Поняв, что Данте оседлал любимого конька, Коломба постаралась сдержать раздражение. Так называемый брат позвонил ему на мобильник сразу после того, как закончилось расследование по делу Отца. Поскольку звонил он из телефонной будки, отследить его оказалось невозможно. И Коломба, и магистрат сделали вывод, что это был просто глупый розыгрыш. К тому же выводу пришли все, кроме Данте.

— Мы говорим об акценте человека, чей голос ты слышал всего две минуты, да и то по телефону. И ты ни разу не общался с ним ни до, ни после этого.

— Звонил мой брат. И у него есть все ответы, которые мне необходимы, — с отсутствующим взглядом ответил Данте.

— В тот момент Отец только что умер и ты сам едва не погиб, — сказала Коломба. — Ты бы поверил, даже представься он Санта-Клаусом.

— Я не настолько внушаем.

— Тогда объясни, зачем он позвонил столько лет спустя. И не сказал ничего, кроме того, что существует и рад, что ты жив.

— Чтобы меня предупредить.

— О чем?

— Не знаю.

— Может быть, у тебя нет никакого брата.

— Он не лгал. Я умею распознавать ложь.

— Но ты тоже можешь ошибаться! Иногда ты зацикливаешься на какой-нибудь идее и никаких доводов слушать не хочешь.

— И часто оказываюсь прав. Я бы даже сказал, почти всегда по сравнению с моими собеседниками.

— То есть со мной, — набравшись терпения, вздохнула Коломба.

Данте посмотрел на нее со своей фирменной усмешкой, которая на сей раз была невеселой и жестокой.

— Особенно с тобой, КоКа.

Коломба отчаянно старалась не выйти из себя. Данте был одним из самых умных людей, которых она когда-либо встречала, но постоянно балансировал на грани психотического срыва.

— Данте, я знаю, что я тупица, — сказала она.

— Тупица? Мы спасли десять ребят, которых годами держали взаперти в контейнерах! Люди должны бы выстраиваться в очередь, чтобы помочь мне узнать, кто я такой. А вместо этого ко мне рвутся одни хозяева пропавших кошек. Я не могу даже вернуться в собственную квартиру.

— Хочешь, чтобы тебя увенчали лаврами и нарекли героем?

— Почему бы и нет? Разве мы этого не заслуживаем?

— Мы были героями целый месяц. Пора и честь знать.

В те несколько недель телефон Коломбы разрывался круглые сутки. Сотрудницу полиции, потратившую отпуск на спасение детей, наперебой приглашали во все популярные ток-шоу. Она неизменно отказывалась. Точно так же отказывалась она и от скидок в магазинах, и от кофе, которым ее пытались угощать незнакомцы. Ей хотелось жить дальше, но Данте так и застрял в прошлом.

— КоКа, я не знаю, какой жизнью должен теперь жить. Не знаю, почему брат больше со мной не связывался, не знаю, почему моя ДНК не совпадает ни с кем из пропавших детей. Знаю только, что это не случайность. Кто-то заметает следы Отца.

Вне себя от раздражения, Коломба так резко вскочила, что сломала каблук на единственной элегантной паре туфель, которые надевала всякий раз, как Данте приглашал ее на ужин в своей гостинице.

— Данте, не нашлось ничего, что подтвердило бы твои теории. Ни-че-го! Тебя похитили еще в семидесятые, какой смысл хранить эту тайну сегодня?

— Тогда почему никто до сих пор не признался в убийстве Джимми Хоффы? [Джеймс Риддли Хоффа (1913–1975) — американский профсоюзный лидер, исчезнувший при загадочных обстоятельствах. Его останки не найдены по сей день.] Прошло сорок лет. И его тело так и не нашли. Или самолет на Устике [27 июня 1980 г. авиалайнер «McDonnell Douglas DC-9-15» итальянской авиакомпании «Itavia», выполнявший рейс по маршруту Болонья — Палермо, рухнул в Тирренское море в 25 км от острова Устика, разрушившись на две части. Все 81 человек, находившиеся на борту, погибли. Среди версий следствия были, помимо прочих, взрыв бомбы и поражение ракетой «воздух — воздух», но причины катастрофы до сих пор не установлены.]. Кто его подстрелил? Почему нам ничего не говорят? — самым несносным тоном парировал Данте.

— Это разные вещи.

— Конечно, ведь дело касается меня. — Он посмотрел на Коломбу с выражением, которое появлялось на его лице перед тем, как он накачивался таблетками, чтобы заснуть или не смыкать глаз всю ночь. — Не знаю, почему они это делают, и не знаю, почему моя личность так важна. Знаю, что прав. Но не знаю, как это доказать.

— Может быть, ты просто хочешь быть правым, Данте.

— Почему? Чтобы придать случившемуся смысл?

— Да хоть бы и так.

Данте покачал головой:

— Грошовая психология. Правда в том, что ты бы со мной согласилась, если бы не мечтала поскорее нацепить полицейскую форму.

«Черт, он знает», — подумала Коломба.

— Кто тебе рассказал?

Данте презрительно взмахнул больной рукой:

— Думаешь, я нуждаюсь в чужих подсказках? Намекну: твои аперитивы с Курчо слишком участились. Когда ты собиралась мне сообщить?

— Сегодня вечером, но ты уже был не в настроении.

— И ты знала, что я буду против.

— Данте! Это моя. Долбаная. Жизнь. Я не нуждаюсь в твоем разрешении, — не сдержавшись, выпалила Коломба. Но за ее раздражением стояло чувство вины. Она знала, что Данте посчитает ее решение предательством. — Что, по-твоему, я должна делать? Стать домохозяйкой?

— Ну так иди принимай приказы от тех же людей, которые пытались утаить мою историю.

— Это не те же люди.

— В верхах сидят те же. Решения принимают грязные коррумпированные мерзавцы.

— Нет никаких верхов, Данте.

Данте поднялся, чтобы сварить себе эспрессо. Процесс приготовления был для него настоящим ритуалом: он вручную отбирал нужное количество зерен и всякий раз чистил кофемашину. Кофе ему присылали со всех концов планеты, и в любом его жилище пахло, как в кофейне.

— Когда я был уверен, что Отец еще жив, а весь остальной мир — что он мертв, знаешь, сколько раз мне говорили, что я параноик?

— Даже параноик может оказаться прав. Один раз.

Данте поджал губы.

— Ты хочешь верить, что все в порядке, потому что слишком труслива, чтобы поставить под сомнение всю свою жизнь, — с необычной злостью сказал он. — Ты такая же безмозглая, как все копы.

Подобрав сломанный каблук, Коломба выскочила из номера. Позже она выбросила туфли из машины в первую попавшуюся мусорку и поехала домой босиком. В следующие несколько дней они обменялись несколькими примирительными сообщениями, но преодолеть выросшую между ними стену им не удалось. У Коломбы и без того было полно забот с возвращением на службу, да и отношения с коллегами оставляли желать лучшего.

Она словно победила смертельную болезнь и ворвалась в жизнь близких, которые давно ее оплакали и смирились с потерей. Когда ей становилось одиноко, а это случалось нередко, она подумывала позвонить Данте или даже заявиться к нему в отель, но так и не решилась — слишком боялась, что он ее не поймет. Так пролетело несколько месяцев, и раны загноились.

Конец ознакомительного фрагмента