Стояла жара, меня мучила жажда, но в бутылке оставалось лишь несколько дюймов воды, и я терпела. Грэй присел возле Луизы и показал на ее странную сумочку на талии.

— Нет, — ужаснулась я. — Вы что, серьезно?

— Может, там у нее вода, — сказал он. — Или сотовый телефон.

Мне казалось неправильным рыться в имуществе умершей женщины. Я отвернулась, когда Грэй отцепил ее сумочку и сел рядом со мной. Расстегнул молнию.

— Эврика! — Он вытащил маленькую бутылочку воды. Сделал глоток, потом отдал ее мне, и я тоже отпила немного.

Потом он достал пачку розовой жвачки «Бабл гам», мятую, полурастаявшую пачку «Сникерса», гигиеническую помаду, пузырек с таблетками, пачку сигарет и зажигалку.

Грэй рассмотрел пузырек.

— Викодин, — прочитал он.

— Помню, она что-то говорила про операцию на ноге в прошлом месяце.

Грэй кивнул.

— Этот препарат вызывает очень сильную зависимость, — сказал он. Я удивилась, откуда он это знает, но ничего не спросила.

Он взял «Сникерс» и разорвал обертку. Шоколад испачкал его руку.

— Хотите кусок? — сказал он, облизав палец.

— Хочу, — сказала я. Мой желудок урчал все утро, но я старалась не обращать внимания.

Он протянул мне кусок полурастаявшей массы, и я сунула ее в рот. Съев ее, мне захотелось еще, но Грэй убрал «Сникерс» в сумочку.

— Надо приберечь. Может, это единственная пища, которая у нас будет неизвестно сколько времени.

Тут я вспомнила про миндаль и вытащила его из своей сумочки.

— И вот это, — сказала я.

Грэй кивнул. Интересно, подумалось мне, надолго ли хватит этой пачки миндаля из «Старбакс»? Если мы будем есть понемногу, то на несколько дней? Я прогнала эту мысль. Эрик спасет меня.

Но, когда садилось солнце, нас так никто и не спас.

* * *

— Чем так пахнет? — спросила я на следующее утро. В воздухе висел отвратительный запах гнили.

— Трупы, — сказал Грэй. — Мне неприятно говорить об этом, но нам придется выбросить их за борт.

— Но ведь… — Мне это показалось таким жестоким, негуманным. И все же я понимала, что Грэй был прав. Мы не могли дольше плыть по океану с двумя разлагающимися трупами. Кроме того, я заметила, что из тела капитана текла жидкость, и подумала, что мы можем чем-нибудь заболеть.

— Пора, — сказал Грэй. Он подошел к капитану и убрал с его лица полотенце, а после этого стянул с него шорты.

— Что вы делаете? — спросила я с легким ужасом.

— Одежда ему больше не понадобится, — ответил он. — А нам, возможно, да.

Он стянул шорты с ног капитана. Я отвернулась, увидев, что он не носил нижнего белья. Грэй отложил шорты в сторону, достал из них бумажник, потом стащил с мертвеца майку. После этого поднял нагое тело над релингом, и оно торпедой полетело в океан.

Грэй, словно на автопилоте, направился к Луизе.

— Вас можно попросить об одолжении?

— Вы ведь не…

— Нам понадобится все, что угодно, — сказал он, снимая шляпу с ее головы. — Для защиты от солнца и для тепла.

Я посмотрела на ее розовую майку и белые капри. Они были велики мне на много размеров, и все же я понимала, что мы можем согреться ими ночью, как будто одеялом. Прошлой ночью я проснулась, дрожа от холода.

— Хорошо, — согласилась я.

Расстегнув ее штаны, я стянула их с раздутого, с растяжками, живота Луизы. Мне было жутко неприятно это делать. Неприятно видеть, что ее белые трусы были дырявыми. Морщась от отвращения, я сняла капри с ее лодыжек и взялась за блузку. На правом плече я увидела татуировку — внутри сердечка имя Джонни. Я вспомнила про Эрла и удивилась.

Грэй поднял ее и так же, как капитана, бросил в воду. Зловещий всплеск долго звучал у меня в ушах. Эта женщина недавно сидела возле меня, живая, болтала о всякой всячине, ей не терпелось взглянуть на пиратский корабль, и вот она плыла, почти голая, в океане. Корм рыбам.

— Подождите, — сказала я и побежала на нос катера, где видела несколько искусственных цветков, приклеенных к приборной панели. Оторвала красную розу, бегом вернулась к релингу и бросила ее в воду. Роза упала возле Луизы.

— Покойся с миром, — тихо произнесла я.

* * *

На четвертый день мы доели миндаль и остатки «Сникерса». Мы дрейфовали уже так долго, что я утратила представления о том, где мы находимся и что с нами будет. Я наловчилась писать с носа катера и даже ходить по-большому, но все это было ужасно, особенно без туалетной бумаги.

— Вы чувствуете? — спросил Грэй. Я не поняла, о чем он говорил, но он улыбался, значит, это была хорошая новость.

— Что?

— Дождевая капля, — сказал он и раскрыл рот, запрокинув голову.

Мы не пили воду уже день. Моя глотка стала как пергаментная и болела, как будто ее натерли наждаком. Если пошел дождь, это хорошая новость. Очень хорошая.

— Чувствую! — воскликнула я, когда капля упала мне на щеку. — Где ведро?

— Здесь, — сказал Грэй и поднял его. Дождь усиливался. Мы с жадностью смотрели, как в ведро медленно набиралась вода.

Через полчаса дождь перестал, и сквозь тучи снова пробилось солнце. Грэй протянул мне ведро, и я сделала глоток. Пресная вода была божественно вкусной; она омыла мое пересохшее горло. Мне хотелось выпить все, но воды было совсем мало, около дюйма, а Грэю тоже нужно было пить.

— Я не понимаю, — сказала я в тот вечер, глядя на океан. — Мы плыли почти пять дней. Почему мы не видели сушу? Или самолеты? Почему никто не приплыл сюда?

Грэй взялся рукой за лоб.

— В этих историях про Бермудский треугольник что-то есть.

— Можно вас спросить про одну вещь? — обратилась я к нему.

Он кивнул.

— В тот вечер на ужине в ресторане, — осторожно начала я, — вы показались мне таким… подавленным. Почему?

Он нахмурился и долго молчал, потом встал и прошел на нос катера. Потом сел в капитанское кресло и стал смотреть в ночное небо.

* * *

— Лодка дала течь! — воскликнул Грэй на следующее утро. Его слова прозвучали почти как фраза из фильма, герои произносят эти слова, когда сюжет начинает обретать драматизм. Вот только мы не смотрели кино, а жили по этому сюжету, и какие еще неприятности ждали нас по сценарию, неизвестно. Это было кошмаром. Нашим собственным, персональным кошмаром.

Я открыла глаза и опустила ноги на дно лодки. Они погрузились в воду на несколько дюймов.

— Боже! — воскликнула я. — Что происходит?

— Это было неминуемо, — сказал Грэй. — Я знал, что удар повредил корпус, но не знал, насколько сильно. Положение ухудшилось.

— Ухудшилось?

— Смотрите, — сказал он, показывая на дальний правый угол катера. — Вода набирается быстро. Мы больше не можем тут оставаться.

Я покачала головой и взглянула на океан.

— Что же нам делать?

Грэй посмотрел на спасательный плот.

— Можно вас попросить?

— Меня? — спросила я. — У меня кружится голова, даже когда я надуваю воздушный шарик.

Он протянул мне плот.

— Вам придется это сделать. — Его тон был серьезным. — У меня астма.

— О, — сказала я, — у вас есть…

— Ингалятор? Да. — Он достал его из кармана и снова убрал. — Я не знаю, сколько мы еще тут пробудем. — Он вздохнул. — Поэтому намерен тратить его как можно экономнее.

Я кивнула:

— Хорошо, сейчас начну. — Я поднесла губы к соску плота и стала вдувать воздух в хлипкое плавсредство. Мне было страшно покидать катер, но Грэй был прав. Вода набиралась быстро. Вот она почти добралась до сидений. Если мы промедлим, то утонем вместе с катером. Я дула все усерднее и останавливалась, чтобы перевести дыхание, только когда у меня кружилась голова.

— Простите, — сказал Грэй. — Жаль, что я не могу вам помочь.

— Все нормально, — ответила я. — Ведь вы не можете.

У меня горели щеки. Я не сомневалась, что у меня лопнули кровеносные сосуды, и я представила себе, как красные паучки прожилок покроют мою кожу. Этот плот был не из тех, какие надувают ртом. На борту должен был быть специальный насос, но Грэй не смог его найти. Впрочем, это не имело значения. Выхода не было, и я должна была надуть эту штуковину. На это у меня ушло два часа. Вода была нам уже по колено.

* * *

Катер тонул.

Грэй бросил на плот одежду, ведро и две бутылки воды. Я забрала содержимое сумочки Луизы, бумажник капитана, на всякий случай, и свою сумочку. Я забралась на плот, Грэй последовал за мной и сел рядом. Плот оказался меньше, чем я думала. Я чувствовала под ногами холодную воду, но знала, что винил скоро нагреется. Солнце пекло немилосердно, и мы не успеем оглянуться, как будем обливаться потом.

Грэй оттолкнулся веслом.

— Стойте! — воскликнула я. — Моя камера. Я забыла фотоаппарат мужа!

Грэй пожал плечами:

— Вы уверены, что вам сейчас понадобится камера?

В чем-то он был прав. Фотоаппарат лишь добавит нагрузку на уже и так перегруженный плот, и все же я поняла, что эта камера была для меня спасательным тросом. С ней мне казалось, что Эрик был недалеко, искал меня. А без нее? Ну, это будет конец всяким надеждам.

— Пожалуйста, я не могу ее оставить, — попросила я.

Грэй пожал плечами, снова взялся за весло и подгреб к катеру. Он уже накренился, готовый скрыться под водой.

— Она там, — сказала я, показав на нос лодки.

Грэй протянул руку, схватил камеру и передал мне.

— Спасибо, — поблагодарила я, когда он снова уселся рядом со мной. — Большое спасибо.

Он просто смотрел перед собой и молчал.

Мы дрейфовали несколько часов. Катер скрылся из виду.

— Вы не хотите сделать снимок? — спросил он.

— Какой?

— Сфотографировать нас. Как мы тут сидим.

— Зачем? — спросила я. Мне не хотелось вспоминать про это потом. Я хотела, чтобы появился Эрик. Я хотела оказаться дома и больше никогда не думать об этом ужасном происшествии. Я даже не была уверена, что захочу потом снова увидеться с Грэем.

— Потому что это будет, возможно, последняя фотография, которую мы сделаем, — сказал он.

И тут до меня дошло. Вот оно что. Это жизнь или смерть. Я посмотрела на Грэя, действительно посмотрела на него. Он слегка улыбнулся мне в ответ, и эта улыбка говорила все — и ничего. На мгновение, лишь на мгновение в его глазах я заметила доброту, которую не видела прежде. Я достала камеру и посмотрела в видоискатель. За его спиной садилось солнце, он сидел в его неярком свете, словно в ореоле.

Конец ознакомительного фрагмента