В пятницу вечером Фил отогнал свой «форд» на станцию техобслуживания. Все-таки дорога от Нью-Йорка до Стронгсвилла неблизкая, и Фил хотел быть уверенным, что с машиной за время пути ничего не случится.

Авторемонтники прокопались и вернули машину хозяину не в восемь часов, как обещали, а только около десяти.

Лиззи волновалась, бесцельно бродила по квартире и прислушивалась, не раздастся ли наконец долгожданный телефонный звонок.

Дороти пыталась развлечь девушку какими-то глупыми разговорами. Но та словно не слышала ее вопросов.

Стрелки часов приближались к десяти.

— А вдруг он передумал? — испуганно спросила Лиззи, когда ожидание стало невыносимым.

— С чего бы это? — удивилась Дороти, хотя и в ней начал шевелиться червячок сомнения.

— Ну… испугался, например, или случилось что-то, — накручивала себя девушка.

Дороти немного помолчала, потом тряхнула своими шикарными волосами и решительно сказала:

— Брось ты паниковать. Если бы что-то случилось, он бы обязательно позвонил. А если вдруг передумал, то…

Дороти не договорила. Телефон зашелся долгожданным звонком.

Лиззи со всех ног бросилась к аппарату и подняла трубку.

— Да, Фил, да. Это я, — заговорила она быстро. — Я давно готова… Да, конечно, жду. Все хорошо. Правда, хорошо. Целую тебя. Уже выхожу.

Медленно положила трубку на рычаг и повернулась к Дороти:

— Через пятнадцать минут подъедет. Он все это время на станции техобслуживания был.

— Вот видишь, а ты боялась, — улыбнулась Дороти.

Не верьте тем, кто утверждает, что жизнь в маленьких городках скучна и однообразна. Это не так. И в них кипят страсти, разыгрываются трагедии и рушатся судьбы. Одно отличие от городов-великанов: помнят об этом жители дольше. В этом Лиззи была уверена на сто процентов. И кому, как не ей, большую часть жизни прожившую в Стронгсвилле, знать об этом.

Стронгсвилл, расположенный в юго-западной части штата Огайо, представлял собой типичный американский городок. Без суеты, шума и крупных событий протекала его жизнь. Строгий распорядок, заведенный еще в начале девятнадцатого века основателем поселения мистером Стронгом, по фамилии которого и стал называться городок, так и сохранился до наших дней. Казалось, что никакие современные веяния не могут нарушить заведенного в нем патриархального порядка.

Лиззи, не знавшая до определенной поры другой жизни, любила свой город, считала его самым лучшим на свете. И если бы не событие, перевернувшее ее жизнь, никогда не покинула бы родной дом.

Но что случилось, то случилось. Не объяснив никому своего решения, даже родителям, Синтии и Роберту Хоуп, девушка, собрав нехитрые пожитки, села на рейсовый автобус и отправилась в Нью-Йорк.

Лиззи знала, что Нью-Йорк настолько огромен, что она без труда затеряется в нем и никто никогда не узнает о ее позоре.

За два года Лиззи только три раза приезжала к родителям, всегда выбирая автобус, приходивший в Стронгсвилл затемно. И уезжала тоже по темноте.

У нее не было никакого желания встречаться с кем-нибудь еще в городе, кроме матери и отца.

И вот она, и не одна, а с Филом, решилась на поездку домой. Лиззи знала, что в этот раз никак не обойтись без встреч с бывшими соседями. И поэтому так волновалась.

Синтия и Роберт ожидали приезда дочери. — Ну что ты так нервничаешь? — проговорил Роберт, не прерывая чтения ежедневной городской газеты. — Смотреть на тебя нет сил.

Синтия, размешивая тесто для пирога на кухонном столе, буркнула в ответ:

— Не выдумывай ерунды. Я абсолютно спокойна.

Роберт перевернул страницу газеты.

— Будто бы я тебя не знаю. Кому другому рассказывай про свое спокойствие.

Прожив вместе четверть века, Синтия и Роберт даже внешне стали похожи друг на друга. Одинаково невысокие, одинаково полные, одинаково темноволосые. А уж мысли друг друга научились читать за эти годы — никаких слов не надо.

Синтия со всего размаха шлепнула комком теста по столу.

— Конечно, я нервничаю. А как же? Это ты спокоен, как сытый удав. И как ты можешь быть таким спокойным? — уколола она мужа.

Роберт отложил газету в сторону и, посмотрев на жену, усмехнулся.

— А чего нервничать? Приезжает дочь в гости. Что тут такого?

Он мужчина. Не с руки ему волноваться по всяким пустякам. Вот Роберт и старался это показать, хотя на душе у него тоже было неспокойно.

— Как что?! — взвилась Синтия. — Она не одна приезжает, а с мужчиной. Понимаешь ли ты это, старый пень?

— Лиззи — взрослая девушка, — невозмутимо ответил Роберт. — Ей давно пора завести мужчину. Ты в ее возрасте уже ходила с большим животом.

— Сравнил, — проговорила женщина, вытирая руки о передник и опускаясь на стул рядом с мужем. — У меня был ты.

Роберт довольно хмыкнул.

— Это правда. У тебя был я, — примирительно сказал он, а потом все-таки добавил: — А у Лиззи есть свой мужчина. Фил, как она сказала.

— Чужой мужчина, — поправила мужа Синтия. И горько вздохнув, проговорила: — Столичный. Сам знаешь, какие они.

Роберт опять развернул газету и сказал через нее:

— Пеки пироги, мать. И не забывай, Лиззи за два года сама столичной штучкой заделалась. Родителей совсем забыла, навещает чуть ли не раз в год.

Синтия горестно покивала и с усердием принялась раскатывать тесто, одновременно что-то бормоча себе под нос.

Когда крендельками сплетенные булочки уже лежали в духовке, она подошла к мужу и положила подбородок на склоненный к газете затылок.

— Роберт, а вдруг она встретится с Дином?

Муж в сердцах отшвырнул газету и прикрикнул:

— Глупая женщина, что за ерунду ты говоришь? Зачем ей встречаться с Дином?

— Ну мало ли…

Но разговор на эту щекотливую тему все-таки решила прекратить.

8

Фил видел, что Лиззи нервничает. Чем ближе они подъезжали к Стронгсвиллу, тем больше девушка вжималась в сиденье.

Если в начале пути Лиззи все время болтала, обсуждая мелькавшие за окном картины, то при пересечении границы штата Огайо уже только односложно отвечала на вопросы Фила. А когда они миновали табличку «Стронгсвилл — 80 миль», замолчала совсем, оставляя без ответа все реплики Фила.

Фил не понимал такой резкой перемены в поведении девушки и тоже почувствовал волнение.

При въезде в город он резко затормозил и съехал на обочину.

— Лиззи, что с тобой? — спросил он, заглядывая в лицо девушки. — Что-то не так?

— Все в порядке… — Девушка выдавила улыбку, но дернувшиеся при этом уголки губ не могли обмануть Фила.

Он обхватил ее за шею и притянул к себе.

— Ты чего-то боишься, малышка?

Лиззи прижалась лбом к плечу мужчины, потом, через некоторое время, прошептала:

— Боюсь.

Фил приподнял голову Лиззи и заглянул ей в глаза:

— Боишься показать меня родителям?

Она дернулась:

— Что за ерунду ты говоришь. Конечно нет. Я очень-очень хочу познакомить тебя с мамой и папой. Ты увидишь, какие они замечательные люди. Простые, без всяких затей, зато очень добрые. Поехали, уже чуть-чуть осталось.

Но Фил не тронулся с места.

— Тогда чего же ты боишься, Лиззи? — не отставал он.

Лиззи уткнулась лицом в плечо мужчины.

— Фил, прошу тебя, не спрашивай меня ни о чем. Я сама все-все расскажу тебе. Как только смогу. Договорились?

— Да, малышка, — согласился мужчина. — Обещаю больше не приставать к тебе с вопросами. Давай, показывай дорогу.

«Форд» медленно тронулся в сторону города.

Фил стоял на пороге небольшого одноэтажного дома и наблюдал за радостной встречей Лиззи с родителями. Девушка крепко расцеловала маму, повисела на шее у папы и только потом повернулась к Филу. Он смущенно топтался в дверях, держа перед собой большой подарочный пакет, перевязанный ярко-красным бантом.

В пятницу вечером, после работы, они с Лиззи долго бродили по магазинам, выбирая подарок для мамы. Наконец в одном небольшом, милом магазинчике продавец-турок уговорил их купить шерстяной плед с темно-коричневыми розами на бежевом фоне. Продавец, расхваливая свой товар, клятвенно уверял, что плед соткан вручную из нежной шерсти ламы. Но Фил остался при своем мнении: он считал, что сырьем для производства этого, впрочем, хорошего, добротного пледа послужила шерсть овцы.

— Мама, папа, познакомьтесь… — Лиззи взяла Фила за руку. — Это Фил, Филип Мартин.

Фил пожал крепкую руку отца Лиззи и мягкую, удивительно теплую руку ее мамы.

— Что же мы тут стоим в дверях, — засуетилась Синтия. — Обед на столе, а вы с дороги.

Хозяева провели гостей в небольшую, уютную гостиную, посреди которой уже стоял накрытый стол.

— Пожалуйста, Фил, проходите, не стесняйтесь, — пригласила мать. — У нас все по-простому, но от души. Мы с отцом так ждали вас!

Но Лиззи ее остановила.

— Нам бы умыться с дороги, — сказала она, оглядываясь на Фила.

— О да, конечно, — всплеснула руками Синтия. — Что же это я? Совсем от счастья голову потеряла. Лиззи, покажи Филу, где можно помыть руки. А ты, Роберт, помоги мне принести с кухни жаркое.

Обед прошел весело и непринужденно. Фил чувствовал себя так, словно был знаком с этими людьми долгие годы. Лиззи рассказывала о своей работе в больнице, все время требуя от Фила подтверждения своим словам. Синтия и Роберт внимательно слушали, в нужных местах улыбаясь, а в нужных — печалясь. Лиззи долго рассказывала о девочке Марии, потерявшей в автокатастрофе родителей. Мать ее, восприняв рассказ близко к сердцу, даже смахнула слезу. Фил заметил, что он без остановки подкладывает себе на тарелку изумительно вкусную домашнюю еду. А булочки, испеченные Синтией, вообще привели его в восторг. Таких пышных и воздушных булочек он никогда не ел. В ответ на его восхищение Синтия, скромно потупив глаза, пояснила:

— Булочки я пеку по рецепту моей мамы. Мои-то что, а вот ее булочки были… Я и Лиззи хотела научить, а она только отмахивается. Да, умение печь булочки уходит в прошлое. Молодежи это неинтересно.

Лиззи же, в отличие от него, почти не ела, а только говорила и говорила. И Фил понял, что девушка очень соскучилась по родителям. Видимо, раньше она была сильно к ним привязана и расставание переносила очень тяжело.

К сожалению, у него в семье не было таких теплых отношений. Его отец и мать всю жизнь были заняты работой и собой. На сына им просто не хватало времени. Теплоту и понимание Фил находил лишь у бабушки.

После обеда, который растянулся на несколько часов, Лиззи с матерью ушли на кухню мыть посуду. А Роберт пригласил Фила выйти на улицу покурить. Фил согласился, хотя сам и не курил.

Мужчины уселись на скамейку, расположенную справа от крыльца. Роберт прикурил сигарету и глубоко затянулся. Уже почти стемнело, и вместе с темнотой на городок Стронгсвилл спустилась тишина.

Как сильно этот вечер отличался от вечера в Нью-Йорке, который не засыпал ни днем, ни ночью… В Стронгсвилле жители расходились по домам рано. Не было слышно шума ревущих машин, звуков оглушительной музыки, вырывающейся из дверей и окон заполненных кафе и ресторанов, неоновых отблесков огней. Здесь было все по-другому, лишь пение птиц доносилось из расположенного рядом с домом парка.

И нельзя сказать, что Филу, родившемуся и всю жизнь прожившему в гигантском Нью-Йорке, не нравилась эта тишина. Ему было спокойно и светло.

Как положено мужчинам, Роберт и Фил начали разговор о последнем матче по бейсболу между «Филадельфией» и «Тулса Дриллерс». И вскоре со смехом выяснили, что ни один, ни другой не являются фанатами этой игры.

С большим вдохновением Роберт начал рассказывать о своих поездках на рыбалку на озеро Эри. Но от эмоционального описания размеров пойманного прошлой весной на Эри налима его оторвала выглянувшая из дверей дома Синтия.

— Роберт, ты своими рассказами замучил гостя. Не забывай, человек столько часов провел за рулем. Ему пора отдохнуть.

— Да-да, — вскочил со скамьи Роберт. — Что-то я разболтался.

— Вы уж извините, — сказала Синтия, пропуская Фила в дом. — Когда Роберт начинает говорить о рыбалке, его невозможно остановить.

Провожая Филипа в комнату для гостей, Лиззи схватила его за рукав, подтянула к себе и шепнула в ухо: — Представляешь, мама хотела постелить нам обоим в моей комнате!

Фил приостановился и обнял девушку.

— А почему бы и нет? Я бы не отказался, — тоже шепотом ответил он.

Лиззи отскочила в сторону и, с испугом глядя на Фила, произнесла дрожащим голосом:

— Ты серьезно, Фил? Это же неправильно.

— Почему, Лиззи, почему?

Девушка открыла дверь и, схватив Фила за руку, затащила его в комнату, нашарила рукой на стенке выключатель, включила свет.

— Тише, не нужно кричать. Я уверена, что мама и папа подслушивают, навострив уши, — притворив двери, сказала Лиззи.

— Ну и что? — серьезно спросил Фил. — Мы же с тобой взрослые люди. Мы любим друг друга. Разве не так? Во всяком случае, я очень тебя люблю. И я не собираюсь это скрывать.

Лиззи горько усмехнулась:

— Фил, ты только что объяснился мне в любви. Представляешь?

Фил притянул девушку к себе и крепко обнял.

— Да, я люблю тебя. Мне давно следовало это сказать.

Но она вырвалась из его объятий и грустно произнесла:

— А я не так себе это представляла. По-другому. А ты произнес эти слова совсем обыденно, буднично, как само собой разумеющееся.

Фил стоял, не зная, что сказать в ответ. И он представлял это совсем по-другому. Но слова вырвались, и их уже было не вернуть.

— Лиззи, прости, если что не так. Я — глупый осел, — наконец произнес он.

Лиззи взглянула на него исподлобья, а потом улыбнулась:

— Нет, ты не осел, — возразила она со смешком, а потом добавила: — И мне все равно понравилось то, что ты сказал. — Она приблизилась к нему и нежно поцеловала. — Спокойной ночи, Фил!

Фил осмотрел отведенную ему комнату. Совсем крошечная, но миленькая. Комнатка в зеленых тонах — так ее про себя назвал Фил. Стены покрашены светло-салатовой краской. Шторы на окнах в тон стен. И кровать застелена зеленым покрывалом. У кровати тумбочка с торшером с зеленым абажуром и круглым будильником. У противоположной стены шкаф.

Мужчина выключил верхний свет и зажег торшер. Стало еще уютнее.

Он уселся на кровать, почувствовав, что она мягкая и упругая. Потер руками виски. Да, он устал за сегодняшний день. Дорога, встреча с родителями Лиззи, обильный обед и вырвавшиеся совсем неожиданно для него самого слова…

Эх, Лиззи, Лиззи! Милая, очаровательная девушка. Больше всего на свете он хотел бы сделать ее счастливой. И сделает. Обязательно. Ведь когда у тебя есть цель в жизни, никакие преграды не страшны. На то он и мужчина, чтобы преодолевать их.

Фил быстро разделся и, аккуратно сняв покрывало, забрался под одеяло. За окном стояла тишина, только в доме слышались приглушенные шумы. Все готовились ко сну.

Завтра наступит новый день. И он будет просто замечательным. Ведь он проведет его с самой милой девушкой на свете.

Фил прикрыл глаза и не заметил, как провалился в сон.

Утром он проснулся от стука в дверь. — Вставай, лежебока, завтрак проспишь. Мама велела тебя разбудить, — услышал он звонкий голос Лиззи, а потом ее шаги, удаляющиеся от двери.

Он сладко потянулся и взглянул на будильник. Почти девять часов. Надо же! Как долго он спал. Фил всегда считал, что плохо спит на чужой кровати. Ночевки в гостиницах, в которых ему приходилось останавливаться, всегда напоминали кошмары. Обычно он полночи ворочался, а если и удавалось заснуть, то просыпался чуть ли не каждые полчаса.

А в доме Хоупов он проспал больше одиннадцати часов и даже ни разу не проснулся. Во всяком случае, он не помнил, чтобы просыпался среди ночи.

Зато помнил сон. Ему снилась Лиззи. Они гуляли по огромному зеленому полю, заросшему целым морем ромашек. Он рвал цветы и, как дождем, осыпал ими девушку. Лиззи смеялась и смеялась, и смех ее все еще звенел в его ушах.

Он полежал несколько минут в кровати, не двигаясь, боясь, что ощущение счастья и легкости исчезнет…

Когда Фил вышел в столовую, все семейство Хоупов было в сборе. Все трое сидели за накрытом столом. — Доброе утро! — поприветствовал он всех и сел на свободный стул.

Синтия, улыбнувшись, подала ему чашку с чаем. Роберт с аппетитом поедал оставшиеся со вчерашнего вечера булочки. На лице его светилось блаженство. А вот Лиззи казалась печальной. Она меланхолично помешивала ложкой чай и даже не взглянула на Фила.

— Как спалось? — поинтересовалась Синтия.

— Прекрасно, спасибо. Давно я так крепко не спал, — ответил Фил и потянулся за булочкой.

— Вот и отлично. Сейчас перекусим немного, а потом я займусь обедом. Перед дорогой следует плотно пообедать. — Синтия улыбалась и переводила взгляд с Лиззи на Фила.

— А мы с Филом погуляем, — не отрывая взгляда от чашки, сказала Лиззи. — Да, Фил?

— Конечно, — поддержал предложение девушки Фил, не понимая причины ее сдержанности и странных переглядываний ее родителей.

Потом, решив, что все узнает позже, Фил приступил к завтраку. Булочки по-прежнему были вкусными и мягкими. Он и не заметил, как съел три штуки.

Фил и Лиззи вышли из дома сразу после завтрака. Синтия и Роберт отправились на кухню заниматься обедом. Мать Лиззи обещала удивить их чем-то вкусненьким. Девушка вцепилась в рукав Фила. Он чувствовал, как она напряжена. Каждый шаг, уводящий от дома, давался ей с трудом. Она постоянно оглядывалась, словно боялась увидеть нечто ужасное.

— Лиззи, что с тобой? — спросил Фил, но она оставила его вопрос без ответа.

И он больше не предпринимал попыток заговорить, а просто молча шел рядом.

Лиззи привела его к парку с деревьями-великанами и дорожками, посыпанными красным щебнем. Они пошли по одной из них, убегающей в глубь парка, миновали весело журчащий фонтан и вскоре подошли к круглой беседке, увитой лозой дикого винограда.

— Это моя беседка, — наконец проговорила Лиззи. — Посидим?

Фил кивнул и, пропустив вперед девушку, зашел в беседку. В ней полукругом расположились скамейки. Лиззи села на одну из них, Фил расположился рядом.

— Это моя беседка, — повторила девушка. — В детстве я почти все свободное время проводила здесь, читала, просто мечтала, рисовала… Здесь же впервые призналась парню в любви.

Лиззи взглянула на Фила, ожидая реакции на ее слова. Но он ничего не сказал, а лишь нежно погладил девушку по плечу. Лиззи схватила его руку и прижалась к ней лицом.

— Фил, я должна тебе кое-что рассказать… — Голос девушки дрожал натянутой струной. — Тебе одному. Всю правду Я еще никому не рассказывала всей правды. Даже мама и папа не знают всего до конца.

Фил заглянул девушке в глаза и осторожно спросил:

— А ты хочешь это сделать?

Она кивнула.

— И не будешь жалеть, что раскрыла мне свою тайну? Никогда-никогда?

Лиззи помотала головой, а потом серьезно сказала:

— Фил, я сегодня ночью долго думала, все никак не могла заснуть, о твоих словах, о том, что ты сказал… что любишь меня. Знаешь, как ни странно, но я верю тебе. Или просто хочу тебе верить.

— И правильно делаешь, что веришь. Я люблю тебя, моя звездочка… — Он нежно коснулся ее губ своими губами. — Я так тебя люблю, Лиззи.

— И я тебя люблю, Фил, — тихо сказала она. — Поэтому и должна рассказать тебе, почему я уехала из Стронгсвилла. Между нами не должно быть тайн.