Сандра Мэй

Между небом и тобой

Пролог

Когда-то давно их было трое. Три подружки, три ангела, три грации — Моника, Эбигейл и Джессика.

Черные волосы, русые локоны, золотистые кудряшки. Очи чернее ночи, глаза серые, голубые глазки… На любой вкус, так сказать. Студенты университета в Колумбусе могли бы быть счастливчиками — если бы эти три грации не вбили себе в голову, что жизнь без мужчин гораздо веселее, насыщеннее и проще, чем с ними.

Тогда, тысячу лет назад, они организовали «Клуб весталок» и дни напролет хохотали, радуясь своему остроумию. Впереди была целая жизнь, будущее представлялось огромным радужным шаром, несущимся вскачь по ослепительно-голубым небесам… ну что-то типа этого, короче, счастье без конца и края.

Моника смылась первой. Ее жених был категоричен и потому уже через полгода знакомства сделал предложение по всей форме. Была свадьба со всеми делами — родственники, дети под ногами, служба в церкви, неразбериха в мэрии, свадебное путешествие на Гавайи…

Они с Эбби остались одни, в смысле вдвоем. И буквально через неделю выяснилось, что Эбби перекрыла рекорд Моники. Какие там полгода! Бандит Рокко Сальваторе сделал Эбигейл предложение через неделю после знакомства, а познакомила их, между прочим, она Джессика Паркер!

Правда, в тот момент она была искренне уверена, что Рокко Сальваторе — бандит, и потому рекомендовала его Эбби исключительно с профессиональной точки зрения, поскольку у подружки как раз возникли проблемы, связанные с шантажом и разными мерзкими вещами…

Короче, Рокко Сальваторе оказался не бандитом, а копом, всего за неделю тихая астрономическая крыса Эбигейл Лаури ухитрилась прожить крайне насыщенную и разнообразную жизнь, а позавчера, во время венчания Рокко и Эбби, Джессика Паркер получила букетом по голове. Вот и вся благодарность.

Джессика Паркер с тяжелейшим вздохом уставилась в зеркало, подумала и показала отражению язык. Никогда и никому в жизни она не призналась бы, что… нет, невозможно… но и молчать тоже…

Она отчаянно завидовала своим подружкам! И очень хотела замуж.


Свадьба Рокко и Эбби вышла шумной, по-настоящему веселой, истинно итальянской и очень душевной. В результате Джессика Паркер, слегка перебрав красного домашнего вина, повисла на плече старшего брата жениха, Луиджи Сальваторе, и рыдала настоящими слезами, пытаясь объяснить этому прекрасному человеку, как тяжела и одинока жизнь натуральной блондинки в нашем жестоком мире…

Потом явился Ангел В Белом, на поверку оказавшийся Эбби Лаури, вернее, уже тоже Сальваторе, и увел раскисшую свидетельницу в дамскую комнату — освежиться. Джессике Паркер было строго-настрого запрещено пить из глиняных кувшинов, потому как в них находилось вино молодое, сбивающее с ног даже и здоровенных мужиков, не то что натуральных блондинок. Потом были еще танцы, тосты, очень красивые, но непонятные песни на итальянском языке — а еще потом Эбби вышла к гостям в последний раз в подвенечном платье, повернулась к аудитории спиной и со всей силы запустила в любимый ею космос здоровенный букет белых роз…

Вот вы сами попробуйте, дома, например. Попросите, чтобы в вас бросили хоть букетиком фиалок — но со всей силы. Приятно? Не очень. А если букетик состоит из тридцати пяти розочек, плотно спеленатых парчовой лентой, и кидает его взрослая женщина, не дистрофик, с расстояния в несколько метров, да еще и попадает вам ровно по темечку?..

Единственное, на что Джессика Паркер оказалась способна, это даже в полуобморочном состоянии не выпустить пойманного букета из рук. Так ее и отвели под белы рученьки к столику в беседке и оставили в тенечке передохнуть.

Через полчасика Джессике было видение. Сквозь зеленую стенку беседки ей хорошо было видно главный стол, тот, за которым сидели молодожены. Так вот, именно к этому столу подошел вдруг высокий широкоплечий пират в белом смокинге, взял смуглой рукой кубок… тьфу, фужер с шампанским, приветственно вскинул его в сторону молодых — и тут же куда-то делся. Джессика торопливо полезла из беседки, от волнения забыв, где здесь выход, запуталась в веточках, едва не выколола себе глаз — одним словом, упустила пирата, балда!

Прижимая к груди растрепанный букет, Джессика еще с полчасика послонялась среди гостей, пытаясь отыскать Рокко и выяснить у него имя пирата, но тут раздались радостные вопли, звон и грохот жестянок, привязанных к бамперу автомобиля, — и молодые укатили в свадебное путешествие, помахав всем оставшимся на прощание. Настроение у Джессики испортилось окончательно, и вскоре она улизнула домой, унося с собой драгоценный букет.

Во-от… а сегодня утром она поняла, что очень завидует своим подругам. И хочет замуж. И ей не за кого…


Джессика Паркер — настоящая блондинка с голубыми глазами. Она среднего роста, у нее фигурка нимфы, чистая кожа, хорошее образование и острый ум. Родители Джессики работают в Европе, и она полностью предоставлена самой себе. За свои тридцать лет она перепробовала массу профессий — от сиделки до барменши — а в данный момент работает в баре «У Алессандро» официанткой.

И этим прекрасным летним утром Джессика Паркер поняла, что настроение у нее отвратительное, сил никаких нет, видеть никого не хочется — в общем, требуется срочно развеяться.

И тут уж не нужно быть особо умным — в Огайо не сильно развеешься, тогда как острова в теплом и бирюзовом океане просто созданы для этого. Атлантический океан, Карибское море, белый песок, лениво покачивающие зелеными перьями красотки-пальмы — и тени красавцев-пиратов в прозрачном и пряном воздухе.

Джессика Паркер недрогнувшей рукой набрала телефон известной турфирмы и продиктовала предварительный заказ. Отель, бунгало, две недели, Карибы. Или Багамы. Можно и то, и другое.

И пусть весь мир ей завидует!

1

Джессика. Размышления блондинки

Если вы считаете, что абсолютно все блондинки — дуры, вам вообще незачем читать книги. Потому как во всей мировой классике героини были чаще всего блондинками, и как-то ничего, обходилось по-хорошему.

То, что я блондинка, умиляло окружающих и радовало меня самое примерно лет пять, считая с того дня, когда во время моего крещения падре откинул кружевную косыночку и умиленно воззрился на мою лысую черепушку, опушенную золотистым мхом. Потом — пять лет счастья без конца, розовые платьица, кружавчики и рюшечки, кукольный домик размером с однокомнатную квартиру экономкласса, розовый велосипед, розовый скейтборд, розовые ролики, розовые лыжи… тьфу, гадость! К пяти годам я устала от розового цвета — да и кто бы не устал! Детство кончилось — как сказала моя тренерша по спортивной гимнастике, заводя нас, группу пятилеток-приготовишек, в спортивный зал.

Джессика Микаэла Каэрвен Гвендолен Мойра Паркер Макфарлан — таково мое полное имя. Есть еще одно, как говорит моя ирландская бабка Морвен, — истинное. Гуинникаэрвен. Вы будете смеяться — Белая Ворона в переводе с гэльского.

Папенька мой — чистопородный американец, Майкл Паркер. Дипломат в третьем поколении. Второе поколение работало в Великобритании со времен Второй мировой — в смысле, мой дедуня, царство ему небесное. В Великобритании можно работать по-разному, в основном — хорошо и успешно, но моего папахена послали прямиком в Ольстер. Если кто не знает, это Ирландия. Самый что ни на есть центр ирландского национализма, терроризма и вообще. Папахен трудился в качестве первого секретаря консульства США, привык к походным и практически полевым условиям жизни, был хорош собой, молод и весел, когда неожиданно встретил Гвен Макфарлан — мою маманю.

Встретил в прямом смысле этого слова — на улице. Она шла — как рассказывал папа, — и солнце светило ей в лицо, отчего у окружающих создавалось стойкое впечатление, что по улице идет шаровая молния с зелеными глазами. Рыжая у меня мама, понимаете? Рыжая, как солнце. А глаза зеленые, как клевер. Типичная ирландка.

По-настоящему ее зовут Гуиннидалхин — по-английски, стало быть, Гвендолен, а совсем коротко Гвен. Сейчас ей пятьдесят, но на нее продолжают оглядываться мужчины всех возрастов, а папа — мой красавец-блондин папа, синеглазый нордический богатырь Мик Паркер — жутко ревнует и закатывает маме сцены…

Короче, первый секретарь генконсульства США в Ольстере, Ирландия, влюбился в Гвен Макфарлан, дочку Морвен и Тейра Макфарлан, весьма известной и знаменитой в Ольстере семейной четы. Дедуня Тейр всю свою жизнь был борцом за независимость Ирландии и потому недвусмысленно и прямо заявил дочери — моей будущей маме — что сейчас, конечно, не Средневековье (к сожалению!), запереть он ее не может (к большому сожалению!), запретить выходить замуж тоже не может (к очень большому сожалению!), но пусть она знает, что выходит за самого натурального врага Ирландии и ничего хорошего из этого не получится. К сожалению…

Мама моя очень похожа на дедуню Тейра, особенно упрямством. Она, разумеется, вышла за папу и уехала с ним в Штаты, а с семьей не разговаривала до тех пор, пока не родилась я. На мои крестины съехались все, произошло молчаливое примирение, в знак которого деду и бабке позволили увезти меня на месяц в Ирландию и покрестить еще раз, в древнем Дрохедском соборе. Таким образом в Штатах я стала Джессикой Микаэлой Мойрой Паркер, а в Дрохеде — Гуинникаэрвен Джессикой Макфарлан-и-Паркер, чтоб мне провалиться на этом месте. Ирландцы очень серьезно относятся к традициям.

Так, что дальше… Значит, детство закончилось в пять лет. Гимнасткой я так и не стала, зато до сих пор умею садиться на шпагат и подтягиваться на турнике по-мужски — ума не приложу, где может пригодиться мне это умение.

Школа, колледж — вся эта ерунда не особенно мне запомнилась, потому как дети дипломатов обречены учиться либо в очень блатных заведениях, либо где ни попадя. В моей жизни было и то и другое, и я признаюсь — «где ни попадя» мне нравилось больше. Там были нормальные ребята и девчонки, там была свобода, и там я впервые по-настоящему поцеловалась с мальчиком. Если мне не изменяет память — это было в Квебеке, где папахен работал буквально один неполный год, после чего мы всей дружной семьей укатили в Европу. Учитывая то, что папа всю жизнь трудился в довольно неудобных для жизни местах, под занавес карьеры ему сделали подарок, и теперь, последние восемь лет, он служит по очереди в Италии и Франции. Они с мамой купили дом на Женевском озере, зимой ездят в Альпы, летом навещают бабушку и деда Макфарлан в Ирландии… Словом, все хорошо.


Когда пришло время определяться с учебой, мне предлагали на выбор Сорбонну, Кельн, Оксфорд и Кембридж, однако я благоразумно решила: семья прекрасна, лишь когда она вдали! И выбрала Штаты. Университет в Колумбусе, штат Огайо, привлекал меня тем, что у них была шикарная кафедра этнографии и фольклора, где почти все преподаватели были этническими индейцами сиу и шошон. Кроме того, именно в Колумбусе учились Эбби и Моника…

Мы знакомы с пяти лет. Четверть века. Не могу сказать, что у меня нет никого ближе — но эти две девицы давно стали чем-то вроде родни. Эбигейл Джеральдина Томасина Лаури — дочка известного ученого-физика, сама умница, специалист по астрофизике, и Моника Бейли — черноволосая и огненноглазая докторша, уже в двадцать лет сделавшая свою первую самостоятельную операцию — так получилось, авария на горной дороге…

В пять лет мы все ходили в один детский сад в Толидо. Здесь жили папина мама, родители Эбигейл и тетка Моники, удочерившая ее после гибели родителей в автокатастрофе. Через два года я уже моталась за родителями по всему свету. Моника переехала вместе с теткой в Чикаго, Эбби осталась в Толидо — но наша связь почему-то не прервалась. Встретившись после долгого перерыва в университете Колумбуса, мы поняли, что лучших друзей, чем мы трое, нам не найти.

Эбби училась на физическом, Моника — на искусствоведении (потом она уйдет с него на медицинский, как раз после того несчастного случая на горной дороге), а я — на филологическом. Жизнь была весела, хороша и безоблачна.

Настолько мы были тогда беспечны, настолько самодостаточны, что даже придумали себе особый союз — «Клуб весталок». И провозгласили, что мужчины нам троим ни к чему.

Не подумайте ничего плохого. Это сейчас за подобными союзами наверняка кроется какое-нибудь извращение. А тогда… о, как мы хохотали! Как гордились собственным остроумием!

Правду сказать, с мужчинами у нас обстояло не очень. На моем филологическом они отсутствовали как класс, имелось только два или три условных представителя, но в качестве половых партнеров их представить было не то чтобы сложно — невозможно.

У Моники на факультете мужиков было чуть больше, но занудами они были еще худшими, чем филологи. Лучше всего дела обстояли у Эбби на физическом — тут дефицит был как раз с девушками, однако мужчины-астрофизики знали лишь одну страсть: звезды. В крайнем случае — критические массы этих звезд. Эбби Лаури они — мужчины — ценили, но исключительно как коллегу.

Повторяю: тогда нам казалось, что это здорово. Все наши вышедшие замуж однокурсницы глупели на глазах, превращались в куриц-наседок, а мы по-прежнему фонтанировали остроумием и весельем, разъезжали по стране, устраивали пижамные вечеринки на троих, сплетничали и хохотали… пока Моника неожиданно не сообщила, что выходит замуж.

Я лично думаю, что ее Крис — дикий и невозможный зануда, но Монике виднее. Она разглядела в нем ангела — возможно, это правда. Мы с Эбби не успели отреагировать, потому как уже через полгода после знакомства Моники и Криса случилась свадьба. Там меня очень потешила Эбби, явившаяся в лиловом кошмаре с рюшечками и вздумавшая изображать из себя старую деву на кислотной вечеринке. С банкета я Эбби уволокла, душа моя не могла пережить этого семейного кошмара с тетушками и внучатыми прадедушками, которые требуют от жениха с невестой вальса и пьют мятный ликер фужерами… Мы решили выпить за здоровье молодых в тишине моего бара «У Алессандро»… Требуются пояснения?


Мама и папа живут в Европе очень давно. Возвращаться в Штаты им не особенно хочется, хотя меня они с удовольствием принимают и вообще уговаривают перебраться к ним. Я со своей стороны не вижу никакой прелести в растительной жизни на берегу абсолютно стерильного озера и потому скучаю без родителей — но живу одна.

Филолог не профессия, а образование, так что я работаю, кем угодно и где угодно. Мне нравится разговаривать с людьми, общаться, просто слушать чужие истории. Согласитесь, официантка — лучшая профессия для человека моего склада.

Бар «У Алессандро» располагался в центральном районе города Толидо и был тих, прохладен и уютен. Посетителей тут обычно было немного — но и пустынным он бывал редко. Именно здесь я и приметила того, кто помог Эбби Лаури выпутаться из сложной ситуации.

То есть сначала я и понятия не имела, что Эбби — этот цветок душистый со склонностью к мечтательности — в принципе может попасть в сложную ситуацию. Эбби из всех нас троих — самая типичная весталка. Она скромница, она редко выбирается в разные злачные места, у нее нет знакомых — одни коллеги. Одним словом, когда в день свадьбы Моники она сообщила мне за кружечкой пива, что ее шантажирует молодой паршивец-лаборант Майки Саллинг, с которым у нее случился бурный одноразовый секс… я чуть не упала под стол.

Секс я приветствую, причем в самых разных ипостасях. Он вполне имеет право быть одноразовым, бурным, быстрым, каким угодно — лишь бы участники получали от него удовольствие. Однако про Эбби такого сказать было нельзя. Эбби была сама не своя, и потому я решила помочь.

В бар захаживают разные люди, среди них попадаются и те, у кого на лбу трехметровыми огненными буквами написано: я — криминальный элемент. Вот я и нашла для Эбби одного такого… криминального. Его звали Рокко Сальваторе, и на вид он был… ну если он — не мафия, то я и не знаю, как эта самая мафия должна выглядеть!

Короче! Что-то они там с Эбби замутили — с переодеваниями, налетами на квартиру, посещениями бандитских сходок и катаниями на пароходе — а в результате Рокко оказался полицейским инспектором, работавшим под прикрытием, а Эбби — Эбби вышла за него замуж.

На все про все у них ушло две недели, и за это время у меня развился комплекс неполноценности.

Видите ли, натуральной блондинкой быть и легко, и сложно одновременно. С одной стороны, вас мало кто воспринимает всерьез, с другой — от вас настолько не ждут ничего серьезного, что каждое ваше умное слово воспринимается едва ли не как откровение. Я больше чем уверена: отличную оценку моего диплома стоит отнести в основном к моему экстерьеру, хотя, по совести сказать, диплом был и по содержанию вполне приличный. Просто… мой научный куратор вряд ли его читал. Большую часть проведенного вместе времени он пялился на мой бюст.

Зато блондинкам проще завязывать знакомства. Собственно, стоит просто куда-нибудь прийти и немножечко подождать. Для ускорения процесса можно уронить что-нибудь малозначительное типа салфетки на пол и потрепыхать ресницами. А если несчастным и тоненьким голоском проблеять: «Простите, я совсем запуталась, не подскажете ли…», или открыть капот машины и замереть возле него с беспомощным видом — о, тогда вам обеспечены знакомства на три года вперед!

Согласитесь, такая свобода выбора здорово расслабляет, и потому я, узнав о свадьбе Эбби, почувствовала нечто вроде удара под дых. Потому как мне за все мои тридцать лет никто замуж выйти не предлагал. Ни разу!

Свадьба — или то, что итальянцы называют свадьбой, а на самом деле это чистой воды карнавал и конец света, — облегчения не принесла. Вокруг меня сразу образовалась некая мертвая зона: вокруг флиртовали, заигрывали, кокетничали, целовались, даже, кажется, сексом в кустах занимались, — но я была одна. Нет, мужики подливали мне вина, женщины улыбались, дети угощали конфетами, но я оставалась ОДНА, понимаете?

Потом-то до меня дошло: я была подругой невесты Рокко Сальваторе — и потому никто не смел нанести мне оскорбление. Все присутствующие дружно и не сговариваясь берегли и блюли мою невинность так неистово, как я сама ее в жизни не берегла и не блюла. Подозреваю, что и букет я поймала не случайно. Просто все эти милые девушки вокруг меня спрятали руки за спину.

Букетиком мне прилетело отлично! Поначалу даже потемнело в глазах, голова закружилась, и я наверняка грянулась бы оземь, но меня продолжали беречь, холить и лелеять, обращаться со мной, как с тухлым яйцом, и потому препроводили в беседочку, увитую розами и плющом. Именно здесь и случилось мне видение…

Я не очень хорошо его рассмотрела, в этом все дело. Высок — да, несомненно. Широкие плечи, смуглая кожа, но не такая, как у большинства присутствующих. Я бы сказала, сильный и давний загар. Темные волосы слегка вьются, длинные, ниже плеч, забраны в хвост, но не пошлой резинкой, а какой-то металлической штучкой, не исключено что серебряной. И еще незнакомец двигался так… странно! Словно танцевал. Или дрался. Или шел по палубе корабля.

Вспыхнули в вечернем воздухе призрачные силуэты старинных фрегатов и корветов, затрепыхались обожженные и дырявые паруса, взметнулись черные флаги на грот-мачтах…