— Нихера это не выход, — обрывает его Джек, — там производительность в несколько раз ниже.

— Логистика быстрее и проще.

— Не перекроет.

— Значит, нужно либо что-то придумать, — переходит на рык Гэри, — либо пойти на жертвы. Так, как сейчас, мы дальше не двинемся.

— Братишка, — неловко улыбается Тыковка, — мы в курсе, что у тебя все посчитано, но вопрос с заводом правда стоит очень остро. Леон ничего не хочет слышать.

— Давай еще варианты покрутим, — уже спокойнее предлагает Гэри.

— Сейчас у нас оптимальный вариант.

— Он не может быть оптимальным, если я не знаю, как смотреть дистрибьюторам в глаза.

— Чего ты от меня хочешь? — Джек устало трет переносицу.

Утро понедельника, а уже подташнивает. Дожить до вечера кажется сложной задачей, а до пятницы — вовсе невыполнимой.

— Нужно найти другой вариант, — упрямо повторяет Гэри. — Чтобы завод нам хоть как-то подчинялся.

— Этот нам уже подчиняется, а у меня нет времени, — резко отвечает Джек. — У тебя проблемы с Леоном? Решай с Леоном. Я не хочу ничего придумывать и фантазировать, и, повторюсь, нет времени.

— Ты у нас занятой человек, — Гэри резко поднимается из кресла, чуть ли не отпинывая его в сторону, — как я мог забыть.

Он разворачивается к выходу, и гора мышц под его рубашкой опасно напрягается.

— Стой, — просит Джек, — давай по-другому. Я правда не могу придумывать, но если вы с Тыковкой накидаете варианты…

— Мы можем, — миролюбиво вставляет Тыковка.

— Я их посчитаю. И наложу на текущие потери из-за брака.

— Ладно, — рычит Гэри не оборачиваясь. — Хотя мы уже так делали.

— На этой неделе, обещаю, — говорит Джек.

Когда за ними закрывается дверь, он поднимается и ставит кресло на его прежнее место. За стеклом панорамной стены видны окна соседнего здания. Стоило выбить себе кабинет на другой стороне, где хотя бы на парк посмотреть можно, но, когда распределялись, эта грызня казалась слишком глупой.

В голове крутятся задачи на неделю: собрать бюджет, с финансовыми операциями разобраться, еще у учетников два десятка вопросов. Джек притворяется глухим и слепым, когда проходит мимо их кабинета, и только недавно пообещал себе, что не будет их игнорировать. Взять и разобраться, просто погрузиться и сделать.

Гэри и Тыковка пришли совершенно не вовремя. Как бы Джек ни понимал их боли, как бы ни был согласен — двенадцать процентов брака, мать его, это вообще возможно? — он не разорвется.

Здорово было бы вспомнить, почему именно он среди четверых стал финансистом. Наверное, так же, как Гэри — операционщиком. Больше некому было. Они изначально договорились: каждый вносит свою лепту. Так, как может.

Вот только, в отличие от Гэри, Джек оказался совсем не на своем месте. И приходится признаваться себе: он не тянет. Он на самом деле довольно херовый финансист.

Осталось понять, что с этим можно сделать.

Глава 10

Цветочек

На кухне у родителей все не меняется уже лет десять: Флоренс безошибочно находит лопатку для риса. Им с Паломой с трудом удалось отправить маму отдыхать, пообещав, что ужин они приготовят вместе. Папа скрылся в своем любимом гараже, и в доме непривычно тихо, словно приближается шторм.

Мануэль куда-то исчез, но об этом не стоит переживать: вернется, когда запахнет едой. Он ведет себя, как типичный младший брат, залюбленный и избалованный до невозможности.

— Думаешь, Тристан выдержит целый день без тебя? — спрашивает Флоренс, помешивая помутневший от риса бульон.

— У него нет выбора, — усмехается Палома, которая взяла на себя курицу, — мы договорились: раз в месяц я отдыхаю. И знаешь, что? Он сам это предложил.

— Странный способ расслабиться: жарить курицу в родительском доме.

— Тишина, — наставительно поднимает нож она, — когда у тебя будут дети, поймешь: нет отдыха лучше, чем тишина. Я готова почистить мешок креветок, лишь бы никто не кричал, не падал и не кусал собаку.

— Я теперь нескоро узнаю, — улыбается Флоренс. — А если тебя послушать, то это к лучшему.

— Конечно, — мягко говорит Палома, — как ты на новом месте?

— Вчера внизу опять шумели. И позавчера тоже. Если честно, мне неловко просить их прекратить. Я как та соседка, миссис Харрис, которая ругалась на наши игры во дворе.

— Сомневаюсь. Тебе не семьдесят, а они не дети. Натрави на них полицию.

— Не хочу ссориться. — Флоренс закрывает сковородку крышкой и засекает время. — Будешь сыр с горячим шоколадом?

— Отличная идея. А ты?

— Нет, остановлюсь на воде.

— Иногда завидую твоей фигуре, — Палома достает молоко из холодильника, — а потом вспоминаю, какой ценой она тебе дается. Отказаться от еды — это не для меня.

Флоренс оглядывает ее фигуру: бедра раздались после рождения двоих детей, на боках появились складки. Палома ниже ростом и сейчас выглядит почти так же, как мама и тетушки.

— В моей сфере нельзя, — вздыхает она.

— Ты же не в модельном, Флор.

— Я живу в мире, где за все платят белые мужчины, которые считают красивыми девочек из глянца. Одних моих корней хватает, чтобы отличаться от их представлений, а если еще и вес наберу, меня совсем перестанут воспринимать как профессионала.

— Они считают, что большой зад оттягивает на себя кровь из головы? — закатывает глаза Палома.

— Нет, это скорее вопрос восприятия.

Готовя для Паломы горячий шоколад, Флоренс прислушивается к дому: тихие звуки напоминают о детстве. Гудит вентилятор. Телевизор бубнит голосами теленовеллы. Где-то по улице проезжает машина.

Это помогает больше, чем работа и тренировки, в которые Флоренс загоняла себя всю неделю. Она столько часов провела в спортзале рядом с домом, что сейчас можно позволить греховное: рис и курицу.

Но горячий шоколад, конечно, был бы перебором.

— У нас, кстати, новость, — произносит Палома. — Тебе не понравится.

— Уже не нравится.

— Помнишь кузена по маминой линии? Тьяго Морено?

— Смутно, — признается Флоренс. — А что с ним?

— Он стал художником.

— Нет! — в ужасе разворачивается она. — Только не говори, что мама…

Палома кивает и опускает сыр в шоколад.

— Сочувствую, готовься. Кстати, ты ей уже сказала? — Палома корчит рожу, и Флоренс понимает: она о Гэри.

— Нет, и не знаю как.

— Что сказала? — доносится из гостиной строгий голос.

Мама, подбирая выбившийся из пучка локон, подходит к кухонному островку и с любопытством поглядывает в сторону плиты.

— Ты отдохнула? — спрашивает Флоренс.

— Не переводи тему. Что ты должна была мне сказать?

Палома опускает глаза в кружку с горячим шоколадом, делая вид, будто нашла там что-то интересное.

— Мама, все в порядке.

— Флоренсия, — переходит та на испанский и угрожающе хмурится, — какие у тебя появились секреты?

— Мы с Гэри расстались, — выдыхает она.

Мама останавливается и удивленно поднимает брови.

— Что ты сделала?

— Почему сразу я?

— Я три года наблюдала за этим мальчиком, Флоренсия, — строго отвечает она, — он бы тебя не обидел.

— Мама, не нужно так, — встревает Палома.

— Что произошло?

— Это сложно, — признается Флоренс. — Просто мы оказались очень разными.

— Вы всегда были разными! — Мама подходит к плите и придирчиво проверяет сковородки. — И ничего, жили. Я думала, вы к свадьбе готовитесь.

— Он не делал мне предложение, — напоминает она.

— Ну так подтолкнула бы его. Зачем с ним расставаться?

— Мы вместе это решили, но знаешь, — в душе поднимается болезненная обида, — он первый начал. У него появились секреты.

— Для мужчины нормально иметь секреты, — отрезает мама и морщится, — рис не досолила.

— Нормально — это когда собственная мама занимает мою сторону, — отвечает Флоренс. — А ты переживаешь только о Гэри.

— Нет, о тебе. О том, что ты творишь.

— Он не доверял мне! — кричит Флоренс, отчаянно пытаясь достучаться до мамы. — И ушел к своей ассистентке.

— У тебя был шанс выйти замуж, — пожимает плечами та, — два шанса. С Грегом еще ладно, но тут… Хороший мальчик, свой дом, рукастый. Подумаешь, англичанин. Как ты его выпустила? Тебе скоро тридцать, Флоренсия, а ты до сих пор со своими… картинами.

Флоренс опирается локтями на столешницу, бессильно роняет голову в руки и пытается собраться с силами.

— Вот поэтому я не хотела рассказывать, — глухо стонет она.

— Мама… — с укором произносит Палома. — Зачем ты?

— Я беспокоюсь.

— Ей плохо, ты не видишь?

Позади слышится стук лопатки о керамическую подставку, и через секунду мамины руки обнимают Флоренс, начинают гладить по волосам.

— Ладно, Флоренсита, — тихо произносит мама ей на ухо, — ушел и ушел. Ты красивая, найдешь еще одного.

— Не хочу, — шепчет она и выкарабкивается на свободу. — Извини, мам… Мне нужно подышать.

Выбежав на задний двор, она добирается до лавочки, скрытой за большим деревом. Ее любимое место дома: в детстве она всегда пряталась там. Проводила долгие часы, разглядывая листву и представляя, что это — лес.

Ей сейчас нужен кто-то, с кем просто можно поговорить, без объяснения причин, без глупых наставлений и советов. Но в голове почему-то всплывает только один образ.