Пиксит захихикал, фыркнул и засмеялся в голос, да так заразительно, что Мина тоже захохотала.

Это было нечто невообразимо чудесное — разговаривать с Пикситом, переживать вместе с ним все его реакции. Его радость плеснула в неё — сладкая, как скользнувшее по горлу мороженое. Для неё подобное было впервые: чтобы кто-то слышал каждое её слово — даже те, которых она не произносила, — и понимал их. Его смешили те же вещи, что и её, и она точно знала, что он любит её сумасшедшую, громкую семью так же сильно, как и она.

Она припомнила другие эпизоды неудачных застолий, например как мама, собираясь приготовить курицу, отрубила ей голову — и та, безголовая, но с ещё живыми нервами, убежала под дом. Или как папа приготовил огромную кастрюлю рагу, тушил его на огне несколько часов, а при подаче обнаружил, что Беон уронил в него не одну, не две, а целых шесть пар туфель. С тех пор, когда у них на ужин было рагу, кто-нибудь непременно спрашивал, с обувью ли оно.

«Хочу попробовать рагу с обувью!»

«Когда-нибудь, — пообещала она. — Теперь, когда ты вылупился, мы с тобой обязательно всё вместе попробуем».

«И всё увидим?»

Сердце Мины дрогнуло: она вспомнила выражение тревоги в глазах родителей. Но этого было недостаточно, чтобы затушить её восторг. «Да».

«Мы увидим весь мир. Как ты всегда мечтала».

Она никому об этом не говорила. Только Пикситу. Шептала об этом миллион раз. Ей хотелось увидеть, что лежит за фермами — увидеть реки, сияющую столицу, холмы, озёра, горы… и даже то, что за горами. Мама назвала бы это «глупыми фантазиями». Кому есть дело до мира за горами — он полон чужих людей! И потом, всё, что нужно, у них уже есть, здесь. Но ещё читая свою первую сказку о снежных стражах, исследующих пики, Мина начала задаваться вопросами, что скрывается по ту сторону гор и кто там живёт.

«Как я скажу родным, что хочу чего-то большего, чем жить на ферме? Они никогда меня не поймут».

Подняв голову к неизменно ясному небу, она увидела их: цепочку красных воздушных шаров, летящих высоко-высоко. На таком расстоянии они казались россыпью точек на голубом полотне. Летящий во главе ветровой страж, управляя воздушным потоком, гнал шары над полями. У Мины едва сердце из горла не выпрыгнуло. «Она здесь!»

«Мина, кто здесь?»

«Вечерняя почта!»

А с ней, возможно, и ответ из столицы.

Она вскочила и побежала во двор. Шары проплыли над деревьями, растущими по краю их фермы. Прикрыв глаза от солнца, Мина наблюдала за их покачиванием.

Ещё один страж вылетел вперёд и вызвал небольшой боковой ветер. Он подхватил один из шаров и понёс его к соседней ферме. Мина, из последних сил держа себя в руках, смотрела на приближающийся красный строй.

Невероятно тяжело оставаться терпеливой, когда от одного из этих шаров может зависеть исполнение твоей мечты.

Еще один шар порхнул вбок и полетел над их землями, над недавно засаженным полем для третьего за этот сезон урожая, над высокой, по плечо папе, кукурузой. Он болтался вверх-вниз, на своём личном бризе, а затем мягко приземлился во дворе, рядом с качелями, подвешенными к ветке высокого дуба. Ярко-красный, чтобы его отчетливо было видно на фоне неба, шар из хлопка принёс с собой свёрток. Мина со всех ног бросилась к нему.

Упав на колени, она принялась развязывать узел. Руки так дрожали, что с первой попытки не получилось. Тогда, вспомнив, как это делали родители, она подняла воздушный шар над головой.

Налетел игривый ветерок, осторожно выхватил шар у неё из рук и унёс назад, в поток сообщений, управляемых двумя стражами. Она помахала им, и те помахали в ответ.

Лишь когда они скрылись вдали, Мина решилась взглянуть на свёрток в своей руке. Во рту резко пересохло, и она гулко сглотнула.

Она должна отнести его родителям, пусть они вскроют. «Но ведь это касается меня. Речь о моём будущем. О моей жизни. И о жизни Пиксита!» И действительно, на свёртке аккуратными золотыми буквами значилось её имя: «Мина Йеллоуфилд, ферма 283, Восточный Излин, Алоррия».

«Открой его», — раздался в голове ободряющий голос Пиксита.

Подпрыгнув, она обернулась. И когда он только успел к ней подойти! Щёки зверя раздулись из-за непрожёванных картофельных клубней.

«Но они его ждут».

«Это касается нас, нашего будущего и нашей мечты, верно?»

Мина, смутившись, поняла, как громко она об этом думала.

«Очень громко. — Он положил голову ей на плечо. — Давай». И громко зачавкал.

Дрожащими руками она достала из свёртка конверт, скреплённый каплей смолы, и провела пальцами по округлой выпуклости. А вдруг внутри написано, что её родители правы и их связь с Пикситом — ошибка? Или её обвинят, что она сделала что-то не так, пока он был в яйце?

«Мы принадлежим друг другу. Не сомневайся в этом».

Она и не сомневалась! Ни на секунду! Но её родные…

«Просто открой его, Мина».

Не вставая с травы, Мина сорвала смоляную печать и развернула письмо. Ей на колени упали два прямоугольника бумаги — билеты. На речной корабль. А это означало… Сердце быстро забилось, в ушах зашумело.

«Мина? Ты в порядке? — Пиксит провёл мордочкой по её волосам. — Что не так? У тебя мысли все спутались. Я не могу понять, ты радуешься или нет».

— «Поздравляем с рождением вашего грозового зверя! Ваш грозовой зверь был поставлен на учёт Алоррии»… — вслух прочитала она и нетерпеливо заскользила взглядом дальше, по безликому и полному пафосных выражений письму из кабинета министров: как они рады появлению на свет её грозового зверя, какая это великая честь — быть стражем грозового зверя Алоррии, редкого существа с важной миссией — служить процветанию и безопасности родины; почему их страна превосходит все остальные, и так далее, и тому подобное. Стандартный набор слов, который переписывают, должно быть, для каждого нового стража.

Наконец в самом низу её ждали заветные строчки: «С этого момента вы и ваш грозовой зверь становитесь официальными учениками Школы Молнии «Митрис» в Северо-Западных Пустошах. Два билета на речной корабль прилагаются».

«Да!»

От жгучего облегчения на глазах выступили слёзы. Никто их не разлучит! Она станет грозовым стражем Пиксита!

«Вот видишь? Не о чем беспокоиться».

Не считая её семьи. Потому что они ни за что с этим не смирятся.

Она ещё раз перечитала письмо, чтобы убедиться, что ей ничего не почудилось. Внизу листа была приведена цитата одного из первых грозовых стражей Алоррии: «Чистое сердце не может быть ошибкой».

«Мне нравится», — заметил Пиксит.

«Мне тоже». Разумеется, ей уже приходилось слышать эту знаменитую фразу, но сейчас у неё возникло такое чувство, будто её автор обращался из далёкого прошлого лично к ней. Пиксит развился на основе её мыслей и эмоций, а значит, его сущность не может быть ошибкой. Ему было предназначено родиться зверем молнии, точно так же как ей предназначено стать его стражем.

Она это знала. Он это знал. И вскоре все тоже это узнают.

Пиксит прижался своим меховым лбом к её голове. Мине даже не нужно было формулировать свои переживания — он и так всё знал и понимал. Она обняла его за шею. По его чешуе и её коже запрыгали искры.

«Мы отправимся в школу, — твердо подумала она. — Вместе».

Осталось придумать, как сообщить родным. Отпустив Пиксита, она взглянула на письмо у себя на коленях. И как раз вовремя: его уголок горел.

Вскрикнув, Мина бросила письмо на землю и затоптала пламя. Затем подняла слегка подгоревший по краям лист бумаги. «Прости». Ну хотя бы билеты не пострадали. Она убрала их в карман и повернулась к дому.

Все опять начнут кричать. Как заставить их её выслушать?

«Жаль, я не могу говорить за тебя».

«Мне тоже».

Они зашли в дом с Пикситом. Мама усаживала Беона на его высокий стульчик, папа кормил Ринну.

— Мина, — сказала мама не поворачиваясь, — твой зверь останется снаружи. Или у камина.

— Но… — начала Мина. Она собиралась отвести его к себе в комнату. Арде спал у кровати Гатона, пока ещё помещался в дверных проёмах. А Орли даже сейчас иногда дремала в гостиной — особенно зимой, чтобы быть ближе к папе, — занимая при этом весь диван.

— Он не домашний зверь, — добавила мама.

— Тогда я тоже буду спать снаружи, — заявила Мина. Новым стражам полагалось проводить со своими зверями как можно больше времени, чтобы скрепить их связь.

— Ты будешь спать в своей постели, — отрезала мама. — Тебе нужен отдых.

— И потом, милая, мы не хотим, чтобы ты к нему сильно привыкала, — вставил папа.

Что за глупость! Она два года работала над их с Пикситом телепатической связью, разговаривала с яйцом не меньше трёх часов в день. Она давно с ним сроднилась — куда уж сильнее привыкать? Но она не стала спорить. «Пиксит?»

Поджав хвост, Пиксит улёгся на плитке у камина, выпустив лишь пару безобидных искорок.

«Прости, Пиксит. Не всё сразу, хорошо?» Тихоням приходится тщательно выбирать свои битвы, иначе ни одну из них не выиграть. И мама по-своему права. Её родные точно не полюбят Пиксита, если он случайно подожжёт дом. «Может, когда ты научишься лучше контролировать искры, они разрешат тебе спать в моей комнате».