Я поверила словам ведьмы, что отец примчался к ней, разъяренный. Ведь он сам не в силах вернуть Алию. Это было очень похоже на отца — сколько себя помню, он стал параноиком после той катастрофы, что обрушилась на нас вместе с Аннамэтти. Рикифьор увеличивает его силу. Отец чувствует, что все находится под его контролем, но также становится капризным. Он уже не тот царь, каким был первую сотню лет своего правления.

— Ола, ты должна мне довериться, — говорю я. — Я встречалась с ведьмой, и я ей верю. Нужно попробовать.

— Я хочу попробовать вместе с тобой, — говорит Эйдис. — Сигни?

Она кивает. А потом все взгляды обращаются на Олу. Та убирает выбившийся локон за ухо.

— Ладно.

Эйдис смотрит на меня.

— Каков план, Ру?

— Чтобы добыть цветы, мне нужно отправиться туда одной. Мы не можем вчетвером перемещаться по замку. Даже глубокой ночью — отец это почувствует.

Все трое кивают. А потом Эйдис произносит:

— Сигни и Ола пойдут со мной. Рикифьор купит нам силу ведьмы, но не противоядие. Она захочет еще, — уверенно заключает Эйдис. В свои девятнадцать она считает, что знает больше нас всех, вместе взятых. Может, так и есть. Эйдис касается наших плеч. — Вместе мы узнаем цену морской ведьмы — у таких вещей всегда есть цена.

А потом она смотрит на меня.

— Чем Алия заплатила?

— Своим голосом и, скорее всего, жизнью.

— Нет, если мы сможем этому помешать, — говорит Эйдис и смотрит на циферблат часов в нашей общей спальне. Без четверти полночь. — Давайте собираться. Встретимся у каньона через час, Ру, а потом вместе отправимся будить ведьму. У Алии мало времени.

— Каньона? — спрашиваю я. Довольно странное место для встречи. Трещина, проходящая через ущелье, — как старая рана. Из ее глубин струятся холодные потоки воды. Кроме того, каньон находится в противоположной от грязного логова ведьмы стороне.

Моя старшая сестра кивает. Кончики ее припорошенных алмазной пылью волос блестят как зимний снег на суше.

— У красного коралла. Ты знаешь тот, что выглядит как акула-молот на пике?

— Да, я знаю, но почему?..

— Потому что там я держу то, чем желает обладать ведьма. Откуда, ты думаешь, я добываю алмазную пыль? У меня клад с сокровищами, Ру. — Я всегда полагала, что отец дал ей столь вожделенную пыль, желая выдать замуж следующую из своих преемниц — учитывая всех поклонников, с которыми регулярно встречается Эйдис. Блестящий приз для дочери короля от второй жены.

— Мои алмазы и жемчужины можно заменить. Если ведьма потребует плату для Урды, то может взять мои сокровища. Но никто не заберет мой голос.

***

Семейные сады кольцом окружают территорию. У морского царя дочери от двух жен — от королевы Мэтт, давно ушедшей с отливом, и королевы Бодил, моей матери. Бодил достаточно молодая, чтобы быть ровесницей половины моих старших сестер. У каждой дочери есть свой участок. Мой кусок земли раскинулся вокруг королевских покоев, где патио отца и матери сливается с мягким бирюзовым песком. Это самый большой сад; финальная связь в кольце, развернувшемся, словно часы с короткими стрелками десяти сестер.

Мой сад теперь почти весь в рикифьорах. Они, подобно призракам, покрывают песок. Единственные другие цветы — это розы с преувеличенными колючками по краю стебля. Шипы достаточно острые, чтобы отпугнуть любопытные пальчики одним лишь своим видом. Стражники находятся здесь даже глубокой ночью; втроем, расставленные будто куски пирога. Морские обитатели полагают, что сад так охраняется из-за его близости к королевским покоям. Это действительно подходящая история для прикрытия.

Я стараюсь держаться теней и не привлекать внимания стражников, а также не тревожить магию ауры вокруг рикифьоров — дополнительные меры безопасности. Сердце колотится в груди. На мгновение мои взмахи хвостом слабеют.

Существует так много вариантов, как может рухнуть мой план. Стражники. Магия. Вероятность, что я не знаю Алию так хорошо, как думаю. Но все-таки я продолжаю двигаться вперед. От тени к тени, я пробираюсь через серпантин садовых участков. Радуюсь, когда замечаю перед собой край сада Алии.

Хотя я видела его миллион раз, сердце падает при виде бушующей там жизни. Столько жизни, столько различных цветов: рубиново-красных, желтых, ярких, словно весеннее солнце в небе, бархатно-фиолетовых, облачно-белых. Все они светятся, как новый день, — и такие же яркие, как и Алия. Столь же романтичные, как и она. Такие же полные надежды, обещания и солнечного света, как моя сестра.

Без девушки они умрут. Если не сейчас, то скоро.

Посреди всего этого стоит массивная статуя. Сестра добыла скульптуру после спасения того парня этим летом. Как и его отец, братья и все остальное на корабле, изваяние опустилось на морское дно и погрузилось в песок. Днем позже Алия вернулась туда и вытащила статую. Русалка использовала всю свою магию, чтобы переместить ее с места крушения в этот сад.

Статуя такая же дерзкая, как и тот факт, что сестра притащила ее сюда, утирая нос всем домыслам остальных — даже отцу. Тот, скорее всего, допустил такое только потому, что это ясно демонстрирует глупость Ольденбургов. Статуя должна была заявлять, расположившись на земле: смотрите на будущего короля! Он стоит прямо на носу корабля, выставив вперед ногу и глядя вдаль, обыскивая глазами горизонт в поисках новой земли, которую можно разграбить! — и то же самое она делает и здесь. Это громкое, словно труба, заявление о поступке Алии.

Я прячусь в тени статуи и поднимаю на него взгляд.

— Ненавижу тебя, — шепчу я его глупому красивому лицу.

Статуя с каменным лицом принимает мои слова. Но мне столько всего еще нужно ему сказать. Что король уже разбил сердце сестры и почти уничтожил мое — оно висит на волоске надежды. Что я способна спасти ее этими семенами с помощью морской ведьмы. Что Николас не знает, как ему повезло, — ведь Алия уже влюбилась в него, когда спасала. С большой вероятностью он стал бы костями, как его отец и братья, — еще один подаренный морю Ольденбург.

Что Николас никогда ее не заслуживал и никогда не будет заслуживать.

Оглядываясь и снова убеждаясь в своем уединении, я опускаюсь на землю у ног статуи и начинаю копать. Успех моего плана зависит от пары следующих мгновений.

Хотя Алия и могла вырастить самые красивые цветы, не их она в действительности желала выращивать. Особенно после того, как обнаружила у отца пристрастие к рикифьору. И потому я дала сестре шанс попробовать, незаметно забирая для нее семена. Но, как я подозревала, из них так ничего и не выросло. Я лишь надеюсь, что Алия оставила напоминание, где спрятала и хранила их.

Уже через пару откинутых в сторону горстей песка я чувствую их жар, словно приглушенное пламя солнечных лучей на поверхности. Теплых, но далеких. Внезапно мои пальцы узнают верное направление. Так и должно быть — они имеют дело с магией рикифьора каждый день. Каждое утро перед завтраком я ухаживаю за садом и срываю цветы для ежедневного ритуала отца — стаканчик нектара перед тем, как начать свой день. Это единственная причина, по которой мне удалось подняться на поверхность нынешним утром — я приготовила рикифьор перед отплытием.

Меня накрывает волна облегчения. Тепло семян становится сильнее, а пальцы так и горят, предвкушая прикосновение к ним. Они здесь.

Сердце моей сестры слишком долго за все цепляется — любовь, мечты, надежда и разные вещи. Множество вещей. Ее сундуки полны разных вещичек, найденных, купленных и по какой-то причине любимых.

Мои ногти цепляются за холст. Я тяну его. Высыпается песок и пачкает основание статуи. Конечно же, на подножии написано нелепое имя целиком и предыдущий титул: кронпринц Асгер Николас Бриниульф Ольденбург V. И вот в моей руке больше, чем требуется. Я распускаю веревочки мешочка и заглядываю внутрь. Еще один вздох облегчения сотрясает тело. Она сохранила почти пятьдесят спящих семян рикифьора.

Слава Урде.

Хотя Алия всегда играла идеальных дамочек в замковых лунных пьесах, может, в этот раз дамочке король не понадобится.

— Ты только что спасла саму себя, Алия, — шепчу я семенам.

— Так Алии все же нужна помощь.

Я чуть не роняю мешочек и разворачиваюсь на звук голоса. Я была уверена, что нахожусь здесь одна. Однако перед глазами ома Рагн — Королева-мать Рагнхильдр — моя бабушка. Женщина, научившая меня всему, что я знаю, под звуки моряцких песенок о русалках и их мести.

На ее лице мелькает хитрая улыбка. В последние дни голубые глаза бабушки столь прозрачные, что кажутся почти такими же белыми, как и ее волосы. Но они никогда ничего не упускают из виду. Ни когда речь заходит о ее сыне или обо мне, ни о чем-то другом.

— Поверь мне, дорогая Руна, если твой отец смог почувствовать бегство Алии из вод, даже не проверив ее постель, я тоже об этом знаю. Когда магия покидает воды, те из нас, что пробыли здесь достаточно долго, чувствуют это. — Она говорит так, словно видела события над поверхностью моими глазами — Алия, юноша, ее безнадежная ситуация, — а потом глаза старухи перемещаются на сумку. — Вот так ты собираешься ее вернуть?