— Ты раздвинула ноги ради этого скользкого гада, а теперь осмеливаешься просить моей руки?

Он потряс ее так сурово, что зубы у нее застучали. «Завтра на руках появятся синяки», — подумала она со вздохом. Откинув назад голову, она заглянула в его ледяные глаза. Такая бурная реакция напугала ее, однако стоит ли оправдываться перед этим отвратительным грубияном? На самом деле только женщина могла бы понять, что у нее было со Стивеном и почему его предательство так глубоко ранило ее.

Наконец он поставил ее на ноги. Погрозив пальцем перед ее носом, он заявил голосом, не терпящим никаких возражений:

— Ты останешься в моем замке на ночлег. Мы обсудим все утром, предоставь мне время обдумать все, что ты наговорила. Боже правый! Стивен из Грейвли! Я едва могу поверить такому совпадению.

— Я не понимаю. — Мысли у Идит путались.

— Тебе и не надо ничего понимать, женщина, — ответил он ей с презрением. — Знай лишь одно: ты вполне можешь рассчитывать на брачный договор. И тогда моли о милосердии Господа Бога и всех святых. Поскольку от меня милосердия не жди.

ГЛАВА ВТОРАЯ

На следующее утро Идит пробудилась на рассвете. Хотя, говоря по правде, металась в полусне задолго до первого луча солнца из-за кишевших в постели блох.

Ее служанка спала на подстилке, брошенной возле двери на грязный тростник. Бедная Гирта! Паразиты, видимо, устроили кровавый пир на ее пышной плоти. Впрочем, присмотревшись, Идит заметила, что верная служанка ровно посапывает, вовсе не обеспокоенная нечистью.

Очевидно, у Гирты шкура потолще или, что более вероятно, благородная кожа леди просто им кажется слаще, подумала она и тихо засмеялась. Ха! Несносный хозяин этих развалин под названием замок наверняка считает иначе, она готова в этом поклясться. Идит перешагнула через распростершуюся на полу служанку, чей рот уже издавал сложные рулады — тихий храп перемежался с довольным хрюканьем и повизгиваньем. Она с нежностью взглянула на толстушку, которая верно служила ей все эти годы, сначала нянькой, когда ее мать умерла родами, а теперь наперсницей.

Неплохо бы освежиться перед новой встречей с этим буйным Эйриком. Она поискала таз с водой, но, конечно же, не нашла. Камин погас, и, кажется, не только в ее комнате. Во всем замке стояла мертвая тишина. Слугам в Равеншире полагалось давным-давно уже быть на ногах и готовить замок к новому дню.

Идит задумчиво надела свои бесформенные одежды, убрала волосы под обруч и плат. На всякий случай взяла горсть золы из очага и старательно размазала по лицу, чтобы придать коже сероватый оттенок.

Улыбка тронула ее лицо, когда она вспомнила, как рассердилась утром перед отъездом Гирта, когда она нарочно отыскала самое некрасивое и скрадывающее фигуру тряпье, какое только нашлось в хозяйстве.

— Слабое искушение ты готовишь для брачного ложа, — язвительно заметила Гирта.

— Так и надо, Гирта, дорогая. В этом-то и состоит моя цель. Я хочу воспламенить супруга приданым и умением управлять землями, а не своим телом. — Она содрогнулась от последних своих слов и добавила: — В этом отношении я уже получила урок на всю жизнь.

— Ах, детка, это была простая неудача. Мужчины ведь сделаны не из одного куска бревна.

Но Идит только рукой махнула:

— Нет, ты славная женщина, Гирта, но суровая жизнь доказала мне, что большинство мужчин ведут себя так же подло, как и Стивен, если речь касается женщин. Они считают нас просто безделушками, которыми можно поиграть и отбросить, когда надоест. С меня довольно.

Гирта обеспокоенно затрясла головой:

— Не представляю себе, как ты сумеешь удержаться, если заденут женское сословие.

— Я и не собираюсь удерживаться. Мой будущий жених будет обходиться со мной на моих условиях, — заявила она с уверенностью, которую вовсе не испытывала.

— Ох, Идит, милое дитя, я боюсь, что тебя ждет лишь горькая обида.

Обида? — размышляла Идит, открывая дверь своей спальни в просторный коридор. Нет, она уже давно покрыла броней свое уязвимое сердце. Но вот Джон… другое дело. Она сделает все, что в ее силах, чтобы защитить сына от боли — даже если придется выйти замуж за этого неотесанного чурбана из Равеншира или за какого-нибудь другого не менее неприятного человека.

Идит прошла через коридор и спустилась по лестнице двухэтажной главной башни замка, построенной из камня и дерева. Будучи намного крупнее Соколиного Гнезда, замок этот был в свое время достаточно величественным; по крайней мере, об этом часто говорил ее отец; однако разрушавшийся камень и гнилая древесина свидетельствовали о многолетнем небрежении. Вообще-то, ей было невыносимо видеть, когда с кем-то или с чем-то стоящим, будь то человек или здание, обращались плохо. Это нелестно говорило о хозяине. У Эйрика много грехов за душой, включая и его небрежение наследством, думала Идит, сокрушенно качая головой.

Она искала какого-нибудь слугу, который показал бы ей, как пройти в уборную и где взять свежей воды, чтобы попить и помыться. Но из прислуги никого не было. Пьяные рыцари, которых она видела вчера, спали на широких скамьях и в нишах с кроватями, прилегающих к большому залу; с ними лежали кое-кто из служанок.

Некоторые женщины валялись голыми под меховыми пологами, в обнимку с высокородными рыцарями. В приотворенную дверь одного из альковов Идит увидела рыжеволосую девицу, делившую ложе с Вилфридом, сенешалем, которому ее представили накануне. Он держал ее в объятиях, груди прижимались к его темноволосой грудной клетке, а одна из длинных ног лежала поверх его массивных бедер. И что самое ужасное, ее покрытые мозолями пальцы интимно лежали на его уснувшем мужском органе.

Глаза Идит расширились при виде этой срамной сцены. Затем ее верхняя губа вздрогнула от омерзения. Слишком хорошо зная мужскую породу, она могла предположить, что Вилфрид женат, и что его бедная жена спит сейчас где-то в верхних спальнях, в то время как он совокупляется со служанкой будто похотливый кролик.

Впрочем, удивляться тут нечему. Идит знала, что такой разврат — дело обычное во многих замках, особенно в таких, как Равеншир, где всем заправляют мужчины. Однако в Соколином Гнезде она не допускала никаких непристойностей. Она поощряла замужество среди своих служанок, и уж конечно, ни одна не ложилась против своей воли в постель к наезжавшим в особняк знатным гостям.

Первым желанием у нее было потрясти обоих бесстыдников и высказать свое возмущение, однако, в отличие от вчерашнего вечера, она все же решила вести себя более осмотрительно. В конце концов, ведь не она же тут хозяйка — да и почти нет надежды, что когда-нибудь ею станет. Поразмыслив, она направилась на кухню, соединявшуюся с главной башней переходом. Пусть даже в замке и не ощущается хозяйская рука, кто-то же должен отвечать за хозяйство… хотя бы повар.

Распахнув настежь тяжелую дверь, Идит ахнула от ужаса, узрев кошмарную картину из грязных горшков, бегающих мышей, прокисшей пищи, немытых досок для еды и кубков, и даже двух цыплят, расклевывающих в свое удовольствие остатки еды на покрытом грязной коркой полу. Идит схватила метлу и прогнала жирную мышь, которая лакомилась на столе куском баранины, затем шагнула к подстилке, брошенной возле остывшего очага, на которой сквозь гнилые зубы разверстого рта громко храпела служанка, вероятно, повариха. С ворчанием перекатившись на живот, она звучно пустила ветры. Воспользовавшись метлой, Идит от души оттянула ее по широким ягодицам, и женщина мигом взвилась, потирая ушибленное место.

— Что-о?! — завизжала она, вскакивая с подстилки; ростом повариха оказалась по плечо Идит, зато вдвое толще. — У тебя ума совсем, что ль, не осталось, раз ты набрасываешься на такую честную служанку, как я? — Прищурив глаза — маленькие, черные булавочныс головки на расплывшемся лице, — она язвительно поинтересовалась: — Ты что, королева, черт тебя побери?

— Я леди Идит из Соколиного Гнезда, а ты, видать, ленивая бестия. У честных служанок такой грязной кухни не бывает.

Повариха, сообразив, что имеет дело с благородной леди, слегка оробела и неуверенно помотала головой, протирая мутные от сна глаза. Потом она широко зевнула, и Идит невольно отпрянула от волны гнилостного дыхания и перегара, не говоря уже о теле и одежде, которые явно не соприкасались с водой, по крайней мере, с Пасхи. Слава Богу, что она ничего не отведала из блюд, приготовленных грязными руками этой старой карги.

— Как тебя звать? — спросила Идит стальным голосом.

— Берта.

— Так вот, Берта, что ты скажешь об этом свинарнике, который считается кухней?

— М-м-м?

Идит зарычала от злости:

— Сколько слуг в этом хозяйстве?

Берта лениво поскребла под мышками, затем начала считать на пальцах:

— Двенадцать внутри, может, двенадцать снаружи. Много слуг и батраков ушли за эти два года, когда не было хозяина.

— Кто всем управлял в его отсутствие?

Повариха пожала пухлыми плечами:

— Мастер Вилфрид, но его тоже по большей части не было, с тех пор как в прошлом году умерла его жена. — Берта приняла скорбный вид. — Упокой, Господь, ее светлую душу!

Ха! Вилфрид не показался Идит таким уж безутешным в постели с голой служанкой.

— Ну вот что. Немедленно собери здесь на кухне всех служанок до единой — рабынь и вольных. Ты меня поняла?

Служанка молча кивнула.

Когда через короткое время в кухне сгрудилась толпа лентяек, в очаге уже грелась вода, а в ней отмокали горшки, доски и кубки. Идит устроила служанкам такую головомойку, какую они надолго запомнят, а затем отдала распоряжения насчет дел, с которыми наказала управиться не позже чем за час.

— Берта, я хочу, чтобы полы и стены были в кухне выметены и выскоблены. Все доски для резки должны быть отчищены, а для выпечки принесена свежая мука. Я проверю припасы в кладовой, не портятся ли и не завелись ли черви. Боюсь, что они там кишмя кишат. А ты, Ламберт, найди еще одного мужчину себе в помощь и наруби пятидневный запас дров для кухонных печей. Агнес и Сибил пойдут соберут яйца и подоят коров. — Тут она заколебалась и взглянула на Берту. — А есть ли тут коровы, может, и вовсе не осталось?

Берта неуверенно мотнула головой:

— Только одна корова осталась и, пожалуй, две дюжины несушек.

— Ладно, когда принесут молоко, взобьем немного масла.

Она отдавала все новые и новые распоряжения, от которых осоловелые служанки закатывали мутные глаза.

Заняв женскую половину делами, Идит вернулась в большой зал и приказала нескольким слугам вымести прочь весь грязный тростник и заменить его свежим, терпкий запах которого слегка перебил застоялую вонь. Других она заставила выскребать грубо сколоченные столы и обметать со стен паутину. А третьи снимали со стен пыльные гобелены и выносили их во двор замка, чтобы хорошенько вытрясти.

И уж конечно, перво-наперво она прогнала всех собак из большого зала, хотя бы временно. Лишь тот глупый пес, которому от нее досталось накануне, влюбленно ходил за ней по пятам. Мгновенно сдавшись, она торопливо огляделась по сторонам, не видит ли кто, а затем нагнулась и поскребла у него за ушами, отчего язык у него блаженно вывалился. Идит со смешливым осуждением покачала головой.

— Вчера ты, пес, некрасиво повел себя перед благородной леди, но я все-таки сожалею, что сделала тебе больно, пусть даже мягким носком моего башмака. — Она присела на корточки и внимательно посмотрела на собаку. — Да ты, оказывается, тоже благородных кровей. Теперь вижу, что родословная у тебя безупречная. А имя у тебя есть? Нет? Ну, тогда значит, я стану звать тебя… как? Принцем?

Пес с восторгом завилял хвостом, и Идит засмеялась:

— Тебе понравилось имя, верно? Ну ладно, тогда мы договоримся и об остальном. — Схватив вонючее животное за загривок, она выставила его наружу. — И не возвращайся назад, Принц, пока не искупаешься, — посоветовала она бессловесному существу, которое смотрело так проникновенно, словно все прекрасно понимало.

Посмеявшись и вернувшись снова в зал, она увидела, что и высокородные джентльмены пробудились от своего пьяного сна, и тут же отправила нескольких настрелять свежего мяса для стола; среди них и Вилфрида, который, казалось, был слишком изумлен ее натиском, чтобы как-то протестовать, лишь тонко улыбнулся и с невинным видом спросил:

— А лорд Эйрик просил твоей помощи, миледи?

Идит почувствовала, что вспыхнула, — привычка, с которой ей никак не удавалось совладать.

— Нет, не просил. Я догадываюсь, что он все еще валяется в постели, наглотавшись за ночь эля вместе с тобой, — огрызнулась она, а затем объяснила, словно оправдываясь: — Я оказываю ему услугу, заставляя работать его ленивую челядь. — Она бросила быстрый многозначительный взгляд на подружку Вилфрида по постели — ясно, мол, что Эйрик тоже не спал в своей комнате, а занимался кое-чем другим.

Вилфрид сверкнул понимающей улыбкой и быстро чмокнул девицу, которая стояла рядом с ним, кое-как прикрыв свою наготу меховым пологом.

— Потом увидимся, Бритта, — сказал он и небрежным жестом шлепнул ее по заду.

Бритта зарделась и подняла глаза на Идит с видом невинной девы.

Идит пыталась смерить глупую служанку сердитым взглядом, но Бритта была почти ребенок, вероятно, не старше пятнадцати лет. Она явно не знала ничего другого.

— Бритта, пожалуйста, прикройся более подходящим одеянием, затем сними все белье с постелей, на которых сейчас никто не спит, и принеси на кухонный двор для стирки.

Бритта послушно кивнула.

— Будешь новой хозяйкой? — робко поинтересовалась она. — Выйдешь замуж за хозяина?

Идит вновь ощутила непрошеную краску на щеках.

— Я сомневаюсь, что мы поженимся, и я не твоя хозяйка. Я просто действую как… друг лорда Равеншира и хочу привести его жилье в порядок.

Идит попыталась присесть и вежливо дожидаться лорда, но все ее тело пульсировало от присущей ей неуемной живости. Она не могла вынести праздного и бесполезного времяпрепровождения, особенно теперь, когда руки зудели навести везде порядок. И вскоре не выдержала.

К полудню она почувствовала сладость удовлетворения, когда увидела, сколько уже сделано. Кухня сияла чистотой, в зале терпко пахло свежим тростником и сеном. Белье кипело в огромных котлах, висящих над кострами, и сохло на кустах в запущенном саду.

Некоторые служанки уже были отправлены мыться на питавшийся родниками пруд за замком, а остальные должны были вскоре последовать за ними. Идит запретила завтракать тем, кто не выполнит своего задания и не помоется. Верный способ подстегнуть бездельниц. Ее желудок уже урчал, как и у остальных, от дразнящего аромата свежего хлеба, который пекся в каменных печурках по бокам от широкой плиты. Свежевзбитое масло лежало, мерцая золотом, в глиняной миске на массивном деревянном столе, украшавшем середину кухни. После того как под стоны Берты, ободравшей пальцы, стол был основательно вычищен песком с крепким мылом и доскам был возвращен естественный дубовый узор, на него стало приятно смотреть.

Любуясь корзинкой, полной свежесобранных гусиных и куриных яиц, Идит мимоходом подумала, знает ли Берта, как сделать хороший пудинг. Если нет, она научит ее одному из своих собственных рецептов.

Желудок Идит снова сжался от голода, когда она услышала шипение сока, падающего на открытый огонь из бока поросенка. Маленький Годрик, сирота, сын давно умершей замковой рабыни, медленно крутил вертел; он поднял на нее глаза, сиявшие обожанием и благодарностью за то, что она доверила ему такую важную работу. Бульон из оленины и оставшихся после зимы овощей варился в котле, тут же рядом допревала в другом котле, завернутом в тряпье, гороховая каша.

Дел оставалось еще непочатый край, но начало было положено. Идит с удовлетворением это отметила. Одобрит ли Эйрик ее усилия? И тут она впервые засомневалась, не поторопилась ли со своим самоуправством.

Эйрик проснулся от громкого стука в дверь спальни. Или это стучало у него в голове? Он резко сел, затем снова рухнул на постель от резкой боли в висках.

Святые мощи! Да он просто с ума сошел, надо же было вчера столько выпить эля вместе с Вилфридом. Такого с ним не бывало с юности, когда он был неопытным юнцом, дорвавшимся до всех запретных плодов. Он провел растопыренными пальцами по спутанным волосам и снова сел, вспомнив причину вчерашнего кутежа — пожилую деву, Идит, и то, что она упомянула про Стивена из Грейвли. Милостивый Боже! Да избавится ли он когда-нибудь от этой подлой бестии? Два года Эйрика не было в Англии, но не успел он вернуться, как ненавистный призрак Грейвли уже завитал над ним.

С гримасой отвращения он натянул ту же рубаху и тунику, в которых был и накануне. Слугам придется постирать его одежды, иначе он скоро задохнется от собственного запаха. А еще лучше выбросить все это на помойку и, когда выберется в Йорк, заказать себе у портного новые наряды. Пришло время наслаждаться своим богатством, хватит ему плесневеть в потайной подземной комнате. Утомительная игра, когда он изображал из себя нищего лорда, владельца разоренного замка, подходит к концу.

Пожалуй, настала пора восстановить дедовский замок в его былом блеске, снова направить на поля батраков. Он растянул в задумчивости губы, обдумывая задачу, к которой мысленно обращался все эти две недели.

Потом улыбнулся, вспомнив леди Идит и ее странное предложение о браке. Вообще-то, он уже привык к тому, что девицы осаждают его с матримониальными претензиями. Не однажды плелись хитроумные заговоры с целью заманить его под венец — пускали в ход все, от соблазнения до шантажа. К счастью, он избегал ловушек. На его взгляд, одного неудачного брака ему более чем достаточно. Когда десять лет назад умерла Элизабет, он дал себе клятву больше не жениться, и не без оснований.

Но теперь хозяйка Соколиного Гнезда приготовила ему искушение, против которого трудно устоять. Он раздраженно сдвинул брови. О, дело не в заманчивом приданом и, уж конечно, не в ее внешности. Боже упаси, но вот перспектива отомстить Стивену из Грейвли… от этого отказаться нелегко. И возможность наконец-то вытащить Стивена на открытый поединок и драться с ним насмерть определенно стоит того, чтобы над ней задуматься.

Стук в дверь возобновился, и Эйрик узнал хнычущий голос Берты:

— Хозяин! Ох, пожалуйста, хозяин, спускайся вниз, а то она перевернет нас вниз головой и вытрясет всех вошек.

Эйрик оторвался от раздумий, подошел к двери и открыл ее перед удивленной поварихой, которая уже занесла руку для повторного стука и вместо двери постучала ему в грудь. Его желудок дернулся, и горклый привкус медовухи тошнотворно подступил к горлу. Проклятье! Этого ему еще не хватало, и так голова раскалывается.

Затем его челюсть отвисла от удивления.

— Берта? Ты ли это?

Он едва узнал свою старую повариху в чистой серой рубахе. Кожа у нее покраснела от мочалки, а чистые волосы лежали на плечах змеевидными сосульками, обрамляя лицо, на котором проступили пятна возмущения.

— В чем дело, Берта? — спросил он, подавляя удивленный смех.

— Да вот, эта леди, госпожа Идит. Проклятая гарпия… прошу прощения, хозяин, за такое неуважение… леди перебудила всех еще до солнышка своей воркотней и заставила работать, вот как. — Она протянула к нему свои красные, шероховатые ладони в подтверждение того, как тяжко трудилась.

Эйрик озадаченно нахмурился:

— А разве вы каждый день не на рассвете встаете?

Лицо Берты стало пунцовым.

— Ну да, я хочу сказать, иногда, но… но… это же не ее замок, чтобы тут распоряжаться, и она обзывала нас лежебоками, а то еще и хуже. Дескать, мы такие ленивые, что заслуживаем хорошей порки. У нас, мол, вши, и если мы их не выведем до полудня, то она возьмет нас за ноги и все вытрясет.