Сандра Мэй
Сто имен любви
Пролог
Народная мудрость — это вам не кот начхал! Народная мудрость знает, что говорит. Впрочем, и народная мудрость не может иногда удержаться от банальностей, а также уберечься от ошибок. «Всяк сверчок знай свой шесток», «Яблочко от яблоньки недалеко падает», «Ворон ворону глаз не выклюет», «Учиться всегда пригодится» и еще с полдесятка подобных сентенций известны каждому человеку. И практически каждый же человек привык полагаться на верность этих утверждений, хотя жизнь неизменно держит нас в тонусе, подбрасывая самые неожиданные опровержения народных пословиц и поговорок.
У преступников, уклоняющихся от уплаты налогов, вырастают вполне приличные дети, у профессоров — оболтусы и лентяи; хрупкие балерины выходят замуж за не обремененных избытком интеллекта автослесарей; мальчики из хороших семей приводят знакомиться с родителями очередное «прекрасное, но падшее созданье»... Все дело в том, что помимо народной мудрости, житейского опыта и законов логики во Вселенной существует еще одна, крайне непостоянная, иррациональная и почти не поддающаяся измерению величина. Имя ей — Любовь.
Когда и почему она вас настигает — непонятно. Особенно — окружающим. Глядя на то, с какой нежностью и гордостью взирает на небритое и пузатое чудовище в растянутых трениках иная вполне успешная и привлекательная женщина, мы задаемся вопросом: ЧТО в этом человеке могло ее ослепить до такой степени? Видимо, большая и добрая душа, успокаивает нас подсознание, и мы с облегчением оставляем влюбленных наедине, чтобы вернуться к собственному ненаглядному, который, конечно, тоже пузат и небрит... но ему это идет! И вообще: он лучший! И... не ваше дело, короче.
Кстати, точно так же необъяснимо и спонтанно возникает другое сильное чувство — ненависть, но о нем мы говорить не будем, потому как у нас все же любовный роман, а не, скажем, «ненавистный».
Любовь бывает первая, детская, школьная, подростковая, поздняя, последняя, неразделенная, безответная, взаимная, запретная, страстная, отчаянная, тихая, нежная, неравная — собственно, она может быть какой угодно, лишь бы влюбленные были искренни друг с другом. Любовь к родной стране, родному дому, трем апельсинам и любовь-морковь в данном произведении не рассматриваются.
Еще — в духе времени — следует упомянуть, что все персонажи и события нашей истории вымышлены, автор не несет ответственности за случайные совпадения, и главное — ни один Майки Саллинг в процессе написания романа не пострадал!
Так вот, о любви. Собственно, история приключилась следующая...
1
Вообще-то это вполне мог бы быть самый прекрасный день в ее жизни. Ну... не то чтобы совсем уж САМЫЙ прекрасный — с получением степени бакалавра и сдачей кандидатского минимума не сравнить — но неплохой, неплохой...
Лучшая подруга выходит замуж. Ха-ха, так мы и поверили, что это событие хоть одной женщине в мире доставило искреннюю радость! Тем не менее так и есть: лучшая подруга выходит замуж, и это очень хорошо.
Кроме того, она впервые выступает в роли подружки невесты в таком удачном платье: сиреневое, небольшой вырез, вытачки вот тут, тут и тут, а кокетка... Ох, извините. Ну... вдруг вам было бы интересно?
Просто девяносто пять процентов времени ходить в джинсах — это, знаете ли, накладывает свой отпечаток.
Такое платье вполне можно надеть еще раз, по другому торжественному поводу.
Учитывая ее привычки, можно даже предположить, по какому именно поводу: скорее всего, в этом платьице ее и похоронят — как в единственной нарядной вещи за всю жизнь...
Эбби Лаури протянула тонкие пальцы к зеркалу и задумчиво погладила зеркальную Эбби Лаури по холодной щеке. Удивительный все же сегодня день. Во всех отношениях — неповторимый. Потому что отнюдь не каждый день Эбби Лаури получает письма от самого настоящего шантажиста.
О, Боже! Эбби Лаури практически на сто процентов уверена в том, что Тебя нет, по крайней мере, в ближних к нам галактиках. Эбби Лаури про ближние галактики знает почти все. И тем не менее Эбби Лаури за сегодняшнее утро обратилась к Тебе, Господи, раз пятьсот, если не больше: О, Боже, Боже, Боже!!!
Влетевшая в комнату отдыха Моника завертелась перед зеркалом, пытаясь что-то улучшить в той штуке, которую Эбби для себя определила как турнюр, и не обращая никакого внимания на бледный и несчастный вид своей подружки. Эбби тупо смотрела на вихрь белых кружев и боролась с постыдным желанием рассказать Монике все немедленно и тем самым переложить часть непосильного груза на плечи друга...
Победила человеческая порядочность, а также нехорошее подозрение, что за полчаса до бракосочетния счастливая невеста вполне способна отреагировать на страшную весть легкомысленным «Да ну! Вот ужас-то... Не знаешь, куда делся мой букет?».
Вошла Джессика, третья закадычная подружка в их старинном — с пяти лет дружат — коллективе. Из всех троих именно у Джессики был самый невинный вид — широко распахнутые голубые блюдечки-глаза, золотистые кудри Настоящей Блондинки и фигурка, на которую западали даже полицейские при исполнении. При этом именно Джессика занимала в их маленьком коллективе — и по праву — должность женщины-вамп, поклонников сортировала по размеру, доходу и цвету глаз, а рабочих мест за свою недолгую жизнь сменила столько, что совет могла дать абсолютно по любому поводу.
— Ты что-то бледная, Эбигейл.
— А-а... это сиреневый цвет. Он меня... как это... бледнит!
— Слава богу, я думала, ты беременная.
Незапланированная беременность была тем единственным, что немножечко пугало Джессику. Самую малость.
— А вообще платьишко тебе идет.
— Спасибо...
— Пжалста... Хоть ноги твои увижу, в первый раз за двадцать лет!
— Странные у тебя желания, Джесси...
— Нормальные! Я за тебя волнуюсь. Ты моя подруга. Вон, даже Моника выходит замуж, а ты?
— А что я... И что значит — ДАЖЕ Моника?
— А ничего! Симпатичная ты девчонка, но разве об этом кто-нибудь догадывается? Джинсы, футболка, иногда свитер. Ботинки, кроссовки, иногда мокасины. И толпа мужиков, которые смотрят исключительно в телескоп, а не на тебя, потому что в телескопе интереснее!
О потенциальном замужестве Эбигейл Джеральдины Морин Томасины Лаури Джессика всегда волновалась так, что впадала в ярость. Если ей прямо сейчас рассказать о шантажисте...
— Водички попей.
— Спасибо.
— И посиди. Грохнешься посреди церемонии — свекровь не поймет.
— Она же не моя свекровь...
— Это мелко, Эбигейл. Я все понимаю, тебе трудно смотреть на чужое счастье...
— Джессика! Ты глупости говоришь!
— Нет, правда. Тяжело смотреть на все эти телячьи нежности, белые платья, цветочки, белый «кадиллак»... Кроме того, она предала нашу «Аэлиту девочек»!
Эбби грустно улыбнулась.
«Аэлиту девочек», или «Клуб весталок» они втроем придумали тысячу лет назад, когда еще учились в университете Колумбуса, штат Огайо: Моника на искусствоведческом, Джессика на филологическом, а Эбби — на физическом. До третьего курса они отчаянно прогуливали свои лекции и шатались по университетскому парку, сочиняя всякую ерунду, в том числе и устав «Клуба весталок».
— Джессика, это же была просто шутка, разве нет? Мы же не собирались на самом деле...
— Тем не менее замуж вышла пока только Моника. Мы с тобой соблюдаем устав.
Устав... Надо же, тогда им искренне казалось, что жить без этих дурацких мужчин гораздо лучше, легче и интереснее. Вероятно потому, что окружавшие их однокурсники (в случае с Джессикой — ОДИН однокурсник) были какие-то неинтересные.
Джессика пихнула подругу в бок.
— Давай в кабак не поедем? Я не-на-ви-жу все эти пляски с дядюшкой невесты и подношения рюмок с ликером тетушке жениха. Сбежим, переоденемся и посидим одни... Да хоть у меня в баре!
В данный момент своей жизни Джессика работала в баре «У Алессандро», довольно симпатичном заведении в центре их родного города Толидо, штат, опять же, Огайо. Зачем ей это было нужно, никто не знал: родители Джессики работали в Европе и обеспечивали единственную дочь всем, чего ее душа ни пожелает.
Эбби вяло кивнула. Больше всего ей хотелось оказаться не ГДЕ-ТО, а КОГДА — на неделю без малого обратно, за час до того несчастного банкета, после которого и случилось то, из-за чего может теперь рухнуть вся ее не успевшая толком начаться научная карьера...
Сначала были доклады, за ними прения. Потом профессор Мэдисон из университета Торонто предложил пройти в обсерваторию и самим посмотреть на интересные обстоятельства пролета кометы ЭР-874365/78 мимо Луны. Еще потом долго спорили, подходит ли метод спектрального анализа для определения возможных перспектив превращения туманностей в пульсары типа QR-гамма...
Это все было замечательно и совершенно Эбигейл Джеральдине и так далее Лаури понятно, потому что Эбигейл Джеральдина именно этим и занималась аккурат с того самого третьего курса, когда перестала прогуливать лекции, и по сей день. То есть уже... ха, целых одиннадцать лет!
Если бы все закончилось — как чаще всего и бывало — оживленным научным диспутом до утра, Эбби Лаури сейчас была бы румяна, свежа и бодра.
Вероятно, невольным виновником всего случившегося стал профессор Мэдисон из Торонто — все-таки гость, нехорошо без банкета. Так решили устроители, и к двенадцати ночи вся кафедра астрофизики гуляла напропалую.
И опять же, ничего трагического могло бы и не произойти — не просочись на банкет Майки Саллинг, молодой и симпатичный лаборант из лаборатории Эбби. Вообще-то по рангу ему здесь быть не полагалось, но раз просочился — не устраивать же скандал?
Все остальные — профессора и преподаватели с кафедры — были, во-первых, людьми уважаемыми, во-вторых, пожилыми, в-третьих, большая их часть знала Эбби с детства, когда папа, профессор Лаури, мировой авторитет в области изучения малых квазаров типа дельта икс, притаскивал ребенка на заседания ученого совета и маленькая Эбби тихо играла моделями Марса и Юпитера в углу конференц-зала. Майки Саллинг пригласил ее на танец, отчего у Эбби случился своего рода культурный шок, а потом предложил выпить русской водки. Очень скоро, под воздействием выпитого, комета ЭР-874365/78 стала видна Эбби невооруженным глазом и в тройном количестве...
А потом — вспышки, вспышки, как в кино про агента Борна с Мэттом Дэймоном в главной роли. Вот они с Майки Саллингом бредут, пошатываясь, через сквер перед зданием института астрофизики и космологии... Вот лезут через заборчик и падают... Дико хохочут... Вот такси... Вот дом, но не ее, а Майка Саллинга...
Дальше воспоминания получались лучше, но от этого становилось только хуже. Секс Эбби не отрицала и даже уважала — без него прогресса не дождешься, однако конкретно в ту ночь ничего хорошего про него, про секс в смысле, сказать бы не могла. Борьба нанайских мальчиков... Нет, борьба НЕТРЕЗВЫХ нанайских мальчиков.
Короткий и тяжелый сон и позорное утро с бегством из квартиры Майки, головной болью, неодобрительными взорами старушек-соседок во дворе собственного многоквартирного дома и мечтой помыться, съесть ведро аспирина и поспать.
Вот таковы были ее воспоминания о ночи, так сказать, любви, и больше всего Эбби боялась, что романтический юноша Майки Саллинг полезет к ней прилюдно с нежностями, возомнив невесть что, а ей будет неудобно его отшить, мальчик не виноват, что она не может ответить на его любовь в том смысле, что не очень помнит, как там все было...
Мальчик переплюнул даже самые смелые опасения Эбби Лаури. Он явился на работу только через три дня и положил перед Эбби обычный лазерный диск. После чего подмигнул Эбби и ушел.
И она, идиотка, еще и не сразу этот диск посмотрела, потому что ей было не до того, она рассчитывала всякие амплитуды и траектории... Она просто сунула диск в рюкзак — и забыла о нем. Именно поэтому Саллингу пришлось пойти на крайние меры — и вчера, накануне свадьбы Моники, Эбби получила по электронке от него письмо. В нем Майки Саллинг настойчиво рекомендовал просмотреть диск и недвусмысленно намекал, что если Эбби не выполнит некоторых его требований, то он содержание диска выложит в Сеть...
И она посмотрела.
Никогда, никогда больше она не позволит никому пренебрежительно отзываться о тех актерах, которые снимаются в порнофильмах. Потому что они действительно талантливы и вкладывают в свою игру всю душу. В жизни все выглядит совсем не так, мерзко и смешно, унизительно и глупо...
Вчерашний вечер и большую часть ночи Эбби просидела перед компом, тупо глядя на экран и время от времени перечитывая письмо Майки. Все это было бы смешно, когда бы не было так подло. Эбби изо всех сил пыталась рассуждать логично...
Майкл Саллинг, судя по всему, был на редкость трезвомыслящим человеком. Ученая степень ему не светила, хорошая должность на кафедре тоже, так что помочь могло лишь одно средство, испытанное веками: удачная женитьба. В этом смысле Эбби Лаури, вероятно, подходила по всем статьям — сугубо академическая семья, связи во всех буквально университетах мира, собственно научная репутация самой Эбби Лаури...
Нет, это не было предложением руки и сердца, все же на улице двадцать первый век, и заставить девушку выйти замуж силой практически нереально, но!
Майки начал с малого. В письме содержалось требование вступить с ним, Майки, в неформальные и приятные ему, Майки, отношения не позднее следующего уик-энда, иначе уже в понедельник видеозапись кувырканий Эбби Лаури в постели будет выложена на сайтах университета, Астрофизического общества и просто в Сети. Убить это Эбби не убьет, с работы ее не уволят, а стыд, как известно, не дым, глаза не выест.
Зато, если она согласится на неформальные отношения, жизнь ее будет прекрасна и удивительна, не говоря уж о том, что у нее наконец-то появится официальный и постоянный партнер. Жених, если угодно. Парень. Мужик. Короче, поняла, Эбигейл?
Это было дико, глупо, смешно, мерзко, нереально — но Эбби отчетливо понимала: пусть ее действительно никто не уволит и никуда не выгонит, пусть ей не накидают черных шаров на защите, не закроют программу исследований, но сама она больше никогда не сможет посмотреть окружающим ее коллегам в глаза. И потому придется уйти, а еще лучше — эмигрировать, а уж самое прекрасное — сбежать на необитаемый остров и до конца своих дней числиться пропавшей без вести!
Эбби Лаури очнулась и с изумлением посмотрела на Джессику, махавшую перед ней руками.
— Ты чего это?
— Эбигейл, ты ваще! Пошли жениться, говорю! Без свидетелей не начинают! Слушай, там со стороны жениха привалил такой отпадный парнишка! Высокий, красивый... жаль, ты ему по росту не очень.
— Я попросила бы! Вперед!
Эбби Лаури торопливо поправила темные волосы, одернула оборочки и рюшечки, задрала нос повыше — и отправилась на чужую свадьбу.
Свидетель был высок, элегантен, русоволос и ясноглаз, на свидетеле был шикарный английский костюм и вообще — все в свидетеле было прекрасно, кроме одного: он был несомненным и стопроцентным мужчиной, а в данный исторический отрезок жизни Эбби Лаури относилась к существам противоположного пола несколько предвзято.
Свидетеля звали Энтони. Он ослепительно улыбнулся своей, так сказать, партнерше — и немедленно получил в ответ жуткую гримасу и глухое рычание. Он охнул и даже на всякий случай прикрылся букетом.
Потом набежал фотограф, рассовал всей группе брачующихся и сочувствующих цветочки и принялся щелкать затвором. Во время фотосессии двух свидетелей — ее и Энтони — Эбби случайно посмотрела в зеркало и расстроилась окончательно. Дурак фотограф дал длинноногому и худощавому Энтони крошечный букетик из коротких и пухлых белых розочек, а невысокой и довольно плотненькой Эбби — огромный букетище из кроваво-красных гладиолусов с нее саму ростом. Если это не комическая фотография, то уж и непонятно, как она должна выглядеть! К тому же на лице Энтони сохранялось опасливо-испуганное выражение, а у Эбби — воинственно-неприступное. Джессика помирала со смеху за спиной фотографа.
Потом был торжественный выход на крыльцо церкви, суматоха, хлопанье пробок, поголовное чоканье шампанским, слезы тещи и свекрови, братание друзей жениха с подругами невесты и совершенно несвоевременный бросок невесты букетом в толпу визжащих девиц. Естественно, по закону подлости разлохматившиеся цветы смазали Эбби по физиономии и упали на грудь, засыпав лиловый шелк отравно-оранжевой пыльцой с лилий...
Кстати о лилиях. Или некстати... но все равно. Джессика о своем предложении не забыла и уволокла Эбби буквально в последний момент. Кажется, больше всего этому обрадовался несчастный Энтони, за время церемонии бракосочетания запуганный Эбби до полусмерти.
За рулем была Джессика, потому что Джессика была за рулем всегда. Она себя без машины не мыслила. Эбби водить тоже любила, но сегодня у нее на это не было сил, поэтому она просто расползлась на переднем сиденье наподобие квашни с убежавшим тестом и занялась стаскиванием узких туфель с опухших ног.
— Господи, какое счастье! Как ты на них ходишь всю жизнь?..
— Элементарно, Ватсон. Достигается упражнением. И тебе бы не помешало. Ты ростом не вышла.
— Я миниатюрная.
— Ты — микроскопическая, это разные вещи. Эбигейл Джеральдина Морин Томасина, а каким спортом ты занимаешься...
— ... В это время суток? Сидением за компьютером, ты же знаешь.
— Знаю. Я спрашиваю в назидательном смысле. Пошли в бассейн?
— Только не сегодня. Джессика, заедем ко мне, ладно? Я не могу ходить в этом лиловом безобразии.
— Дура ты, Эбигейл. Ладно, заедем. Только никаких футболочек. На джинсы я согласна, но сверху ты наденешь блузку. Нормальную, дамскую. НЕ джинсовую рубаху и НЕ старую сорочку твоего бывшего мужчины!
— Сбрендила? У меня не было никакого бывшего мужчины!
— Был. Барт Хокинс. На втором курсе. Я помню.
— Ну и зачем ему оставлять мне свою сорочку?
Джессика обреченно вздохнула.
— Все, проехали. Я в образном смысле сказала, балда. Ты любишь одежду мужского покроя — вот я и брякнула... Ладно, не важно.
Дома Эбби с наслаждением переоделась в джинсы — и все-таки футболочку, но несомненно дамского покроя: в обтяжку и с кружавчиками по вороту. Джессика мрачно обозрела подругу и кивнула:
— Сойдет. Когда я начну ходить в клуб «Кому за триста», возьму у тебя поносить.
Эбби Лаури ограничилась тем, что показала подруге язык.
