— Можно мне попить? — спросила она.
Флорелл поднесла ей чашку эля.
— Я опасалась горячки, — сказала она. — Незадолго до твоего рождения мой отец выбил из сустава коленную чашечку. После того как ее вправили, он так и не очнулся.
— Соболезную.
— Спасибо, милая. Королева Сабран великодушно оплатила погребение.
— Она приходила ко мне?
— Ее милость просила позаботиться о тебе за нее. Она в Совете.
Глориан сжимала зубы и сглатывала, и все равно глаза заволокли слезы. Она надеялась, что мать хоть по такому случаю поступится Советом Добродетелей.
— Она знает, что ты вне опасности, — мягко утешила Флорелл, заглянув ей в лицо. — А дело срочное.
Глориан только кивнула в ответ. Всегда находились дела срочнее и важнее, чем она.
Флорелл снова опустила ее на валик подушки и погладила по влажным волосам.
Так иногда делала королева Сабран — давно, когда у Глориан еще не выпали молочные зубы. То воспоминание блестело ярко, но отдаленно, словно утонувшая в глубоком колодце монетка — обратно не вытащишь.
Она принялась внимательней рассматривать свою руку, от плеча до половины предплечья вымазанную известкой. Кожа под лубком чесалась.
— Долго мне так ходить?
— Пока не заживет. Сколько бы ни пришлось, — ласково ответила Флорелл. — Доктор Фортхард постаралась очистить рану, да и воздух здесь, на севере, здоровее. Ты уже поправляешься.
— Я не смогу держаться в седле.
— Нет. — Услышав вздох, Флорелл взяла ее за подбородок. — Мы должны беречь тебя всегда и всюду, Глориан. Ты — величайшее сокровище королевства.
Глориан заерзала. Флорелл еще разок погладила ее по голове и отошла поправить огонь в камине.
— Дама Флорелл, где Джулиан? — спросила принцесса.
— При своей матери.
— Ей не разрешили остаться при мне?
— Думаю, ей бы не запретили. — Флорелл оглянулась. — Она винит себя, Глориан.
— Глупо. Виновата кобыла, а не Джулиан.
— Дама Джулиан привержена своему долгу. Когда-нибудь при тебе она станет тем же, чем я стала для ее милости — не просто подругой, но сестрой по всему, кроме крови; твоей защитницей. Она всегда будет бояться за тебя, как я боялась за твою мать, когда та представала перед королевой-кошкой.
Глориан прижалась щекой к подушке.
— Пришли ее ко мне с утра. — Она снова взглянула на Флорелл. — Дай ту куколку, что подарил мне в день рождения отец.
— Конечно.
Флорелл достала куклу из сундука в углу и положила ей в ладонь. Глориан прижала игрушку к груди — маленькую воительницу, вырезанную из кости. С ней у сердца она уснула.
На другой день доктор Фортхард поднесла ей блюдо с нарезанными фруктами и уговорила выпить очищающий настой.
— Он освежит и укрепит вас, принцесса, — сказала врач. — Яблочный уксус, чеснок, лук-севец и другие добрые травы.
«Укрепи, Святой, моих гостей!» — подумала Глориан.
В сумерках, после молений, пришла Флорелл с гребнем и кувшином лавандовой воды.
— Я просила Джулиан прийти, — напомнила Глориан, пока Флорелл разбирала узелки волос. — Она не хочет меня видеть?
— Придет, если прикажешь, Глориан.
Ненадолго задумавшись, та кивнула:
— Да, приказываю.
Флорелл слабо улыбнулась в ответ. Она закончила с волосами и вышла, а Глориан, морщась от боли, села на кровати. Хорошо хоть теперь к запаху лука и чеснока примешалась лаванда.
Вскоре дверь приоткрылась.
— Дама Джулиан Венц, — объявила сиделка.
Подруга вошла — в платье цвета осенней листвы с зеленым корсажем. Темные волосы она заплела в простую косу.
Дверь закрылась, оставив их наедине. Джулиан взглянула на Глориан, на ее перевязанную руку.
— Почему ты не приходила? — не без обиды спросила Глориан. Подруга заломила руки и склонила голову. — Джулс, Оварр метнулась так внезапно. Что ты могла сделать?
— Не знаю, — глухо ответила Джулиан. — И это меня пугает.
Она подняла голову, и Глориан с удивлением увидела следы слез на щеках.
— Ты могла умереть. Я думала, ты не выживешь. А если ты снова попадешь в беду, а я не смогу помочь, что тогда?
— Не надо меня спасать. Я только прошу тебя не бросать меня.
Джулиан хлюпнула носом:
— Клянусь! — Она утерла лицо и расправила плечи. — В этом я клянусь, Глориан.
— Вот и хорошо. Поговори со мной, пока я опять не усну. — Глориан похлопала по кровати рядом с собой. — От меня несет чесноком — это тебе в наказание за то, что ты винила себя, а не глупую кобылу.
Джулиан с табуреточки залезла на кровать, а Глориан тем временем подвинула валик, освободив место.
— Ой, и правда чеснок. — Джулиан наморщила нос. — И… по-моему, еще и лук.
— И лаванда, — подхватила Глориан. — Ох как ты права. Лишь бы не пришлось такое пить перед Вверением, не то я одним духом сшибу мать с трона.
При этих словах улыбка Джулиан пропала.
— Ее милость тебя навещала?
Глориан отвела взгляд:
— Нет.
Джулиан придвинулась к ней под бок. Привычное утешение без слов. Глориан сжала протянутую ей руку и постаралась забыть о гложущей зависти. Если бы Джулиан так разбилась, ее родители ночь напролет от нее бы не отходили.
Глориан мечтала, чтобы такой была ее мать. И еще боялась ее прихода, точно зная, что услышит от Сабран: «Пора уже покончить с ребяческими выходками».
Пора уже Глориан понять, что значит быть будущей королевой Иниса.
3
— Слезай оттуда, Сию!
Апельсиновое дерево вздохнуло под ветром. Узловатый ствол успел нагреться, словно сок пропитался солнечным светом. Каждый лист блестел и благоухал, и даже сейчас, поздней осенью, на ветвях зрели плоды.
Никогда, сколько стояло здесь дерево — быть может, от начала времен, — никто не осквернял его ветвей. А сейчас между ними устроилась девушка, босоногая и недосягаемая.
— Тунува, — со смехом в голосе отозвалась она, — здесь чудесно! Честное слово, видно все до самой Юкалы!
Тунува в отчаянии смотрела на ослушницу. Сию всегда была строптива, но такое не спишешь на юношеские проказы. Это уже святотатство. Настоятельница выйдет из себя, когда услышит.
— Что такое, Тунува?
Имсурин подошел и встал так, чтобы проследить ее взгляд.
— Спаси нас, Мать! — чуть слышно выдохнул он и принялся озираться. — Где Эсбар?
Тунува вряд ли его услышала, потому что Сию полезла еще выше. В последний раз мелькнула босая ступня, и вот она уже на самой верхушке. Тунува подалась вперед, придушенно вскрикнула.
— Что же ты… — упрекнул было Имсурин.
— А что я могу? — огрызнулась Тунува. — Ума не приложу, как она туда забралась.
Имсурин вскинул руки, и она снова повернулась к дереву:
— Сию, пожалуйста, хватит!
Ей ответил лишь искрящийся смех. Трепеща, порхнул на землю зеленый листок.
В долине тем временем собиралась толпа: сестры, братья, три ихневмона. За спиной у Тунувы гудели голоса — так гудит гнездо веретенных шершней. Устремив взгляд на вершину дерева, она всей душой взмолилась: «Упаси ее, направь ко мне, не дай упасть!».
— Надо разыскать Эсбар. Ее Сию послушает, — уверенно сказал Имсурин, затем спохватился: — И тебя. Ты должна ее снять, пока не…
— Она теперь никого не слушает. Придется ждать, пока сама не вернется. — Тунува плотнее укуталась в шаль и скрестила руки. — Да и поздно уже. Все видели.
К тому времени, когда Сию снова показалась на глаза, небо окрасилось в цвет абрикоса, а Тунува дрожала, как натянутая струна под пальцами арфистки.
— Сию дю Тунува ак-Нара, спускайся сейчас же! — выкрикнула она. — Настоятельница узнает!
Низко было ссылаться на настоятельницу. Эсбар никогда не дала бы такой слабины. Однако гнев ее, видно, попал в цель, потому что Сию свесилась с ветки и глянула вниз уже без улыбки.
— Иду, — сказала она.
Тунува полагала, что проказница спустится тем же путем, каким взбиралась, — знать бы каким! Но Сию вместо того встала, поймала равновесие. Она была маленькой и легкой, а ветка — прочной, и все же Тунува смотрела на происходящее с ужасом, ожидая треска.
До этого дня она никогда не боялась дерева. Оно было защитником, дарителем и другом — и не бывало ни врагом, ни угрозой. До сих пор — пока Сию, пробежав по ветке, не спрыгнула в пустоту.
Тунува с Имсурином разом метнулись вперед, словно надеялись подхватить Сию. Та, визжа и размахивая руками, мелькнула в воздухе и скрылась в бурных водах Минары. Тунува бросилась к берегу:
— Сию!
Грудь ей теснило так, что не вдохнешь. Она скинула шаль и нырнула бы — если бы Сию не показалась на поверхности, с облепленным черными волосами лицом, хохоча от восторга. Взмахами сильных рук она одолевала течение.
— Сию, — напряженно заговорил Имсурин, — не искушай Абасо.
Он протянул к ней руки:
— Вылезай, прошу тебя.
— Ты, Имин, сам всегда уверял, что я прекрасно плаваю, — захлебываясь радостью, отвечала она. — Вода такая ласковая. Попробуй!
Тунува оглянулась на Имсурина. Она знала его не первый десяток лет, и никогда его костлявое лицо не выражало страха. А сейчас он стиснул зубы. И, опустив глаза, Тунува увидела, что у него дрожат руки: