Сандра Дюбэй

Ночной всадник

Пролог

1

Морозным декабрьским утром на пороге комнат покойного графа Барторпа в Уайтхолле появился королевский паж и сообщил, что его величество желает немедленно видеть леди Блисс Пейнтер.

И теперь леди Блисс пробиралась по Каменной Галерее — главной улице королевского дворца, переполненной разряженными дамами и галантными джентльменами, которые не уступали дамам в пышности и пестроте одеяний.

Граф Барторп, отец Блисс и старинный друг короля, умер несколько недель назад. Блисс была в глубоком трауре, ее черное платье, расшитое золотой нитью, на фоне ярких придворных нарядов выглядело странным и чуждым, словно девушка явилась из иного мира. А ведь она всей душой мечтала стать своей при блестящем и суетном дворе Карла Второго, своего государя и опекуна!

Две молоденькие фрейлины с разноцветными лентами в затейливых прическах торопливо прошли мимо и исчезли в покоях королевы. «Счастливицы!» — вздохнула Блисс. Как хотела она стать фрейлиной! Но увы — свободных мест при дворе не было.

Блисс догадывалась, зачем вызывает ее король: скорее всего он нашел для нее нового опекуна.

Продажа опекунства была в те времена обычным делом. Осиротевшая девушка, несовершеннолетняя и не имеющая близких родственников, оказывалась в положении рабыни на торгах; покупатель, предложивший самую высокую цену, получал право распоряжаться ее судьбой, надзирать за ее имениями и состоянием и, в конце концов, выдать ее замуж. Опекуну предоставлялось немало возможностей обогатиться. Он мог, например, вложить капитал своей подопечной в выгодное дело, а прибыль забрать себе. А еще мог — и так поступали опекуны чаще всего — превратить брак девушки в новый аукцион, где женихи наперебой предлагают выкуп за руку и сердце богатой наследницы.

Блисс надеялась, что король останется ее опекуном как можно дольше. Карл Второй был мягким, добросердечным человеком и к тому же питал слабость к хорошеньким девушкам. Блисс не сомневалась, что, если он, к примеру, соберется выдать ее замуж за неподходящего человека, достаточно будет разрыдаться — и король, не выносящий женских слез, мгновенно пойдет на попятную.

Однако, едва войдя, Блисс по озабоченному лицу короля поняла, что ее надеждам не суждено сбыться.

— Подойди сюда, дитя мое, — пригласил Карл, протягивая изящную руку, унизанную драгоценными перстнями. — Ты сегодня просто прелестна.

— Благодарю, государь, — ответствовала Блисс, садясь на указанное королем место.

— Я хочу тебя кое с кем познакомить. Чиффинч!

Вильям Чиффинч, хранитель королевских покоев, отворил дверь, впустил какого-то джентльмена и, отвесив низкий поклон, бесшумно исчез за портьерой.

Блисс увидела перед собой немолодого человека, костлявого, со впалыми бледными щеками; унылый, мышиного цвета парик не скрывал глубоких залысин на лбу.

— Сэр Бейзил Холм, — обратился к нему король, — перед вами леди Блисс Пейнтер, дочь покойного графа Барторпа, нашего близкого друга и доверенного советника. Блисс, сэр Бейзил — отныне ваш опекун.

Блисс внутренне содрогнулась — хоть она и была готова к самому худшему, но такого не ожидала! На изжелта-бледной физиономии сэра Бейзила, казалось, навеки застыла брюзгливая гримаса. Костюм его, хоть и дорогой и явно сшитый у хорошего мастера, был до неприличия прост: ни лент, ни кружев, ни замысловатых застежек, украшавших камзол любого светского человека. Маленькие глазки нового опекуна смотрели на Блисс с неприязнью, почти с отвращением; девушка догадалась, что лорд Холм не одобряет золотое шитье, украшающее ее траурное платье.

Девушка поднялась с места и присела в глубоком реверансе.

— Рада познакомиться, милорд, — тихо произнесла она.

— Взаимно, леди Блисс, — ответил он, слегка кивнув головой. — Если не ошибаюсь, вы сейчас в глубоком трауре?

Блисс вспыхнула.

— Да, милорд, — начала она, — но…

— Да полно вам, сэр Бейзил, — прервал ее король, видимо, пожалев свою любимицу. — Она же так молода! Сколько вам лет, дорогая? Ах да, всего восемнадцать! И слишком хороша собой, чтобы разгуливать по дворцу в мрачных черных тряпках!

— Но, государь, это говорит о недостатке уважения… — осмелился возразить сэр Бейзил.

— Пусть и так — что с того? — беспечно ответил король. — Блисс, сегодня вечером у нас бал-маскарад: я хочу, чтобы вы были там, и непременно в роскошном наряде! Всего на одну ночь! — Блисс не смогла сдержать радостной улыбки, и король улыбнулся ей в ответ, темные глаза его весело заблестели. — Вы слишком молоды и красивы, чтобы на целый год запереться в какой-нибудь мрачной келье, прячась от мира и людей! Я хочу, чтобы сегодня вечером вы танцевали и смеялись! Это приказ!

— Как пожелаете, государь, — с готовностью ответила Блисс, склоняясь в глубоком благодарном реверансе.

— Теперь можете идти, моя дорогая. Мне нужно кое-что обсудить с сэром Бейзилом.

— Благодарю вас, государь! — пылко воскликнула Блисс.

Король привлек ее к себе и с очевидным удовольствием дал поцеловать себя в щеку.

Распрощавшись с королем, Блисс поспешила к себе. Костюм для маскарада был давно готов: Блисс знала, что король не станет возражать против ее появления на балу. Свой «приказ» он отдал только для того, чтобы утихомирить сэра Бейзила. Теперь даже дюжина опекунов не помешает ей надеть золотисто-зеленое платье и маску, обсыпанную изумрудной пылью! Кудрявую головку Блисс украсят золотые и зеленые ленты: в таком наряде она станет первой красавицей на балу! И это будет только справедливо, если вспомнить, что это последний ее бал… может быть, на долгие годы.

Несколько часов спустя, пока горничная заплетала ее рыжие кудри в затейливую прическу, Блисс задумалась о том, что ждет ее дальше. Сегодняшний вечер сулит одни удовольствия — танцы до упаду, королевское угощение, блестящее общество… Маски будут сняты только в полночь, а значит, до этого Блисс сможет танцевать с кем хочет, не опасаясь уронить себя в глазах кавалеров. Может быть… при этой мысли она лукаво улыбнулась… да, пожалуй, не обойдется и без поцелуев украдкой в каком-нибудь укромном уголке.

Увы, более отдаленное будущее было покрыто мраком. Сегодня Блисс еще под покровительством короля, но завтра власть над ней перейдет к сэру Бейзилу. А он ясно дал понять, что не потерпит никаких «глупостей». Нет, от него не жди поблажек: на целый год, пока не кончится траур, Блисс придется забыть о балах, роскошных нарядах и дорогих украшениях. А по окончании траура он примется подыскивать ей мужа — скорее всего такого же угрюмого старика, как он сам…

Что ж, зато до полуночи Блисс вольна делать что хочет. Она будет танцевать, веселиться, флиртовать с джентльменами и не позволит мрачным мыслям испортить себе праздник!

Улыбнувшись своему отражению в зеркале, Блисс надела маску, подмигнула молоденькой горничной и выбежала в коридор. Путь ее лежал в покои королевы, где устраивался бал.

Огромный зал был наполнен разряженными придворными. У стен робко теснились простые лондонцы, милостиво допущенные поглазеть на развлечения знати. Нежный запах духов смешивался с вонью немытого тела, шелка и кружева соприкасались с грязной холстиной, блеск рубинов и изумрудов отражался в жадных глазах тех, кто больше всего на свете желал бы прикарманить эти драгоценности.

Зал, ярко освещенный свечами в канделябрах, сиял и переливался всеми цветами радуги: в те времена не только женщины, но и мужчины одевались пестро и вычурно, словно райские птицы.

Кое-кого Блисс узнала даже под масками. Так, король был выше всех в зале; густые темные локоны и раскатистый смех выдавали его с головой. Королева, сухонькая и смуглая, рядом с мужем выглядела совсем малюткой. Бледно-розовое платье, отделанное серебром, шло ей и делало почти красивой; но при дворе не принято было хвалить «эту португалку», и на бедную женщину не обращал внимания никто — даже обожаемый и неверный муж.

Барбара Вилльерс, фаворитка короля, тоже выделялась из толпы. Эта женщина, недавно получившая титул графини Каслмейн, славилась жадностью, мелочностью, сварливым характером — и потрясающей красотой, которую не могла скрыть никакая маска.

Остановившись на пороге, Блисс наблюдала за открывшимся ей зрелищем. От восторга у нее захватило дыхание. «Благослови бог короля! — думала девушка. — Мне предстоит тяжелый год — но, по крайней мере, у меня будет что вспомнить!»

И кто только выдумал эти дурацкие предрассудки! Кто сказал, что в знак печали по умершему нужно непременно одеваться в черное? И почему из-за скорби по отцу Блисс должна отказываться от развлечений? Важно ведь не то, что снаружи, а то, что в сердце!

Граф Барторп, растивший дочь в одиночку, всегда был мягок с ней и ни в чем ей не отказывал. Блисс знала: он на небесах только радуется, видя, что она довольна и счастлива! С этой мыслью девушка смешалась с толпой, твердо решив получить от сегодняшней ночи как можно больше удовольствия.

Не успела Блисс осмотреться, как к ней подлетел высокий изящный блондин в фиолетовом шелковом камзоле. Он не отходил от девушки весь вечер, танцевал с ней, развлекал остроумной болтовней, безбожно льстил ее красоте и то и дело подливал в ее бокал сладкого вина.

Незадолго до полуночи он потянулся к лентам ее маски, но Блисс со смехом схватила его за руку.

— Но ведь уже почти полночь! — возразил незнакомец.

По плечам его вились густые золотистые кудри; голубые глаза, сверкающие сквозь прорези пурпурной бархатной маски, светились откровенным восхищением.

— Красавица моя, — проворковал он, — позвольте мне взглянуть на ваше лицо!

— Откуда же вы знаете, что я красавица? — поддразнила его Блисс. — Ведь меня не видно!

— Догадываюсь по изгибу прелестных губок, — прошептал ей на ухо незнакомец. — Как я хотел бы их поцеловать!

— Значит, вы судите о женской красоте по губам? — спросила Блисс.

— И по блеску прекрасных глаз, — шепнул он в ответ. — Как мечтал бы я, чтобы они зажглись желанием!

— Итак, вы судите о женщине по глазам и губам? — повторила Блисс. В груди ее что-то странно затрепетало.

— И конечно, по фигуре. — Как бы случайно он провел пальцами по белоснежной груди Блисс, выступающей из низкого выреза. — Вы прекрасны, моя дорогая. Как я хочу держать вас в объятиях… ласкать… любить…

Внезапно вспотевшей рукой Блисс сжала веер. Кажется, она узнала этого дерзкого незнакомца. Молодой виконт, недавно унаследовавший титул и успевший, как говорят, обольстить едва ли не всех женщин при дворе. Ходили слухи, что он побывал даже в постели леди Каслмейн! Блисс сама несколько раз встречала его во дворце, и каждый раз с разными дамами. Этот пустоголовый ветреник, эгоистичный и изнеженный, ничем не напоминал того рослого, смуглого, властного незнакомца, что порой являлся Блисс в девичьих грезах, однако тщеславию девушки льстило, что известный ловелас, знающий толк в женской красоте, из всех присутствующих дам выбрал именно ее.

— Сэр, вы слишком смелы! — выдохнула она, скромно потупляя глаза.

— И могу быть еще смелее, — дерзко ответил он, обнимая ее за талию.

— На нас смотрят! — воскликнула Блисс.

Действительно, многие дамы в зале, узнавшие виконта, не сводили с Блисс ревниво-завистливых взоров. От восторга у девушки кружилась голова, она наслаждалась таким нежданным успехом.

— Идемте со мной, дорогая, — проворковал он. — Нам надо узнать друг друга поближе, а эта толпа…

Сердце Блисс сильно забилось.

— Не надо, — неуверенно возразила она. — Ведь уже почти полночь, пора снимать маски…

— Мы снимем маски вдвоем. Пойдемте же.

Блисс не знала, на что решиться. Этот человек — профессиональный соблазнитель, ловелас первой руки, и порядочной девушке лучше сразу броситься в омут, чем поддаться на его уговоры. И однако… У стены Блисс заметила сэра Бейзила. Опекун был все в том же мрачном сером камзоле; он наблюдал за танцующими, и на лице его отражалось глубокое отвращение. Теперь Блисс окончательно поняла, что балов ей не видать, по крайней мере, до замужества. И выдаст ее сэр Бейзил скорее всего за какого-нибудь пуританина с постной рожей, который ни за что не позволит молодой красавице жене вернуться к блестящему и легкомысленному двору Карла Второго.

— Я… я… — нерешительно тянула Блисс. Ей было трудно соображать — то ли от жары и духоты в зале, то ли от усталости, то ли от выпитого вина.

— Идем. — С этими словами молодой виконт взял ее за руку и потянул за собой.

Блисс, не сопротивляясь, позволила увлечь себя прочь из зала. Через несколько минут они оказались в небольшой, элегантно обставленной гостиной. Должно быть, это покои виконта, подумала Блисс, но спросить не решилась.

Виконт усадил девушку на резной диван с алыми, шитыми золотом подушками и снова потянулся к завязкам ее маски.

— Не надо, — прошептала Блисс. — Не будем разрушать мечту.

Виконт не возражал. Он был готов на все, лишь бы Блисс разрешила к себе прикоснуться. Опытный волокита, он устал от зрелых, искушенных в любви дам, в этой его привлекла невинность. Пальцы его жаждали коснуться ее белоснежной кожи, руки стремились обнять ее стройный стан, губы страстно желали ее поцелуя.

— Как пожелаете, — мягко ответил он, обнимая ее за талию и укладывая… о боже, укладывая на диван рядом с собой.

Блисс таяла в его объятиях. Когда же виконт прильнул к ее губам, у девушки перехватило дыхание. Ей случалось целоваться в укромных уголках — но эти торопливые поцелуи, сорванные с губ назойливыми поклонниками, не шли ни в какое сравнение с горячим, требовательным поцелуем виконта.

Он целовал ей щеки, подбородок, шею, затем его губы спустились ниже, к самому краю дерзкого выреза. Эти смелые ласки распаляли кровь, и Блисс задыхалась от незнакомых ранее чувств. Однако когда рука виконта скользнула под юбку, Блисс опомнилась.

— Не надо! — воскликнула она. — Отпустите меня!

— Не бойся, милая! — охрипшим голосом уговаривал ее виконт.

— Нет! — Действие вина рассеялось, теперь Блисс ясно понимала, какой опасности подвергается из-за собственной беспечности. — Пожалуйста! Я хочу уйти!

— Обязательно уйдешь, — ответил виконт. В голосе его страсть смешалась с раздражением. — Но не раньше, чем я покажу тебе, как глупы твои страхи! Милая моя, тебе это понравится! Это нравится всем женщинам, они только притворяются недотрогами…

— Я закричу! — пригрозила Блисс, тщетно пытаясь освободиться из его объятий.

— Кричи! — ответил он. — Думаешь, в шуме бала тебя кто-нибудь услышит? А если и услышат, подумают, что ты кричишь от…

— Руки прочь, мошенник! — внезапно раздался с порога чей-то разъяренный бас.

Блисс и виконт вскочили на ноги. В дверях стоял сэр Бейзил; маленькие глазки его пылали яростью.

— Марш к себе в комнату! — приказал он Блисс. — Живо!

И девушка опрометью вылетела за дверь.

— Но послушайте, сэр, — запротестовал виконт, — это же совершенно не ваше дело!

— Я опекун этой леди, — ответил сэр Бейзил. — Она любимица короля, и его величеству не понравится, если пойдут слухи, что вы пытались изнасиловать дочь его старого друга!

Виконт поперхнулся и смолк. Ссориться с королем ему сейчас вовсе не хотелось. Карл и так подозревает его в интрижке с графиней Каслмейн; если к этому прибавится новое обвинение, виконту скорее всего придется уехать от двора. И встретиться лицом к лицу с кредиторами, которых только высокое положение должника при дворе удерживает от решительных действий…

— Прошу прощения, сэр, — поспешно заговорил он. — Клянусь, я не хотел ничего дурного. Леди пришла сюда по собственной воле…

— Хоть и неприятно это признавать, — ответил сэр Бейзил, — боюсь, что вы правы. Что ж, пожелаю вам доброй ночи. Король ничего не узнает об этом инциденте.

— Благодарю вас, сэр, — ответил виконт и вздохнул с облегчением, как только за лордом Холмом захлопнулась дверь.

Блисс ждала сэра Бейзила у себя в гостиной. Янтарные глаза ее светились опасным блеском.

— Как вы посмели, сэр! — накинулась она на опекуна, едва он переступил порог. — Как вы посмели за мной шпионить!

— Посмел, как видите! — На бледных щеках сэра Бейзила выступили красные пятна. — Я — ваш опекун, миледи, и в мои обязанности входит следить за тем, чтобы вы вели себя как порядочная девушка из хорошей семьи, а не как уличная девка!

— Уличная девка?! — повторила Блисс. От ярости у нее зазвенело в ушах.

— А как еще назвать ваше поведение? Пошли с мужчиной в его покои, остались с ним наедине, легли на диван…

— Он пытался овладеть мною силой! — возразила Блисс.

— Но вы же пошли с ним сами, по доброй воле! Надеюсь, это вы не будете отрицать?

Блисс потупилась.

— Нет, милорд, но…

— Вам не пришло в голову задуматься, чего он хочет? Зачем ведет вас к себе? Не такая же вы идиотка в самом деле, чтобы не понимать подобных вещей!

— Я вовсе не идиотка! — выкрикнула Блисс.

— Не знаю, не знаю, — холодно возразил сэр Бейзил. — Мне с самого начала показалось, что вам давали слишком много воли. Ну да теперь с этим покончено. Завтра утром я прикажу перевезти ваши вещи в лондонский дом графа Барторпа. Вы останетесь здесь, под моим надзором, на несколько дней, а затем я увезу вас в деревню.

— В деревню? — выдохнула Блисс. Ей представилась долгая угрюмая зима в каком-нибудь богом забытом поместье, в обществе одних слуг и желанного опекуна. — Не надо!

— Очень даже надо, моя дорогая. Просто необходимо, как я посмотрю. А теперь дайте мне ключи.

— Ключи? — переспросила Блисс. — Милорд, не собираетесь же вы…

— Ключи от ваших комнат! — приказал сэр Бейзил. — Живо!

Дрожащей рукою Блисс протянула ему ключи.

— Пожалуйста, сэр, — взмолилась она, — не делайте этого!

— Я вам не доверяю, миледи Блисс, — откровенно объяснил опекун. — Если вы по собственной воле отправились в покои к мужчине — откуда мне знать, что вы не водите мужчин сюда?

— Это нечестно! — вскричала Блисс. — Со мной такое случилось в первый раз… Никогда раньше…

— У меня нет доказательств, кроме ваших слов, — сурово ответил сэр Бейзил, — а вашим словам я не слишком-то верю. Если вы не способны охранять свое доброе имя, этим займусь я — это входит в обязанности опекуна.

Он протянул руку, и Блисс вложила ключ в его огромную ладонь. Едва не плача от ярости и досады, она глядела, как сэр Бейзил вышел и запер за собой дверь. Блисс оказалась узницей в собственных покоях! И, несомненно, будет пленницей сэра Бейзила до тех пор, пока он остается ее опекуном.

2

Старый барон умирал.

Деревянная, крытая соломой хижина в лесу, где старику пришлось провести последние дни, совсем не походила на мощный старинный замок, который барон привык называть своим владением. Крохотная комнатка, где ему предстояло испустить последний вздох, могла бы уместиться в углу любой из огромных замковых спален. Грубо сколоченная кровать, накрытая тощим одеялом, была далека от роскошного ложа с алым, расшитым золотом балдахином, словно земля от небес.

Однако сам барон остался прежним, и во взоре голубых глаз его, обращенных к единственному сыну, читались любовь, печаль… и чувство вины.

Он протянул к сыну дрожащую иссохшую руку, и тот поспешно сжал ладонь отца в своей.

— Прости меня! — еле слышно прошептал старик.

— Отец… — выдохнул молодой человек. Его статная фигура и загорелое лицо составляли разительный контраст с исхудавшим телом и морщинистой кожей старика. — Не разговаривай, пожалуйста, береги силы.

Барон де Уайлд слабо покачал головой и сделал знак другой рукой. Из темного угла неслышно появился старый слуга с выщербленной кружкой в руках. Осторожно приподняв господина, слуга поднес воду к его губам. Барон отпил несколько глотков и повалился на подушку, совершенно истощенный этим усилием.