Синклер нервно сглотнул и слегка побледнел.

– Вижу, что понимаете, – сказал Вир. – А теперь забирайте своих людей и уходите, капитан. Пока можете. Не следует более испытывать мое гостеприимство, так же как и мое терпение.

Синклер не стал даже притворяться, будто не понимает, какую опасность навлек на себя. Одно дело было ворваться в дом Вира под предлогом, что они якобы разыскивают известного преступника, и совсем другое – торчать в этом доме, вызывая справедливый гнев маркиза де Вира, когда предлог исчез.

И потому капитан, круто развернувшись, направился к двери, а его подчиненные с готовностью последовали за ним.

Вир, наблюдавший за их отступлением с верхней площадки лестницы, подождал, пока входная дверь закрылась за ними, а потом позвал негромко:

– Миссис Тернбау! – И, не оборачиваясь, добавил: – Будьте так любезны, вызовите звонком Джона Викерса. Скажите ему, чтобы подождал меня в кабинете. Я скоро спущусь.

Домоправительница робко вышла из-за комода в стиле королевы Анны, стоявшего как раз за спиной Вира. В руке она все еще сжимала медный подсвечник.

– Как прикажете, милорд, – отозвалась она и присела в реверансе. – Прошу прощения, милорд, но юная леди не пострадала?

– Успокойтесь, не пострадала. – Рука Вира легла на ручку двери, ведущей в комнату Констанс. – И, миссис Тернбау...

– Да, милорд? – отозвалась миссис Тернбау, не сводя глаз с широкой несгибаемой спины хозяина.

– Я буду чувствовать себя куда спокойнее, если смогу быть уверенным, что моя домоправительница не прячется за предметами мебели, готовясь атаковать гвардейцев короля с медным подсвечником наперевес. Вы меня поняли?

Ужас изобразился на лице доброй женщины, и она неловко попыталась спрятать подсвечник в складках шерстяной шали.

– Да, милорд, – пискнула она.

В напряженной тишине домоправительница прошла мимо маркиза и отправилась выполнять его приказания. Она приостановилась на лестнице, когда до нее снова донесся его голос.

– Тем не менее, я благодарю вас за это, – сказал Вир. В следующее мгновение он уже стучал тихонько в дверь, а затем, приоткрыв ее немного, сказал в щель:

– Все в порядке, миледи. Солдаты ушли.

Миссис Тернбау видела, как он исчез за дверью, и сразу раздался голос девушки:

– Это был Альберт! Какая жалость, что это не он ворвался в комнату! Клянусь, я бы пристрелила его!

– Да, и погубила бы тем самым нас всех, ты несносная, упрямая девчонка! – услышала она ответ Вира, но тут дверь за ним затворилась, и больше миссис Тернбау не услышала ничего.

Ошеломленная улыбка тронула губы домоправительницы. Юная леди была сорвиголова, к тому же столь добра и великодушна, сколь и прекрасна. Такая леди была бы как раз под пару его светлости, если бы он решился наконец жениться. Впрочем, судя по тому, какими глазами его светлость смотрел на эту леди в тот первый вечер, когда она лежала как мертвая, она успела добиться гораздо большего, чем все остальные красавицы, когда-либо пользовавшиеся благосклонностью маркиза, вместе взятые. Она проникла ему в душу, несмотря на все его предосторожности, и выбила его из привычной колеи – а когда речь идет о таком человеке, как маркиз де Вир, это совсем не мало.

«Давно бы пора, чтоб хоть кто-нибудь сумел разглядеть за его надменностью и напускным безразличием живого человека, – сердито думала миссис Тернбау, спускаясь по лестнице. – Он человек сложный, его светлость маркиз, и никогда не угадаешь, что у него на уме. Да, несмотря на то, что он все в карты играет да бражничает, есть искра добра в его светлости. Таким, как он, нужна любящая жена, которая поможет остепениться и забыть про безумства молодости, и леди Констанс как раз та девица, которой такая задача по плечу».

Определившись с будущим хозяина, миссис Тернбау звонком вызвала кучера.

Впрочем, вряд ли почтенная домоправительница была бы столь уверена в счастливом исходе, если б ей довелось стать свидетельницей разговора с глазу на глаз, имевшего место между его светлостью и леди Констанс.

Констанс, ниже талии облаченная в черные штаны и сапоги, а выше имевшая из одежды лишь чепец на голове и простыню, накинутую на плечи, встретила Вира сияющим взглядом.

– Это было бесстыдно с моей стороны, знаю, – заявила она, зардевшись. – Но я ведь не виновата, что не было времени стянуть проклятые сапоги, не говоря уж о штанах. Кроме того, – добавила она, роняя с плеч простыню, – когда я села в постели, Гесс и его люди сразу уставились на мою обнаженную грудь, а на лицо-то и не взглянули. А ведь если бы они рассмотрели мое лицо, это пришлось бы нам совсем некстати. Фактически они увидели только, что я женщина и имею типично женское телосложение.

Вир, наблюдавший то же самое типично женское телосложение во всей его красе, не мог отрицать справедливость ее слов. Действительно, маловероятно, что хоть один солдат сумеет дать толковое описание внешности женщины, которая выпалила в них из пистолета. Однако ему нисколько не стало от этого легче: тяжелое чувство, которое стеснило ему грудь в тот момент, когда он увидел фигурку в плаще, нахально разгуливающую по карнизу на глазах у королевских гвардейцев, и которое усилилось многократно, когда раздался ее душераздирающий вопль, – не говоря уж о выстреле, – не отпускало его. А теперь она стояла перед ним во всем блеске своей наготы и делала вид, будто рискнула она своей репутацией, да и самой жизнью вовсе не для того, чтобы спасти его от разоблачения. Нет, черт возьми, пора этой девчонке усвоить, что нельзя игнорировать его приказы и устраивать по своей инициативе бог знает какую кутерьму, даже не удосужившись узнать, насколько уместно ее вмешательство.

– Это была очень глупая проделка, и ты должна дать мне слово, что никогда больше не устроишь ничего подобного, слышишь? – сказал он мрачно и, в два шага оказавшись возле нее, схватил ее за плечи, с явным намерением тряхнуть хорошенько и вбить немного здравого смысла.

Констанс, которая и так едва держалась, подняла глаза и не отводила от него вызывающего взгляда столько, сколько это было в ее силах, а потом перед глазами у нее все затуманилось, и она с ужасом поняла, что готова расплакаться.

– Ну что это такое, – прошептала она, с досадой отворачиваясь. – Смотри, что ты наделал. Господи, как же я ненавижу плакать! Плакать – это так по-женски.

– Черт, – выругался Вир, и хватка его ослабла, хотя он не преминул заметить про себя, что слезы слезами, а разговор-то она на другую тему перевела, да как ловко! Следовало бы перекинуть через колено эту дрянную девчонку и отшлепать за то, что прибегает к типично женским уловкам. Впрочем, он отказался от идеи телесных наказаний, потому что очень хорошо понимал, как мало у них времени, а не потому, что дрянная девчонка показалась ему особенно восхитительной в своей женской слабости. – В таком случае советую тебе осушить слезы, – сказал он, вкладывая в ее руку полотняный носовой платок. – Я не просил тебя вторгаться в мое существование, но теперь, коли уж ты вторглась, я не позволю тебе рисковать жизнью ради меня всякий раз, когда тебе это в голову взбредет. Может, тебе это покажется странным, но я вполне способен управиться с таким, как Альберт Синклер, и без твоей помощи.

– Я... я н-никогда и н-не сомневалась в этом, милорд, – уверила его Констанс, удивляясь про себя, что это такое происходит с маркизом, у которого, как уверяла молва, сердце было ледяное, а в жилах текла вода вместо крови, и, промокнув платком глаза, энергично высморкалась. Право, нехорошо было с его стороны показать ей свой норов как раз в тот момент, когда она только начала осознавать, какую грандиозную штукупровернула. Тем более что кровь бросалась ей в лицо при одной мысли о том, какое, неслыханное бесстыдство она при этом проявила. Все-таки Вир мог бы и похвалить ее чуть-чуть, хотя бы за изобретательность. – Просто когда я услышала, как он говорит, что вы и есть Черная Роза, мне сразу пришло в голову, что я как раз сейчас имею возможность опровергнуть его утверждение, причем очень убедительно, в конце концов, мало того, что у меня была под рукой роза, но я уже была и одета как нужно.

– Одета, значит, была как нужно? – хмыкнул Вир. Наклонился, поднял сброшенную ею простыню, и с многозначительным взглядом снова накинул ей на плечи. – В данный момент это звучит преувеличением.

– Перестань говорить глупости, Вир, – отрезала Констанс, которая наконец тоже вспылила. – Так как было более чем вероятно, что мне придется спасаться бегством, я сразу же сменила платье на мой наряд Черной Розы и тут как раз услышала случайно слова Синклера. И что, по-твоему, было бы лучше, если бы я упустила такую возможность?

– По-моему, было бы лучше, если бы ты делала то, что тебе было сказано, – заявил Вир без обиняков, – тогда о твоем присутствии в доме вообще никто бы не узнал, не говоря уже о том, что твоя выходка привела именно к тому развитию событий, которого я так старался избежать. Неужели ты и в самом деле вообразила, что я позволил бы Синклеру переступить порог моего дома? Он знал не хуже меня, насколько беспочвенны его требования. Возможно, ты и забыла, кто я такой, но он-то этого отнюдь не забыл.

– Но у него был приказ, – не отступала Констанс. Лицо ее внезапно побледнело. – Я сама слышала, как он говорил, что у него приказ и что они станут обыскивать дом в поисках улик. – Она умолкла. Ее глаза, огромные на овальном личике, пытливо глянули на него. – А он мог найти здесь какие-нибудь улики, Вир? Ведь ты не стал бы хранить разбойным путем приобретенные ценности у себя дома, где их так легко найти, правда? Не настолько же ты самонадеян?

Кислая улыбка скользнула по губам Вира.

– Странные же у тебя представления о моей особе, если ты думаешь, что я способен на такую откровенную глупость, – сказал он, и глаза его сверкнули незнакомым, холодным блеском. – С другой стороны, я нисколько не сомневаюсь, что, получи капитан Синклер возможность обыскать дом, он обязательно сумел бы обнаружить здесь довольно улик, чтобы отправить меня на виселицу.

В Констанс, соображавшей довольно быстро, забрезжило понимание.

– Он привез улики с собой, – сказала она уверенно. – Он собирался подбросить их – драгоценности или что-то еще из вещей леди Блейдсдейл или леди Синклер, – а потом очень удачно обнаружить подброшенное. Наверняка какая-то из двух дам уже успела заявить, что она была недавно ограблена Черной Розой. Но приказ...

– Ты имеешь в виду приказ, отданный Блейдсдейлом? – ехидно поинтересовался Вир. – Да не было никакого приказа, Констанс. Капрал Гесс и его люди – обычные дурни, они понятия не имели, что их используют для того, чтобы оговорить меня. Это, собственно, и была одна из тех проделок, о которых ты хотела предупредить меня.

– Тот урок, который граф и его брат собирались преподать тебе, – выдохнула Констанс, изумляясь, что не сумела сообразить этого раньше. – Как я не догадалась! Но у меня в голове была только одна мысль: Альберт каким-то образом разузнал, что лорд Хантингтон вовсе не пачкал ему сапоги.

– Собственно говоря, мне тоже первым делом пришла в голову именно эта мысль, – признался Вир, изумляясь той легкости, с какой его искусительница вновь обрела душевное равновесие после тревожных событий этого вечера. Если не считать его сестер, он не знал ни одной женщины, которая была бы способна сделать то, на что осмелилась эта рыжеволосая девушка, и потом держаться с такой обескураживающей невозмутимостью, будто обнажаться перед королевскими гвардейцами с целью сбитых с толку для нее самое привычное дело. Пора, однако, ему брать бразды правления в свои руки. Он и так непростительно затянул с этим делом. – Впрочем, что мы оба думали, не имеет никакого значения, – сказал он, сам немного досадуя на свою прямолинейность. – Важно другое: нам пора уезжать отсюда.

– Уезжать? – переспросила Констанс, которая была вовсе не так спокойна, как старалась показать, хотя в смятение ее повергло не столько давешнее происшествие с солдатами, сколько неожиданное заявление Вира. – Но куда...

– Сейчас не важно куда, – не дал ей договорить Вир, еще не готовый в подробностях объяснять план, зародившийся в его голове, когда он наблюдал отступление Синклера и его людей. – Достаточно сказать, что подальше отсюда. Я пришлю миссис Тернбау, чтобы она помогла тебе одеться и упаковать кое-что из вещей. Мы выезжаем не позднее чем через час.

Он умолк. А потом, приподняв рукой ее подбородок, заглянул ей в глаза.

– Доверься мне, дитя. Обещаю, что не позволю и волосу упасть с твоей головы. Но и ты должна дать мне слово, что больше не будешь устраивать героических эскапад ради меня. Отныне на свете существует только один разбойник Черная Роза.

– Осмелюсь заметить, милорд, что и этого многовато, – ответила Констанс, твердо глядя ему в глаза. Сердце у нее так и упало, когда она увидела, как маска скучающего аристократа вновь скрыла его подлинное лицо.

– Да, несомненно. – Вир опустил руку. – Но в данный момент он служит моим целям.

Когда он повернулся; чтобы уйти, Констанс невольно сделала шаг вслед за ним.

– Вир, – заговорила она, сама чувствуя, что голос ее очень уж дрожит. – Я доверяю тебе, как, надеюсь, и ты доверяешь мне. Даю тебе слово, что впредь буду действовать осмотрительнее.

Он помедлил долю секунды и, не оглядываясь, насмешливо произнес:

– Великолепно. И поверь, я не дам тебе нарушить твое; слово.

Он ушел. А Констанс все смотрела на дверь встревоженными глазами.

Черт, думал Вир, спускаясь по лестнице в свой кабинет. Его не оставляло странное чувство, что леди Констанс Лэндфорд – это сила, которая изменит его жизнь навсегда. Строго говоря, она и так заставила его отклониться от первоначального курса, и так сильно, что он был готов жениться, чего отнюдь не желал и что неизбежно очень осложнит планы, которые он вынашивал десять лет.

Это будет полный опасностей путь, и, беря ее в жены, он отнюдь не делает ей одолжения. Лорд Синклер и вице-адмирал сэр Оливер Лэндфорд уже ощутили на своей шкуре первые уколы тщательно продуманной мести Вира. Этим людям он нанес удар по кошельку – для обоих это было самое уязвимое место. Проще простого оказалось уговорить барона вложить деньги в операцию с контрабандой, которая и замышлялась как обреченная на провал. И снова Калеб Рот, изображавший представителя таинственного – в сущности, мифического – вожака контрабандистов, оказал ему неоценимую помощь. Но в то время как Синклеру еще только предстояло узнать, кто был причиной его внезапных неудач, Оливер Лэндфорд наверняка прекрасно знал, что это Вир скупил его долговые расписки на весьма значительную сумму. Несомненно, это-то и подстегнуло Блейдсдейла к действию. И теперь, когда план с оговором и подбрасыванием улик потерпел крах, Блейдсдейл с братом не преминут состряпать новый «урок» для вразумления Вира. И в следующий раз они изберут своим орудием уже не бестолкового капитана королевской гвардии. Синклер, который не сумел настичь свою сбежавшую невесту, да еще потерпел такой позорный провал сегодня, вряд ли останется в милости у своего дяди. Впрочем, Синклер преуспел в одном: он сумел вернуть Виру способность здраво мыслить.

Маркиз понимал, что Блейдсдейл рано или поздно предпримет что-нибудь. Как же он был самонадеян и глуп, если позволил застать себя врасплох. Поистине, думал он тогда не головой, видно, слишком поддался своим похотливым желаниям. Внутри у него все сжалось при мысли о том, что его самонадеянность едва не привела их всех к катастрофе. Ему следовало давным-давно отправить рыжеволосую искусительницу, и куда-нибудь подальше от Сомерсетшира. Более того, ему следовало сделать так, чтобы она оказалась вне сферы его отнюдь не благодетельного влияния.

Но теперь выбора не было, придется держать ее при себе, по крайней мере, пока он не обеспечит ее единственной надежной защитой от Блейдсдейла, вознамерившегося выдать ее замуж за человека неизмеримо ниже ее. Желчь взыграла в нем при одной мысли о том, что леди Констанс может оказаться во власти Альберта Синклера. Черт возьми, он-то знал, что такое этот Синклер. Он изучал своих врагов десять лет, за это время нельзя было не убедиться, что капитан мало того что скотина, но скотина еще и развращенная. Впрочем, он был истинным сыном своей матери, а леди Синклер – сущий дракон. Эта парочка, капитан и его нежная маменька, быстро бы выпили все жизненные соки из молодой и полной жизни красавицы.

И чтобы оградить ее от такой не слишком счастливой судьбы, Вир намеревался взять леди Констанс Лэндфорд в жены, и отнюдь не фиктивно – это он теперь понимал ясно. Прежде чем вступать в права супруга, однако, он позаботится о ее безопасности, с чего, собственно говоря, ему следовало бы начать. А потом он займется своими врагами. И только когда все обязательства по долгам, тянущимся из прошлого, будут погашены, он сможет считать себя свободным и сможет посвятить себя жене. Он узнает о ней все и, возможно, даже научит ее любить себя. Он нисколько не сомневался, что этих занятий ему хватит до конца жизни.

Да, он становится другим человеком просто на глазах. Вир вдруг понял, что ему вовсе не так отвратительны мысли о грядущей семейной жизни, как можно было ожидать – более того, он был уверен, что из-за этих мыслей ему не так-то легко будет сосредоточиться на предстоящем опасном деле, и это как раз тогда, когда ему необходимо быть маркизом де Виром, демонстрируя те качества, которые это имя стало олицетворять.

Так он думал, входя в кабинет, где его уже дожидался Джон Викерс. Значит, следовало поскорее обвенчаться, а затем устроить так, чтобы этот источник постоянных тревожных мыслей, отвлекающих его внимание, оказался как можно дальше от него. Придется его невесте после бракосочетания подождать. Впрочем, ведь она решила подцепить маркиза, насмешливо напомнил он себе. Наверное, любой маркиз сгодился бы для нее, лишь бы избежать ненавистного брака с кузеном. И как только она добьется своей цели, наверняка будет рада возможности устраивать свою жизнь без участия мужа, с которым одни проблемы.

Как ни странно, возможность эта, более чем реальная, отнюдь не показалась ему утешительной.