В этот момент до портье дошло, что как раз его визави постояльцем отеля не является, а стало быть, ничего рассказывать ему портье и не обязан. Лицо достойного служащего окаменело и сделалось в высшей степени непроницаемым.

— Не могу знать, мсье. С вашего позволения…

Портье бежал, оставив кипящего от ярости Жоржа Дюпре в кресле.

Куда ускользнула эта маленькая дрянь? Манон, конечно, гениальная баба, но забыла очень простую вещь. Эти цирковые — они же все потенциальные шлюхи! Вот, пожалуйста! Две недели назад гребла навоз и мылась холодной водой — а сейчас уже вошла во вкус. Платья сидят на ней превосходно, надо отдать ей должное, держится она вполне пристойно, и до сих пор никаких поводов волноваться не давала, но натура берет свое. Кто этот постоялец и куда она могла с ним отправиться?

В такой день! Впрочем, вот ей-то как раз не обязательно знать, какой это день.

Жорж бросил газету на стол, подошел к стойке и написал еще одну записку.

«Надеюсь, больше это не повторится. Вам платят не за то, чтобы вы разрушали чужие планы. Сидите в номере и ждите — срочные дела отзывают меня из Парижа, но к утру я вернусь, и мы с вами рассчитаемся. Ж.».

Запечатав записку, Жорж протянул ее портье.

— Когда мадемуазель Моретти соизволит вернуться, передайте ей это. Да не забудьте!

— Ну что вы, мсье. Обязательно.

Портье положил записку в ячейку номера Аманды и проводил суровым взглядом узкую спину неприятного гостя.

Манон Дюпре крупными по-мужски шагами мерила крошечную комнатку в небольшом деревенском доме, стоявшем на отшибе деревни Ле-Зуа. Дом этот стоял в двух километрах от дороги, ведущей из Фонтенбло в Версаль, а удобен был тем, что подобраться к нему незамеченным не смог бы ни один непрошеный гость.

Красавицу Манон сейчас вряд ли смогли бы узнать агент Портер и его подручные. Дивные платиновые локоны она выпрямила, покрасив их при этом в неопределенно-серо-русый цвет. Благодаря контактным линзам изумрудные глаза стали карими, лицо без макияжа утратило свою свежесть и привлекательность, а одежда — потертые мешковатые джинсы и свободная клетчатая рубаха, застегнутая под самое горло, — окончательно превратила очаровательную фею Манон в неопрятную тетку не первой молодости.

Подобная маскировка рано или поздно была бы раскрыта полицейскими, отлично знавшими таланты мадам Жорж в области перевоплощения, но ведь в Париже блистала Аманда Моретти, похожая на Манон как две капли воды!

Одним словом, блестяще задуманная и разыгранная операция близилась к финалу, и пока еще не было ни одной осечки. Именно это и волновало Манон больше всего. Она была суеверна, как и многие представители воровской профессии, да к тому же нервничала перед кульминацией.

Толстячок Жофре сидел в углу и потягивал прямо из горлышка темное пиво. Он был спокоен и насмешлив, хотя именно ему и его подельщикам предстояла самая сложная и кровавая часть работы.

Вдруг на дороге показалось облачко пыли, которое вскоре превратилось в доисторический «пежо» синего цвета, Манон встала сбоку от окна, настороженно вглядываясь в подъезжавшую машину. Жофре, казалось, не обратил на происходящее никакого внимания, но как бы невзначай достал из кармана пистолет и прикрыл его сложенным листком «Пари-Матч».

Машина лихо затормозила перед домом, и из нее вылез Жорж. Манон нахмурилась еще больше и решительно направилась к дверям.

— Что происходит, черт побери!

— Вы, собственно, кто… О Господи, Манон, любимая, нельзя же так пугать. Совершенно неузнаваема.

— Я тоже рада тебя видеть, но что ты здесь делаешь? По плану мы должны встретиться ночью, на дороге…

— Да, но у меня несколько поменялись обстоятельства, и потому я решил, что могу быть полезен здесь.

— Жорж, тебя тоже могут узнать, и тогда…

— Я не стану выходить из машины. И подстрахую тебя в конце операции. Привет, Жофре.

— Привет, красавчик. А позволено мне будет узнать, что это за изменившиеся обстоятельства?

— Да, действительно. Твоя подопечная подцепила ветрянку?

— Хуже. Она подцепила мужика.

— Ото!

— И уехала с ним из отеля.

— Жорж!

— Не волнуйся. Ей строго запрещено отлучаться из города без моего ведома, она это знает.

Наверняка они пошли в ресторан, потом в какой-нибудь дешевый отель…

— Но зачем? У нее номер люкс в «Манифике».

— Природу не обманешь. Эта маленькая шлюшка, должно быть, стесняется богатого отеля и даже горничных.

— Жорж, она не показалась мне вульгарной.

— Манон, вульгарность здесь ни при чем, скорее, дело привычки. Или ты думаешь, что она девственница?

— К черту девственность! До начала операции несколько часов, вы, оба! Я поехал к своим парням, Манон. Надеюсь, все будет в порядке.

— До встречи, Жофре.

Экипаж оказался шикарным. Кожаная коляска, мягкие рессоры, сиденья обиты плюшем, а под ними — маленький холодильник с соками и содовой водой и даже бутылкой шампанского, обложенной сухим льдом. Запряжены в экипаж были две лошади, одна — смирная чалая лошадка с пушистой челкой и кроткими глазами, вторая же — строптивая и нервная жемчужно-серая кобылка, косившая на прохожих безумным глазом и бившая копытом об мостовую. Хозяин экипажа то и дело охаживал дикарку хлыстом, на что лошадь ржала зло и заливисто.

Аманда, увидав происходящее, немедленно сделалась злой, словно оса. Сунула Нику в руки сумочку и шагнула к экипажу.

— Эй! Что это вы делаете с лошадью?

— Мадам, она у меня недавно, ее еще надо учить…

— Это вас надо учить, хотя и поздновато.

Какое варварство! Хлыст! Да она же боится, оттого и бесится. Ну-ну, красотка, тише. Я не сделаю тебе плохого…

Ник с удивлением наблюдал, как его изысканная спутница умело и небрежно гладит разнервничавшуюся лошадь, не обращая никакого внимания на попытки той укусить чужачку; как деловито обходит упряжку со всех сторон, подтягивая какие-то ремни и пробуя, хорошо ли застегнуты пряжки.

Внезапно Аманда каким-то мальчишеским движением обернула юбку плотно вокруг колен и присела на корточки, причем было видно, что это движение далось ей совершенно без труда. Заглянув лошади под брюхо, девушка присвистнула.

— Ого! Да вы еще хуже, чем я думала. Вы били несчастную лошадь, а ведь она только пыталась вам пожаловаться на вашу же оплошность. Взгляните! Ремень перекрутился. Это причиняет ей боль, вот она и нервничает.

— Но ремень был слишком длинен…

— Это делается так, невежа.

С этими словами Аманда начала производить стремительные и совершенно непонятные для Ника действия с упряжью. В результате этих действий лошадь полностью успокоилась и стояла смирно, а хозяин в восхищении застыл, глядя на удивительную клиентку. Аманда вынырнула из-под лошади в районе паха и отряхнула руки.

— Поняли? Подпруги на крупе, потом грудные ремни, потом подбрюшник. В свое время я сама до этого дошла, опытным путем.

— Спа…сибо, мадам.

— Не за что. И прекращайте бить лошадей.

Они не слишком умны, бедняжки, но чертовски злопамятны. К тому же сейчас она была совершенно не виновата.

Ник с улыбкой подошел к Аманде.

— У вас столько неизвестных талантов, Аманда. Откуда вы так хорошо умеете обращаться с лошадьми?

— Я с ними, можно сказать, выросла. Поехали?

— Да, поедем. Вы расскажете мне о себе?

— С одним условием — вы тоже расскажете. И желательно правду. А не туфту… про балетную труппу.

Она была серьезна, но зеленые глаза смеялись, и Нику вдруг нестерпимо захотелось ее поцеловать. А потом рассказать все сразу — и про двадцать пять лет службы в полиции Манчестера, и про Мэри, и про красный страшный дом, и про вонючую лестницу… Про маленькую квартирку и безрадостные дни, про футбол, будь он неладен, и про то, что впервые за много лет он не чувствует себя старой развалиной…

— Согласен. Почему-то мне с вами очень легко, Аманда. Хотя я вам…

— Ой, только не говорите эту ужасную фразу «В дедушки гожусь»! Моему дедушке семьдесят восемь, а его нынешней жене двадцать три. И сыну три года. Моему, стало быть, дяде.

— А вам? Или это бестактный вопрос?

— Пока еще нет. Мне восемнадцать.

Нику сразу стало грустно. Будь ей хотя бы двадцать пять… Нет, как ни крути, а он все-таки — старая развалина.

— Понятно. Мне сорок три. И про балет… В общем, сложная это история, с балетом.

Нику Картеру очень хотелось все рассказать зеленоглазой девушке, однако инспектор полиции Картер тоже не дремал.

Минуточку! А кто сказал, что она невиновна? Вряд ли ее появление в Париже можно считать простым совпадением. Тогда — она одна из них. Одна из банды мадам Жорж. Сообщница.

Конечно, статья ей вообще вряд ли светит, потому что ни одно законодательство не запрещает одному человеку быть похожим на другого.

Но если докажут, что Аманда Моретти знала о предстоящем ограблении…

Тогда ее посадят в тюрьму. Ненадолго, но вполне достаточно для того, чтобы она утратила сияние изумрудных глаз, научилась курить гашиш и драться до крови.

А он вернется в Манчестер.

И хорошо. И очень замечательно.

Ник посмотрел Аманде прямо в глаза и сказал спокойно и доверительно:

— Понимаешь, сестренка, такое дело. Балет — это временное явление. Просто надо пересидеть.

В принципе-то я коммерсант, но сейчас временно на творческой работе.

Разочарование мелькнуло в ее взгляде короткой вспышкой — и сразу погасло. Аманда холодно кивнула.

— Бывает. Вот и я тоже — жила себе в замке деда, ничего не делала, на золоте ела. Тут он взял и женился — на молоденькой. Невмоготу мне стало с бабачехой…

— С кем?

— Ну, это как мачеха, только от бабушки. Ведь она жена деда.

— Понятно. И что дальше?

— А ничего. Забрала я свою долю и уехала в Париж, прожигать жизнь.

— Ясно. Значит, из аристократов.

— Ага. Из них. Но это — временное, как ты говоришь, явление. Скоро я скачусь по наклонной плоскости и пойду по кривой дорожке.

Ник ухмыльнулся. Язык у Аманды работал хорошо… и еще она за что-то на него злилась.

— Здорово. Вот как пойдешь, так и я стану для тебя приличной компанией.

Она помолчала, отвернувшись, потом негромко спросила:

— Тебя хоть Ником зовут? Или это тоже… временно?

— Ник Картер. Это правда. Аманда…

— Что?

— А почему ты согласилась поехать со мной в Фонтенбло?

Она смотрела на него непонимающе.

— Но ведь ты пригласил? Мы же собирались гулять. Или… ты хочешь сказать, что у тебя насчет меня зловещие планы?

Ник чувствовал себя полным идиотом. Если она сообщница, то почему прется вместе с ним в Фонтенбло? А если не сообщница — зачем он играет роль бандита? И если она действительно аристократка, то почему ее совсем не испугал тот факт, что он не импресарио…

— Ладно, забудь. Я сказал глупость. Давай не будем портить день. Мир?

Она протянула руку, и он почувствовал, какая у нее сильная и жесткая ладошка. Таких рук не бывает у аристократок.

— Мир. А поехала я с тобой, потому что…

Знаешь, я в этом отеле прожила почти две недели. И за все время не видела ни одного нормального человека. То есть ни одного, с кем бы мне захотелось поболтать. Ты — первый. Мне приятно с тобой разговаривать. Я тебе доверяю.

Зря, да?

Вместо ответа Ник быстро поднес к губам ее руку. Провались все и пропади пропадом! Если его расчеты верны, то их приезд в Фонтенбло должен сорвать план ограбления коллекции лорда Джадсона Младшего.

Через несколько минут экипаж уже мчался по дороге в Фонтенбло.

Из радиоперехвата полицейской волны:

-..Седьмой, я Первый. Объект покинул Париж и движется в сторону Фонтенбло.

— Первый, а где наш человек?

— Они вместе, Седьмой. Думаю, это просто прогулка. Жду ваших указаний.

— Доведите их до границы административного района и возвращайтесь. Мы известим местную полицию.

— Понял вас, Седьмой. Всем агентам: готовность один! Объект направляется в Фонтенбло, с ним сотрудник полиции…

Ник и Аманда бродили по галерее, где проходил последний день выставки коллекции драгоценностей лорда Джадсона. Аманда рассматривала украшения и старинные кубки с интересом, но без какого бы то ни было блеска в глазах. Ник внимательно наблюдал за девушкой и мог бы поручиться, что ее восхищает красота выставленных предметов, но никак не их стоимость.

Сам он то и дело оглядывался, пытаясь высмотреть в толпе посетителей агентов Интерпола.

Он сам не знал, зачем их ищет. Ведь рядом с ним Аманда не рискнет… хотя, она ведь не мадам Жорж, это уже ясно…

Ник запутался. Такое с опытным полицейским происходило впервые за многие годы.

Больше же всего его тревожили собственные чувства и ощущения. Взрослый, суровый человек, он превратился в мальчишку, не понимающего, что с ним происходит в присутствии молодой красивой женщины. Нику нравилось идти рядом с Амандой, слышать ее голос, смех, вдыхать тонкий аромат ее духов… И совсем не хотелось вспоминать о том, что он находится здесь на задании.

Перед самым закрытием он подошел к одному из служителей и быстро и тихо произнес:

— Будьте особенно внимательны при транспортировке. Желающих завладеть этим великолепием предостаточно.

Служитель с недоумением и подозрением посмотрел на громилу в сером костюме, на его переломанный в нескольких местах нос, огромные руки — и ответил вежливо и холодно:

— Желающие могут не беспокоиться. Коллекция находится под охраной французской жандармерии.

Ник Картер кивнул и поспешил выйти на улицу, где его уже ждала Аманда.

Они выпили кофе и поужинали в маленьком кафе. Потом Аманда несколько раз зевнула и сообщила, что очень устала и хочет домой. Ник, все это время оттягивавший их отъезд, вынужден был согласиться. Он нашел такси, и вскоре они покинули маленький городок Фонтенбло.

Манон старалась дышать как можно реже. С каждым выдохом из горла выхлестывала кровь.

Онемела левая рука, бок был мокрым от крови.

Она вела машину вслепую, потому что от боли почти ничего не видела.

То, во что они вляпались, нельзя было назвать перестрелкой. Это был шквальный огонь.

К тому же первыми стрелять начали именно полицейские — а это значило, что они с самого начала знали о засаде.

Парни Жофре знали свое дело, но у них не было бронежилетов, а по численности они уступали полиции раз в пять. Манон видела, как один за другим падают в придорожные канавы профессиональные налетчики.

Ей бы уехать, не соваться, признать свое поражение — но Манон Дюпре не умела сдаваться и потому пошла к фургону. Убивать ей приходилось и раньше — но глаза парнишки-охранника, которому она всадила пулю в горло, до сих пор смотрели на нее из темной пропасти боли и отчаяния, в которую она медленно падала.

Падала — но вела машину.

Как всегда, выручило везение. Ее просто не заметили в горячке боя, и она успела ворваться в фургон, уже развороченный с одного бока взрывом гранаты. Убив охранника, она очень быстро нашла продолговатый футляр, в котором хранилось уникальное ожерелье «Восемнадцать звезд». Выскочила из фургона и бросилась прочь от дороги, туда, где в кустах притаился ее маленький «рено». Манон чувствовала тупые удары — в плечо, в бок, в спину — но адреналин бушевал в крови, ноги сами несли ее подальше от кровавой мясорубки, и, только отъехав от поля боя, она стала стремительно слабеть.

Возле маленького крестьянского домика, где ждал ее Жорж, Манон из последних сил заглушила двигатель, открыла дверцу и просто вывалилась на землю. Сильные руки мужа подняли ее, потом она почувствовала, что он внес ее в дом… потом была тьма и неожиданное счастье. Боль ушла, ушел отвратительный железный привкус крови, и Манон засмеялась от радости. Она бежала по залитому солнцем лугу, почти не касаясь ногами травы, и солнце заливало ее потоками золота…

Жорж Дюпре сидел на полу, неловко подогнув под себя одну ногу, и бережно баюкал в объятиях бездыханное тело жены. Наконец, убедившись, что она мертва, он осторожно положил ее на пол, разжал судорожно стиснутый кулак и забрал футляр. Вынул ожерелье, секунду полюбовался белыми и синими искрами, опустил в карман пиджака. Пустой футляр бросил в очаг, огляделся и быстро вышел, даже не взглянув в сторону убитой.

Его машина была спрятана в полумиле от дома, и если старина Жофре не успел ее заметить, то у Жоржа есть шанс спокойно выехать из Франции вместе с ожерельем…

Глава 7

Ник и Аманда

По дороге Аманда вздремнула, и потому при въезде в Париж сообщила, что силы к ней вернулись и было бы неплохо прогуляться до отеля пешком. Ник согласился, и они отправились бродить по узеньким парижским улочкам. Аманда болтала без умолку — то начинала отчаянно фантазировать на тему «Дед и его замок», то рассказывала о лошадях и способах их объездки, то принималась расспрашивать Ника о том, каким он был в детстве. Картер только смеялся и качал головой: за длинным язычком этой девушки ему было не угнаться.

А потом они зашли в маленькое кафе, каких тысячи по всему Парижу, заказали себе белого вина и кофе, круассанов и джема из ежевики, свежей земляники и мороженого — и Ник все не мог насмотреться на румяное, счастливое лицо Аманды.

В этот момент хозяин включил маленький переносной телевизор в углу кафе — и Ник Картер в одно мгновение превратился в соляной столп.

На экране виднелась развороченная взрывом машина для перевозки ценностей, на обочине дороги люди в форме дорожной полиции выкладывали рядком безжизненные тела. На переднем плане давал интервью бравый комиссар криминальной полиции Фонтенбло.

-..К счастью, в основном коллекция не пострадала. Согласованные и самоотверженные действия охраны не позволили преступникам добиться успеха. В ходе перестрелки возле Ле-Зуа уничтожены восемь бандитов, задержаны трое. Кроме того, в нескольких километрах от места преступления в небольшом деревенском доме обнаружен труп неизвестной женщины с огнестрельными ранениями…

Ник сидел, не отрывая взгляда от экрана.

Аманда с недоумением посмотрела на него и хотела что-то сказать, как вдруг он подался вперед.

-..У полиции имеется несколько версий, но основной считается участие в ограблении Манон Дюпре, известной мошенницы и воровки, скрывающейся в данный момент под именем Аманды Моретти. Кроме того, нам стало известно, что у нее имеется сообщник — его видел один из служителей выставки. Это мужчина высокого роста и крупной комплекции, возраст около сорока лет, ходит прихрамывая. В данный момент идут поиски Аманды Моретти и ее сообщника. Помимо обвинения в ограблении, им будет предъявлено обвинение в убийстве, в том числе полицейских…

Ник откинулся на спинку стула и мрачно посмотрел на девушку. Аманда поднесла руку ко рту.

— Я не понимаю… Это бред какой-то… Что происходит?

— Происходит то, что мы с тобой оказались вне закона, сестренка.

— Но я… какое ограбление, мы же там сегодня были!

— Вот именно. И нас наверняка опознают.

— Глупость какая! Там была еще толпа народа…

— Я сам свалял дурака — предупредил сотрудника галереи, чтобы он был настороже. Разумеется, он меня вспомнит. Ну а с тобой…

— Ник, почему ты так враждебно на меня смотришь? Что я сделала?

Он больно стиснул ее запястье и прошипел ей на ухо:

— Улыбайся, куколка, и веди себя естественно. Сейчас нам надо пробраться в отель, пока там еще не появились полицейские, и забрать свои вещи. Потом мы уберемся в тихое место, и ты мне все расскажешь.