Сандра Филд

Соблазнитель из Канады

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Ну и красотища! — воскликнула Нелл. — Пожалуйста, Уэндл... остановимся на минуточку!

— Да здесь и глянуть-то не на что, одни камни, — проворчал ее спутник, тем не менее, послушно выжимая до упора педаль тормоза, отчего допотопный грузовичок заскрипел обиженно и недовольно.

Нелл плечом подтолкнула неповоротливую от старости дверцу и выскользнула из кабины. Потрясенная, огляделась вокруг.

Здесь мое место, подумала она. Я — дома.

За последние две недели она часто размышляла над этим, но лишь теперь утвердилась в мысли, что так оно и есть. Ньюфаундленд — островная провинция на восточном побережье Канады — поразил ее воображение сразу, как только она, ступив на трап самолета, приземлившегося в аэропорту Сент-Джонса, вдохнула полной грудью холодный воздух, пропитанный туманами и запахом моря. С каждым днем эти места пленяли Нелл все настойчивей, пока, наконец, не завладели ее сердцем полностью и безоговорочно.

Она непременно останется здесь, решила Нелл. Нужно найти лишь способ.

Никогда она не вернется в скучную Голландию — чужую, как другая планета. Ведь за эти две недели она стала другим человеком, буквально обретя себя.

— Поехали дальше, мисси? — Уэндл напомнил о себе, шумно прокашлявшись. — Мне ведь надо успеть в Каплйн-Бэй на разгрузку катера, который доставляет нам провиант.

Нелл обернулась, и солнечные лучи заиграли, преломляясь, в каштановой россыпи волос. Уэндлу на вид было не меньше семидесяти; одежда на нем была под стать его верному грузовичку — тоже давно нуждалась в починке; но будь он помоложе, нельзя было бы устоять перед пронзительной голубизной его глаз. А уж историй он знал великое множество, и за три часа пути Нелл вдоволь наслушалась леденящих кровь рассказов о привидениях, кораблекрушениях и контрабандистах. Вдруг, повинуясь непонятному порыву, Нелл сказала:

— Я побуду тут немного. Вот только достану вещи из кузова.

— Тут?! Это еще зачем?

Затем, что здесь так красиво, что, умри я сейчас, я бы умерла счастливой! Затем, что я пойду на все, лишь бы оттянуть время, когда надо будет покидать Каплин-Бэй и плыть на катере в Морт-Харбор...

— Хочу сделать несколько фотографий. — Нелл ничем не выдала своего волнения. — Удивительные места!

— Гиблые, особенно зимой. — Уэндл поскреб бороду. — Не нравится мне ваша затея, мисси. Это вам не Сент-Джонс. Пустынно. И машины-то другой не дождетесь, чтобы вас подвезла.

— Я привыкла ходить пешком. К тому же со мной палатка и запас еды. Не пропаду! — Нелл улыбнулась старику и привычно взвалила на плечи неподъемный рюкзак. — Большое спасибо, Уэндл. — Она протянула старику руку, прощаясь. — Рада была с вами познакомиться. Может, увидимся, когда я доберусь до Каплин-Бэя.

— Вряд ли я там задержусь. — Ответное рукопожатие оказалось на удивление сильным. — Вы уж поосторожнее, мисси.

Уэндл поддал газу, и грузовичок, выплюнув облако черного дыма, бодро загромыхал по дороге. Вскоре расстояние поглотило шум мотора, а там и машина растаяла вдали, и Нелл осталась одна. Она сошла на обочину и вновь огляделась.

Всюду, насколько хватал глаз, раскинулись в своей девственной неприкосновенности знаменитые пустоши — отполированные песком и ветрами гранитные валуны, стелющийся перед их мощью низкий кустарник, блекло-розовая пена мха вокруг хрупких лиственничных стволов. Полуденное солнце отражается в неподвижной глади многочисленных болотцев, и кажется, будто чья-то рука с небрежной расточительностью разбросала горсть монет из потускневшего от времени золота. Тишина вокруг почти физически осязаема.

Нелл перевела дух, и чистая сладость воздуха заполнила легкие. Нет, в Голландию она не вернется: там она зачахнет. Как знать, ведь может случиться и такое, что в Морт-Харборе ей будут рады...

Повернув голову на какое-то, чудом уловленное, движение слева от себя, она увидела оленя, безбоязненно застывшего на вершине каменных нагромождений.

Нелл знала, что встретить карибу (как называют здешних оленей) в это время года — большая редкость: спасаясь от комаров и мошки, они уходят выше в горы. Еще она слышала, что карибу почти не боятся людей, а значит, у нее есть верный шанс сделать пару снимков! Сдерживая биение сердца, она вернулась на другую сторону дороги и принялась искать, как бы поудобнее пересечь довольно глубокий ров, отделяющий цивилизацию — шоссе и, пусть редкие, машины — от дикой природы. Гранитные отложения лишь издали казались пологими ступенями, так и зовущими подняться повыше. Но Нелл уже достаточно долго пробыла в Ньюфаундленде, чтобы знать, сколь обманчиво это впечатление: в каких-нибудь десяти шагах от шоссе приятная прогулка может обернуться настоящей пыткой. Поэтому, добравшись до первой же пещеры, она сняла рюкзак, поколдовала над молниями и пряжками, и вскоре у нее в руках оказался миниатюрный рюкзачок, в который как раз уместились фотоаппарат, два краснобоких яблока и фляга с водой. То, что раньше было огромным рюкзаком, превратилось во вместительный мешок, куда она сложила все прочее имущество. Замаскировав его в кустарнике, чтобы не было видно с дороги, она двинулась дальше. Ее туристские ботинки застревали между камней, скользили по мокрой траве, вязли в топком торфе, жадно чавкающем при каждом шаге. Она остановилась, чтобы смазать открытые части тела жидкостью от комаров, посмотрела в ту сторону, где был олень, и ахнула: рядом со взрослым карибу стоял годовичок; Нелл поднесла к глазам бинокль и увидела животных так близко, что казалось, их можно потрогать.

Она по колено утопала в мягком ковре цветущего розового мха. Слюдяные крапины в гранитных глыбах отражали золото солнца и голубизну неба, и похоже было, что тысячи драгоценных камней сами просятся в ладонь; где-то выводила чистым голоском свою незатейливую песенку пустельга, и на несколько мгновений Нелл полностью слилась с окружающим ее миром и горячая, будто солнце поцеловало, волна счастливой сопричастности чуду прилила к восторженному сердцу. Память об этом останется с ней навсегда!

Тем временем карибу стало трое: к малышу и отцу присоединилась олениха. Нелл старалась подобраться поближе, ничем не потревожив мирную трапезу оленьего семейства, и наконец сумела найти идеальное для наблюдения место: устроившись, удобно вытянув усталые ноги, на впитавшем солнечное тепло валуне, что притаился за стайкой широко раскинувших кроны лиственниц, она вновь приникла к биноклю. Шкуры животных лоснились здоровьем, мех переливался разными оттенками — от густого кремового до искристого темно-коричневого. Изредка самец вскидывал голову, прислушиваясь, и Нелл видела в окулярах тревожные крупные янтари его глаз, в которых постепенно угасала вспыхнувшая было тревога.

Текло время — медленно, как смола прибрежных сосен. Нелл, сделав несколько снимков, с наслаждением грызла яблоко. И тут послышался нарастающий шум мотора.

Потом показалась машина — нечто среднее между армейским джипом и автофургоном, — которая, к неудовольствию Нелл, вдруг притормозила и остановилась у того места, где она начала торить тропку. Из машины вышел человек, с наслаждением потянулся. Может быть, этим все и кончится, и, слегка размявшись, чужак продолжит свой путь... Она ни с кем не хочет делить свое уединение, и менее всего — с мужчиной! Хоть бы он уехал...

Но мужчина бесшумно закрыл дверцу автомобиля и направился туда, где паслись карибу. Из своего укрытия Нелл ясно видела, что он чуть прихрамывает.

Убирайся к черту! Отправляйся в Каплин-Бэй, в Сент-Суэйзин — куда угодно, только подальше отсюда. Исчезни с глаз моих!

Вспорхнувшая неподалеку пичуга привела ее в чувство, и Нелл даже испугалась той истовости, с которой секунду назад заклинала незнакомца исчезнуть. Вообще-то она человек компанейский. Во всяком случае, была. До того, как ей пришло в голову навести порядок на чердаке их старого дома в Мидделховене, где она родилась и выросла. До того, как в проржавевшей жестяной коробке отыскался дневник Анны, ее бабушки, которую она и видела-то всего однажды, когда была совсем крохой. Этот дневник она читала всю ночь напролет и прочла толстую тетрадь от корки до корки.

Каких-нибудь пару месяцев назад. А, кажется, что прошла целая вечность.

С необъяснимым злорадством Нелл наблюдала, как мужчина преодолевает те же трудности, что и она, пробираясь через заболоченные участки, сражаясь с колючим кустарником. Того и гляди, выйдет прямо на нее. И надо же было такому случиться, чтобы в столь пустынном месте какой-то тип нарушил ее безмятежный покой!

А незнакомец все приближался: Нелл отчетливо слышала, как хрустят под его массивными ботинками мелкие камушки; могла уже разглядеть и джинсы, плотно обтянувшие стройные сильные ноги, и клетчатую рубашку с закатанными до локтя рукавами. Со смутным беспокойством она отметила высокий рост, уверенный разворот налитых силой плеч и... суровое лицо. Можно подумать, он не прогуляться вышел, а идет в похоронной процессии.

Надо что-то делать. Не ждать же, когда он попросту наступит на нее! Нелл подобралась, готовя себя к тому, чтобы встать в полный рост, и лихорадочно соображая, следует ли сначала прокашляться, чтобы таким образом дать ему знать о своем присутствии, или сразу заговорить. Впрочем, все разрешилось само собой. Он поскользнулся. Чтобы не упасть, ухватился за гибкий древесный ствол и, должно быть, перенес всю тяжесть крупного тела как раз на ту ногу, на которую хромал. Незнакомец еле удержал равновесие и разразился потоком отборных ругательств. Ругался он по-французски.

Чувство юмора, из-за которого Нелл не однажды попадала в историю, опять сыграло с ней злую шутку. Она — неожиданно даже для себя самой — привстала, прибавила парочку весьма забористых выражений, которым некогда научилась в Париже, и тут же оказалась буквально пришпиленной к гранитному валуну, на котором недавно так уютно сидела, — неровная каменная поверхность пребольно впилась ей в спину. Незнакомец навис над ней, бешено сверкая глазами.

Он не в себе, подумала Нелл со странным в подобной ситуации равнодушием. Я проделала весь этот путь для того, чтобы погибнуть в лапах психа.

Однако опыт одиноких странствий по Европе кое-чему ее научил. Преодолевая животный страх, она молниеносно выбросила вперед согнутое колено, метя безумцу в пах... Колено атаковало пустоту.

Прежде чем Нелл успела собраться для новой попытки, железные руки, вцепившись ей в плечи, рывком поставили ее на ноги и стали трясти, как ковер, из которого выбивают пыль.

— Какого черта вы здесь притаились? — не спросил, а прорычал тот, на чьей стороне было бесспорное преимущество.

Так, спокойно. Надо попытаться его утихомирить. И правило первое: никогда не сопротивляйся, если не уверена в успехе.

— Вы кто, сексуальный маньяк? С какой стати вы накинулись на меня? Я не притаилась, а наблюдала за карибу.

— Идиотка! Я ведь вас чуть не убил!

Он все еще не отпускал ее, и, чтобы напомнить ему, что давно пора это сделать, она ударила его по голени.

— А ну уберите руки!

Очевидно, ботинок угодил прямиком в кость, потому что он снова выругался, теперь уже по-английски. Руки так и не убрал, но хватку ослабил. Нелл больше не делала попыток вырваться. Неподвижно стояла и ждала, пока вперившийся в нее взгляд станет осмысленным. Мало-помалу ярость уходила из этих темно-синих, почти черных глаз, и, по мере того как взгляд его просветлялся, Нелл тоже успокаивалась. К ней вернулась способность чувствовать, и она ощутила теплоту рук, все еще державших ее, и это ощущение волновало, смущало, бередило душу и звало всецело отдаться влекущему теплу...

— Мне просто стало жаль, что, чертыхаясь столь изощренно, вы упустили из виду одно-два ругательства, способные украсить ваш стиль. Не правда ли, французский язык чрезвычайно выразителен? Между прочим, я как раз собиралась показаться и заговорить с вами, когда вам вздумалось падать. — Ей почти удался беспечный тон.

— Тысяча чертей, непременно нужно было напомнить об этом?

— Тысяча чертей на вашу голову, а орать на меня обязательно?!

— Да вы любого перекричите!

— Имею право, — фыркнула Нелл. Начавшее заходить солнце позолотило нежную белизну ее кожи, оттенило хрупкую линию скул, подчеркнуло изящество прямого носика. Мужчина не сводил с нее глаз. Можно подумать, никогда прежде не видел женщин. Или решил запомнить это лицо на всю жизнь...

Нелл боялась шелохнуться, потрясенная интимностью столь пристального взгляда и еще тем, что вдруг почувствовала себя совершенно незащищенной, обезоруженной этим взглядом.

— Когда я был мальчишкой, — спокойно заговорил он, — мы часто собирали букеты из мятлика. Видели такую траву? Она цветет звездочками, голубыми и в то же время лиловыми. У вас глаза похожи на эти звездочки.

— Вот оно что, — смешалась Нелл, краснея от слов, произнесенных, конечно же, самым привлекательным мужчиной, какого ей доводилось встречать. Он, наконец, убрал руки, и ей стало зябко и грустно. Она вспомнила об оленях, оглянулась, но никого не увидела.

— А карибу ушли,— огорченно прошептала она, пытаясь убедить себя, что жалеет только об этом.

— Я спугнул их, когда падал.

— Скорее когда бросились на меня, — не удержалась она от колкости. — До вас и голодному волку далеко.

— В Ньюфаундленде не осталось волков. — Он, казалось, не заметил издевки.

— Тогда медведю, — не сдавалась она.

— Медведь не бывает голоден летом. — В его глазах, в самой их глубине, заплясали насмешливые искорки.

Ей вдруг пришло на ум словечко, короткое и емкое, каким принято выражать крайнюю степень восхищения, но тут же подумалось, что сказать об этом человеке: сила! — не сказать ничего. Понадобились бы и другие слова: невероятный... потрясающий... сексуальный... Причем все сразу!

Разумеется, вслух она сказала совсем другое:

— По-моему, вам пора извиниться. Мне не нравится, когда на меня ни с того ни с сего набрасываются и начинают трясти как грушу.

— Да-да...

И только-то?! Пока длилась возникшая пауза, Нелл исподволь разглядывала лицо мужчины. Крупные черты. Может быть, чуть грубоватые, возможно, излишне резкие, но, без сомнения, запоминающиеся своей неординарностью и... горькой умудренностью. Усталостью от жизни. У нее защемило сердце.

— Я... повредил ногу. Не так давно. С той поры почти не ходил. Теперь учусь заново. — Он заговорил отрывисто, рубленые фразы не объясняли, а, скорее, предупреждали: «Жалеть воспрещается!» — Но падать, как двухлетний малыш, — это уж слишком. Ненавижу свою беспомощность!

— Настоящий мужчина не может споткнуться на горной тропе?

— Настоящий мужчина должен уметь устоять на ногах! — Мрачная складка пролегла от щеки к упрямому подбородку. Рот намертво сжат. Кстати, очень красивый рот. Нелл злилась на себя за то, что постоянно находит все новые доказательства его привлекательности.

— А я всегда думала, что извинения начинаются со слова «извините». — Ей захотелось его поддеть.

— Я объяснил, почему разозлился. — Он оставался невозмутим.

— Но это не объясняет, с какой стати я должна ходить в синяках, — не сдавалась она.

— Вы француженка?

— Я приехала из Голландии. Не увиливайте.

— Вы очень хорошо говорите по-английски, — заметил он подозрительно.

— Я вообще молодец. А вы, часом, не из ЦРУ? Может, новый приемчик на мне отрабатывали? Не дает покоя слава Джеймса Бонда?

— В Ньюфаундленде нет ни волков, ни цеэрушников.

— Значит, вы из полиции.

— Вовсе нет. А вот вы уж точно самая любопытная и самая настырная девица на свете.

— Ну, так удовлетворите мое любопытство, — сейчас Нелл была сама любезность, — вы на всех бросаетесь или предпочитаете тех, кто слабее и меньше вас?

Он запустил пятерню в свою роскошную шевелюру и прошелся по густым волнистым волосам цвета... меха карибу, таким же коричневым, с рыжей искрой. Сердце Нелл опять тревожно екнуло.

— Там, где я провел не один год, было правило: прежде действуй, потом спрашивай. Вы не дали мне времени подумать, и я вас нейтрализовал. — Он не улыбнулся, а лишь скривил губы в усмешке.

— У вас здорово получилось.

— Вы точно из Голландии? Говорите как канадка.

— В деревне, где я росла, жила пара из Канады. У них я и училась английскому. — Она, подражая ему, не пускалась в долгие разговоры. — Итак, я жду.

— Чего именно?

— Для начала хватит следующего текста: Петронелла Корнелия Вандермеер, я чертовски сожалею, что испугал вас, и прошу меня простить за то, что пребольно припечатал вас к камням и насажал синяков.

— Кайл Роберт Маршалл. — Он протянул руку. Рука была горячая и сильная. И снова ее начал затягивать омут полуночно-синих глаз.

— Можно просто Нелл. — Она поторопилась отнять дрожащие пальцы.

— Прости, что напугал тебя. — Казалось, мимолетное касание рук растопило лед настороженности и отчуждения. Она обрадовалась легкому «ты».

— Я приняла тебя за сумасшедшего.

Он засмеялся — и, сколько бы ему ни было, помолодел лет на десять.

— А у тебя хорошая реакция.

— И твоя ничего.

— Не жалуюсь. Жизнь научила. — У него был сводящий с ума баритон.

— На левой щеке комар. — Нелл еле выговаривала слова в приливе неожиданной робости.

— Оставил средство от комаров в машине.

— У меня есть. — Нелл протянула ему пластиковую бутылочку и, затаив дыхание, смотрела, как он уверенными движениями втирает спасительную жидкость. По работе ей пришлось исколесить всю Европу и повидать немало мужчин, но строгие норвежцы, изысканные французы, жизнерадостные венгры и темпераментные итальянцы не шли ни в какое сравнение с этим человеком, притягивающим ее сильнее любого магнита.

— Я что-то не заметил твоей машины на дороге.

— А я пешком.

— Одна? — нахмурился он.

— Разве не ты утверждал, что волков здесь нет и бояться некого?

— Бояться следует не только волков. В Ньюфаундленде хватает двуногих хищников. — В голосе снова зазвучали жесткие нотки.

— Да, папочка. — Нелл присела в насмешливом реверансе.

— Другими словами, не учите меня жить, не так ли? — уже мягче продолжил он. — Видишь ли, я привык отдавать приказы. И привык, чтобы их исполняли. А посему, Петронелла Корнелия, я подвезу тебя, куда бы ты ни направлялась. По-моему, достойный способ искупить вину.

— Куда сам путь держишь? — Только бы им оказалось по дороге!..

— В Каплин-Бэй.

Похоже, все ньюфаундлендские дороги ведут в этот городок. Что ж, наверное, и ей пора туда. В конце концов, не обязательно сразу садиться на катер, идущий в Морт-Харбор; она может провести в Каплин-Бэе пару-тройку дней и хорошенько обдумать, как действовать дальше.

— О'кей, нам по пути, — приняла она решение.

— Отлично, тогда вперед, — скомандовал он, но едва попытался сделать шаг, как охнул от нешуточной, по-видимому, боли, лицо исказилось страдальческой гримасой. Нелл бросилась поддержать его, но Кайл, отвергая саму возможность помощи, заставил себя выпрямиться, еще раз тяжело охнув при этом.

— Выругайся, — посоветовала Нелл. — Полегчает.

— Не можешь без колкостей, — то ли спросил он, то ли поставил диагноз.

— А ты бы предпочел, чтобы я квохтала над тобой? — Нелл картинно заломила руки и, жеманно хлопая длинными ресницами, запричитала дурашливым голосом: — О, Кайл, скажи, где болит!..