями роскошь столицы. Лишившись богов, народ видел путеводную звезду в доме Нойзикен. Думаи решила быть достойной такого доверия. Да, она не искала этого пути, но, встав на него, будет его держаться.

И еще — она увидела дракона. Отказ от одного заветного желания подарил ей исполнение другого.

Когда процессия остановилась, Эпабо помог Думаи выйти из кареты. Она взглянула в сторону стражи, высмотрела Канифу с луком и стрелами-трезубцами.

Император Йороду с императрицей Сипво вошли в воду для омовения. Думаи, взяв за руку сестру, тоже ступила на мелководье. Сузумаи жалась к ней, толкалась боком. Ее длинные волосы придерживал венчик из белых жемчужин.

— Думаи… — заговорила девочка. — Я спать хочу. И есть.

— Знаю, Сузу. Мы должны храбро переносить трудности ради богов.

— Но я же всегда сплю днем. — Сузумаи потерла тронутый шрамом глаз. — Когда я стану императрицей, велю, чтобы все делалось с утра. И чтобы еды было много.

Думаи скрыла улыбку.

Служанки принялись поливать обеих водой. Думаи закрыла глаза, упиваясь кусающей язык солью. А когда открыла, увидела перед собой знакомое лицо.

— Принцесса, — тихо сказала госпожа Никея.

Думаи за свою жизнь нечасто испытывала ожесточение: на горе Ипьеда к тому не было причин, но перед лицом этой женщины ее живот заполнился горечью.

— Зачем вы здесь? — угрожающе тихо спросила она. — Вы мне не служанка.

Никея, подогнув колени, наполнила ковш, встала и опрокинула нагретую солнцем воду на Думаи. Та вздрогнула — вода залилась за ворот, стекла до пупка.

— Иногда я помогаю императрице, моей родственнице, — ответила Никея. — Мой возлюбленный отец счел, что вам не помешает опытная рука, ведь для вас это первая водная церемония.

Что за нелепость — говорить такое певице богов! Думаи так и сказала бы этой женщине, если бы в это самое время Япара не вздумала вылить ей на голову целый таз. Пока она убирала с глаз мокрые волосы, Никея ускользнула с хитрой улыбкой на губах.

Конец ознакомительного фрагмента