Сара Барнард
Прощай, мисс Совершенство
Посвящается всем моим школьным подругам из класса «Г», ’99–04,
В память о временах, когда мы все верили в наши ярлыки.
И всем девочкам, которые верят в ярлыки прямо сейчас:
Вы — гораздо больше, чем чужие определения.
Неделей раньше
— Тебе когда-нибудь хотелось просто… просто сбежать? — спросила Бонни.
— От чего сбежать?
— Ну, так. От жизни.
— От жизни не сбежишь, — сказала я, откидываясь на подушки. Мы пытались делать уроки у нее в комнате: я на диване, она на кровати. — Вернешься — а она тебя дожидается.
— А можно и не возвращаться к старой жизни, — сказала Бонни. — Можно начать новую.
Я покачала головой:
— Думаю, заново начать тоже не получится. Это все равно значит бежать от себя. А это невозможно. Ты с собой навеки, навсегда. Куда ни иди.
Тишина.
— А что такое? — спросила я, изогнув шею, чтобы посмотреть на Бонни. Она сидела в противоположном углу комнаты.
Бонни пожала плечами:
— Ну это… Да просто экзамены, знаешь?
Я улыбнулась. Еще как знаю.
— Да, и я бы сбежала от экзаменов. Но только если ты убежишь со мной. И Коннор тоже.
Коннор — это мой парень. Я подумала немного и добавила:
— И Дейзи.
Моя сестренка.
— И чтобы мы успели обратно к Ли-Фесту.
— Это называется не побег, а каникулы, — сказала Бонни.
— Ну и отлично.
Я перелистнула страницу учебника по биологии и вздохнула. Столько всего, что я никогда не узнаю и не пойму! В груди появилось знакомое ощущение — будто что-то сжалось.
— Может, тогда ты сбежишь одна.
— Возможно, — сказала она.
Я расслышала в ее голосе улыбку.
— Только сообщи мне заранее, ладно?
Я пыталась читать главу о кроссинговере, но отвлеклась, потому что подумала про кроссовки. Мне нужны новые кроссовки. Может, купить те, со стразами, которые я видела на рынке?
— СМС отправь. Ну или открытку.
— Ладно, — сказала она.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Суббота
1
Пока я моюсь в душе, приезжает полиция.
Разумеется, я замечаю не сразу: душ в субботу днем для меня — это целый ритуал. Когда полицейские переступают через порог, я, с ног до головы покрытая пеной с ароматом чайного дерева и мяты, во все горло ору песни из «Короля Льва».
Видимо, из-за пения я не слышу, как Кэролин, моя приемная мать, стучит в дверь ванной. И, может, поэтому она решает нарушить самое священное из правил дома МакКинли: заходит внутрь и молотит кулаком в стекло душевой кабинки.
Разумеется, я начинаю вопить.
— Иден! — совершенно некстати кричит она, если учесть, что а) я уже обратила на нее внимание, б) в душе, кроме меня, нет никого. К кому еще ей обращаться?
Должна сказать, что вообще-то это совсем на нее не похоже, и именно из-за этого я выключаю воду и просовываю в дверь голову. С волос капает на пол.
— Чего?!
— Не могла бы ты спуститься вниз, когда закончишь? — спрашивает она своим обычным, спокойным тоном, словно в просьбе нет ничего неожиданного.
— А что такое?
— Приехала полиция, — отвечает она. — Хотят поговорить с тобой.
Глаза у меня чуть не вываливаются из орбит.
— А что такое? — опять спрашиваю я, на сей раз паникуя еще больше.
Ответ Кэролин приводит меня в ужас:
— Я думаю, ты знаешь, в чем дело. Спускайся минут через пять, хорошо?
Я хочу закрыть дверь кабинки — отчасти чтобы побыстрее вымыться, но еще и для того, чтобы Кэролин не прочла того, что было написано у меня на лице. Она протягивает руку, чтобы остановить меня.
— Мама Бонни тоже пришла, — сообщает она и отпускает дверь, которая закрывается прямо перед моим ошеломленным виноватым лицом.
Я и правда знаю, в чем дело.
Не потому, что я ждала полицию, и не потому, что я совершила какое-то преступление. Сегодня утром я получила сообщение от моей лучшей подруги Бонни: «Я решилась! Мы с Джеком сбегаем. ЙЕЕЕЕ!!!! Никому не говори! Потом позвоню! Ххх». Говоря «сегодня утром», я имею в виду 4.17 утра.
Признаю: вне контекста это звучит немного пугающе — особенно со всей этой полицией у дверей. Однако когда я прочла сообщение несколько часов назад, в полудреме, едва соображая, что там написано, — мне не стало страшно. Я даже немного разозлилась: мы с Бонни собирались сегодня в Кентербери, и ее внезапный отъезд означал, что теперь мне нечего делать целый день. Мы договорились, что не будем сегодня ничего зубрить к экзаменам и расслабимся: единственный раз, когда она отступила от своего дико строгого графика, которому следовала с самого апреля. В среду у нас первый экзамен: биология. Еще пять дней.
Я ответила единственным допустимым образом: «Э?»
«Не могу сейчас говорить! Позвоню потом! Если будут спрашивать, скажи, что я тебе ничего не говорила! У меня ПРИКЛЮЧЕНИЕ! ‹3 xx»
Я ни на секунду не поверила, что Бонни всерьез решила сбежать: во-первых, это совсем не в ее духе, а во-вторых, с чего бы ей вообще убегать. Наверное, она преувеличивает. Осталась на ночь у своего тайного бойфренда (подробнее о нем позже) и не сказала маме. Решив больше об этом не думать, я бросила все силы на спасение своего выходного.
И поэтому, когда в субботу днем ее мама позвонила Кэролин спросить, не писала ли мне Бонни, я, как и обещала, ответила отрицательно.
— У вас разве не было на сегодня планов? — спросила Кэролин, прижав трубку к груди.
— Были, но Бонни вчера вечером их отменила. Не знаю почему.
— Вчера вечером? — повторила Кэролин.
— Угу.
— И с тех пор вы не разговаривали?
— Не-а.
Я совершенно за нее не беспокоилась: Бонни попросила меня молчать, ну я и молчала, а остальное уже было ее личным делом. Обещание — это обещание, и лучшая подруга — это лучшая подруга. Но, чтобы отвести от себя подозрения и сделать историю правдоподобнее, я добавила:
— Я бы на вашем месте не волновалась. Скорее всего она у Джека.
Кэролин вскинула брови:
— Кто такой Джек?
— Ее парень.
Я решила: раз уж Бонни сбежала с Джеком, то вряд ли рассчитывает, что его существование останется в тайне.
— Думаю, она у него. И скоро вернется.
Больше, честное слово, мне ничего о нем не известно: только имя — и то, что его существование является тайной для окружающих. До этого дня я всерьез подозревала, что он скорее воображаемый, чем тайный — тем более что Бонни нас так и не познакомила. Даже фотографий Джека я не видела. Однако, видимо, он все-таки был настоящим.
От этой мысли мне почему-то стало не по себе, и я попыталась позвонить Бонни, расспросить ее про весь этот побег, но она не ответила. Я отправила сообщение: «С тобой все хорошо, да»? Она ответила через пару минут: «Со мной все отлично. Не волнуйся! Хх».
Я успокоилась: Бонни я доверяю больше, чем самой себе, и, если она говорит, что все в порядке, значит, так и есть.
Итак, теперь мне известно, что родители Бонни заметили ее исчезновение. Даже тогда я подумала, что это как-то странно: она ведь только-только сбежала, а они уже так волнуются, что позвонили Кэролин. Откуда им вообще знать, что что-то не так? Однако я не стала долго об этом задумываться. Потому что, как я уже сказала, Бонни — это Бонни, и она никогда не попадает в неприятности. Во всяком случае, в серьезные неприятности.
И это не мое личное мнение, это непреложная истина. Вот вам несколько фактов о Бонни Уистон-Стэнли:
♦ ей пятнадцать лет и три четверти;
♦ она любит крошить шоколад с карамелью в ванильное мороженое;
♦ она изучает все школьные предметы по углубленной программе — и даже в классе отличников учится лучше всех;
♦ она сейчас староста класса, а в следующем году наверняка станет президентом старшей школы;
♦ она играет на флейте, и не потому, что ее заставляют родители. Играет по-настоящему, с оценками и уроками и всем таким;
♦ она носит очки в тонкой коричневой оправе;
♦ у нее веснушки. Бонни терпеть их не может, но я считаю, что они ей идут;
♦ она никогда не красилась и начала буквально пару месяцев назад;
♦ она — самый лучший, самый надежный, самый верный друг в мире.
Может, обо мне вы тоже хотите что-то узнать? Что бы такого рассказать… Ну, меня зовут Иден. Иден Роуз МакКинли. Мне нравятся растения и цветы и все, что можно вырастить своими руками. Меня удочерили, когда мне было девять. Я живу в Кенте. У меня есть бойфренд, его зовут Коннор. Меня однажды оставили в школе после уроков, потому что во время учебной пожарной тревоги я подрисовывала усы на портретах школьной администрации в холле. Когда учителя в хорошем настроении, они говорят, что я «бойкая девчушка»; когда не в духе, называют хулиганкой. Я хочу сделать татуировку одуванчика на плече. В детстве мне часто снилось, что меня носит в клюве пеликан. Больше всего на свете я люблю канноли. Я не очень вежливая, но работаю над этим.
Ну вот. Теперь вы знаете нас обеих.
Так или иначе, да, я догадываюсь, почему к нам приехала полиция, — но подробности мне неизвестны. Во-первых, непонятно, почему вообще в это дело вмешалась полиция — и тем более почему они решили поговорить со мной. Зачем полицейским заниматься такими мелочами? Ну сбежала какая-то девчонка с бойфрендом, не сообщив маме. Разве это преступление?