Сара Хочмэн

Рассудку вопреки

Пролог

Дивиния безмятежно спала у окна за портьерами в кабинете отца. Девочка проникла сюда, чтобы спрятаться от нянюшки и уроков.

Заболевшая свинкой во время эпидемии в школе, поразившей почти половину учеников, она считала страшной несправедливостью, что должна выполнять домашние задания сейчас, когда ей стало немного лучше, но карантин еще не был снят.

«Должны же быть хоть какие-то привилегии у больных», — решила она. Спрятавшись в укромном месте, где нянюшка наверняка не станет ее искать — в кабинете отца, — она заснула, разморенная солнышком, проникавшим сквозь огромное окно в этот ясный майский денек.

Но поспала она недолго. Девочку разбудил гневный голос отца, обычно добродушного и обаятельного человека: в нем слышалось нескрываемое презрение.

— Явился, чтобы полюбоваться на содеянное? До какой гнусности, Фалкон, ты дошел, — наслаждаешься страданиями своей жертвы!

— Ты сам во всем виноват, Говард.

Мужчина, отвечавший на гневные обвинения отца, говорил так тихо, что она едва слышала его, но почувствовала весомость его слов.

— Но ты поставил меня в безвыходное положение! — возразил отец с негодованием. — Ты отнял у меня все. Мое дело, мой дом, мою…

Боже мой, у меня не осталось даже гордости.

Такие люди, как ты, Фалкон, вызывают у меня отвращение!

Возникшая было мысль выйти с повинной сразу же улетучилась, так как сейчас и речи быть не могло, чтобы обнаружить свое присутствие за портьерами. Едва ли отцу понравится, что она подслушивала, будь то случайно или преднамеренно, судя по всему, этот сугубо личный разговор; несмотря на свои девять лет, она уже поняла всю его серьезность.

Чалфорд, ее родной дом, ее единственное жилище, отнят? И отнял его этот человек, этот незнакомец, которого она не могла даже толком разглядеть?

Она попыталась было рассмотреть его из-за складок темных бархатных штор, но испугалась, что обнаружит себя, высунув голову слишком далеко. Все, что ей удалось, — это мельком увидеть высокого незнакомца.

Он в этот момент посмотрел в ее направлении, как будто почувствовал, что за ним наблюдают, и она быстро юркнула снова за портьеру, затаив дыхание от ужаса, что ее сейчас обнаружат и вытащат из укрытия и на нее обрушится не только нянюшкино неудовольствие по поводу уклонения от нудных уроков, но и отцовский гнев за недостойное поведение. А недовольство отца будет пострашнее нянюшкиных назиданий…

Однако дедушкины часы, стоявшие у стены, отсчитывали секунду за секундой, а за ней никто не приходил, и постепенно ее дыхание выровнялось.

И снова на обвинения отца был дан спокойный ответ.

— Никто не выкручивал тебе руки, Говард, — легко парировал его собеседник. — Ты сделал все сам.

— Ну да, конечно, сам, — язвительно передразнил отец. — Как легко ты расставляешь ловушки для таких доверчивых людей, как я.

— Для таких алчных, как ты, — поправил тот резко, — которые обвиняют всех, кроме себя, единственных и подлинных виновников своих ошибок!

Ее охватила ярость. Как он смел так разговаривать с ее любимым папочкой? Она была готова выйти из укрытия и поколотить его своими маленькими кулачками, требуя, чтобы он извинился перед отцом, самым честным и замечательным человеком на свете!

Но, прежде чем гнев возобладал над здравым смыслом, она услышала ответ своего отца.

— Единственная моя ошибка заключалась в том, что я доверял тебе! — воскликнул он с сожалением. — Убирайся отсюда вон, Фалкон! Чалфорд еще не принадлежит тебе, и до тех пор, пока страсти не улягутся и адвокаты не скажут своего слова, ты — нежеланный гость в моем доме.

А теперь убирайся, Фалкон, — повторил он резко. — И забирай Джанет.

Джанет? С какой стати ее мачеха должна уйти с этим отвратительным человеком, которого так ненавидел ее отец? Ничего не понятно.

— Мне не нужна твоя жена, Говард, — с трудом выговорил незнакомец. — И никогда не была нужна.

— Попользовался, и хватит? — презрительно произнес отец. — Что ж, и мне она больше не нужна!

— Это твое личное дело, — спокойно возразил незнакомец. — Единственное, что меня интересует, — это…

— Знаю, почему ты пришел сюда, Фалкон, — гневно прервал его отец. — Я уже говорил тебе, что благодаря тебе я разорен. Подожди немного, и дом отойдет тебе. И ты каждый раз будешь с радостью вспоминать, каким образом его заполучил.

Дверь с шумом распахнулась.

— Я дважды предлагал тебе убираться. Я зову полицию и выпроваживаю тебя силой. Интересно, как это будет изложено в газетах?

Последовало тягостное молчание, и девочка вновь затаила дыхание, на этот раз непроизвольно. Она не поняла и половины из того, что нечаянно подслушала, но она целиком разделяла чувства отца, требовавшего, чтобы этот Фалкон немедленно убирался из Чалфорда.

— Ладно, — проговорил наконец незнакомец, и послышались его шаги по направлению к двери, которую, очевидно, отец держал распахнутой для него. — Предлагаю поговорить в другой раз, Говард, когда ты будешь более благоразумным.

— А я тебе предлагаю, — гневно бросил отец, — держаться подальше от меня и моей семьи!

Когда незнакомец наконец вышел и дверь за ним со стуком захлопнулась, комната наполнилась какой-то зловещей нескончаемой тишиной.

Девочке хотелось броситься в объятия отцу, сказать ему, что тоже ненавидит этого Фалкона, что не хочет, чтобы ее любимый Чалфорд доставался ему, и что нельзя позволить ему прийти сюда и жить здесь! Но, сделав это, она раскроет свое убежище, вынуждена будет признаться, что подслушала разговор. Между нею и отцом существовало полное взаимопонимание, и она знала, что он снова расстроится из-за всего этого.

Она лучше подождет здесь, пока он не уйдет из кабинета, а затем осторожно выберется из своего укрытия. Было уже около пяти часов, скоро накроют на стол, так что ей не придется долго ждать: отец всегда пил с ними чай в маленькой гостиной.

Дивиния слышала, как он ходит по кабинету; вот он сел за письменный стол и стал выдвигать и задвигать ящики в нем, будто что-то искал.

Затем комната надолго погрузилась в тишину, так что у девочки от неподвижности затекли ноги.

Внезапно, когда она окончательно решила, что пора выходить (будь что будет!), раздался легкий щелчок и тишину разорвал страшный грохот.

В первое мгновение она была оглушена и не могла двинуться с места, затем ее испуг сменился недоумением. Звук выстрела был ей прекрасно знаком: он часто раздавался во время отцовских вылазок на стрельбище. Но отец всегда повторял, что нельзя держать заряженное оружие в доме, и что необходимо убедиться в том, что курок на предохранителе, прежде чем взять его в руки.

В коридоре раздался шум, дверь распахнулась, послышались голоса вошедших, среди которых девочка различила нянюшкин голос, голос Сильвестра, дворецкого и мисс Хол, экономки, — а затем наступило гробовое молчание… возможно, перед тем, как отец сделает им выговор за то, что вошли без стука, что было совершенно недопустимо!

— О Боже…! — вдруг в ужасе простонал Сильвестр.

Странно, почему нянюшка не отчитывает его за упоминание имени Господа всуе. Она так всегда поступала. Эта пожилая уже женщина нянчила в свое время и отца, а сейчас была в преклонном возрасте и досаждала второму поколению своими старомодными нравоучениями.

Однако любопытство брало верх над страхом перед наказанием за отлынивание от уроков. Дивиния не могла дольше оставаться в неведении и, покинув свое убежище, спокойно направилась к письменному столу, рядом с которым столпились вошедшие. Они были в таком шоке, что даже не заметили ее появления. То, что она увидела, подойдя к столу, было чудовищно.

Она застыла от ужаса с широко открытыми глазами и побелевшим лицом. Это… что же это такое?!! Жалкие, ужасные останки человека, которого невозможно было даже опознать. И море крови. Кровь была повсюду. На голубой рубашке, на пиджаке в полоску, который был надет на отце в тот день. На стене…

Она было открыла рот, чтобы закричать, когда осознала, что это был ее отец. И не издала ни звука. Кричала только ее душа…

1

— Я и раньше наряжала невест к свадьбе, — Джоанна в сотый раз любовно расправляла кремовое кружево фаты, — но ты, Ди, выглядишь, ты выглядишь…

Пройдя испытание двумя браками и двумя разводами, циничная по натуре, она тем не менее не смогла сразу подобрать нужное слово.

— Умопомрачительно! — выпалила Келли, ворвавшись в комнату и услышав часть разговора.

— …Совершенной красавицей. — Джоанна, вполне способная говорить без подсказки, выбрала довольно скромное определение. — Однако фасону определенно не хватает изюминки!

— В нем достаточно изюминок, — произнесла наконец Диана, скрытая за облаком кружева фаты, изысканно украшенной жемчугом. — Чарлз будет в восторге, — уверенно заявила она, ободряюще пожимая руку пожилой дамы.

— Ну и отлично! — отчеканила Джоанна, все еще суетясь с фатой, добиваясь абсолютного совершенства линий складок, ниспадающих каскадом поверх золота прекрасных волос Дианы. — Меня преследовали кошмарные сны в связи с предстоящим показом!

— Шла бы ты лучше отсюда, Ди, — предостерегающе предложила Келли. — Прежде чем от Чарлза останутся рожки да ножки!

— И было бы поделом, — злорадно заявила Джоанна. — Я так зла на него за то, что он устроил мне на этой неделе!

Изобразив подобие сочувственной улыбки, Диана в кремовом атласном платье, единственным украшением которого были капли жемчуга, разбросанные спереди на фате и по всему платью, простые линии которого подчеркивали совершенную форму ее девичьей груди, стройность талии и нежную округлость бедер, плавно прошла к двери. Фасон был продуман гениально, платье было вершиной искусства модельера.

— О Господи, от радости совсем забыла тебе сказать! — Келли устремилась к ней в своем тоже изумительном, сверкающем золотом платье. — Наконец прибыл тот таинственный гость, — запыхавшись проговорила она. — Это Рик Фалкон! — В голосе ее звучало торжество, она явно рассчитывала произвести эффект.

Но Келли не могла предугадать, какой эффект произведет это имя на девушку, к счастью, скрытую фатой. Она побледнела, на нее нахлынули жуткие воспоминания, во рту внезапно пересохло.

— Он — отец Криса, — пояснила Келли, не дождавшись ответной реакции от Дианы. — Кристофера Фалкона, — добавила она с недоумением, по-прежнему не получая ответа. — Того, кто посылал тебе красные розы в течение всей недели и нам изрядно надоел.

Диана проглотила комок, застрявший в горле, пытаясь справиться с овладевшими ею чувствами. Она была в шоке от внезапного сообщения…

Впрочем, девушка знала, что рано или поздно ей придется встретиться с ним, и надеялась, что сумеет достойным образом подготовиться к встрече, но не думала, что все произойдет так неожиданно. Она даже не подозревала, что ему было послано приглашение. Впрочем, он мог явиться и без приглашения. Чарлз обязательно предупредил бы ее о таком важном госте. Нет, Рик Фалкон устроил это в последнюю минуту, что на него было так похоже. Если он чего-то хотел, перед ним не было преград. Такому человеку, как он, ничего не стоило явиться сегодня незваным.

На лице Келли отразилось недоумение.

— Диана…

— Не отвлекай девочку, ей предстоит выход, — с отчаянием в голосе вмешалась Джоанна. — Слышу, что Чарлз уже заканчивает. Одному Богу известно, что он сделает, если Диана не выйдет вовремя!

— Провидение не допустит опоздания невесты, — сухо возразила Диана, полностью справившись с нахлынувшими воспоминаниями. Рик Фалкон — обыкновенный человек, самонадеянная манера только скрывала его слабости. У нее уже был опыт общения с одним из таких мужчин.

Но ей нечего бояться — он был бессилен причинить вред, моральный или физический.

— Никто не останется равнодушным, — пророчески заявила Джоанна.

Даже ее очерствевшую и закаленную душу глубоко взволновала девственная прелесть стоящей перед ней в одеянии невесты Дианы.

Девушка одарила ее благодарной улыбкой, грациозно выходя из комнаты; слышались приглушенные голоса зрителей в зале. Она приготовилась к выходу, чтобы предстать перед ними с профессионализмом манекенщицы, выходящей на подиум по незаметному сигналу и не замечающей восхищенных возгласов. Диана спустилась вниз по дорожке, как было ведено Чарлзом.

В зале наступила полная тишина, так что даже Чарлз, гениальный автор этого туалета, обычно известный своей разговорчивостью, не нашелся, что добавить к уже объявленному: «Божественная невеста».

Всю неделю на этом Парижском показе мод Диана демонстрировала исключительно «Бьюти коллекшн» Чарлза. Но Бьюти была она сама.

Все началось с шутки, придуманной ею вместе с ее менеджером, когда она четыре года назад впервые занялась показом моделей: «Диана Бьюти». Но по мере признания ее коллегами и публикой она получила известность под псевдонимом Бьюти. Эта коллекция, названная в ее честь, была ее собственным триумфом манекенщицы и фотомодели и колоссальным успехом модельера Чарлза Оксли. Свадебный туалет, в котором она появилась в финале, был задуман ею и Чарлзом как последний, завершающий аккорд.

И, судя по ошеломленному выражению на лицах присутствующих, удар достиг своей цели.

Но сейчас Диану интересовала реакция лишь одного зрителя — мужчины, восседавшего в центре зала у самого края подиума в кресле между восхитительной рыжеволосой красавицей и пикантной блондинкой. Это место в течение всего показа моделей оставалось пустым, что раздражало манекенщиц, возвращавшихся за кулисы после очередной демонстрации, чтобы срочно переодеться в новый туалет: неслыханно, чтобы пустовало место на Парижском показе мод. Тем более там, в конце подиума, у всех на виду.

Теперь оно было занято.

Это был он. Рик Фалкон. Или просто Фалкон, как его обычно называли. Стервятник <Falcon — сокол (англ.).>.

Вот кстати.

И Диана хорошо понимала, что сегодня она находится в фокусе его пристального, леденящего душу взгляда. Он смотрел на нее не с восхищением, как другие, а словно прикидывал ей цену; всем своим видом он выражал холодное, презрительное равнодушие.

Фата на Диане служила прозрачной ширмой, то есть она могла сквозь нее наблюдать за окружающими, а с внешней стороны никто, включая и этого дьявола со сверлящим взглядом, выражения ее лица видеть не мог. Ей необходима была эта короткая передышка после того, как она узнала о его неожиданном приходе. Она знала, почему он здесь, знала наверняка, что этот момент наступит в конце концов. И этот пернатый хищник, покрытый непробиваемой броней…

Фотографии, которые она видела, ни в коей мере не отражали силы, исходящей от него, сидящего так спокойно и уверенно. Светлый дорогостоящий костюм, шелковая сорочка кремового цвета и аккуратно завязанный галстук только оттеняли животную жестокость, которую выражало его лицо. Все это были лишь признаки цивилизации у человека, живущего по своим собственным законам, а не по тем, которые приняты в обществе.

Темные, слегка вьющиеся волосы были аккуратно подстрижены и уложены, подчеркивая совершенную форму головы; темные брови надменно взметнулись над прищуренными глазами стального цвета, причем их яркость подчеркивалась еще и бронзовым загаром. Нос, казалось, был когда-то перебит. «Вероятно, одним из его врагов», — презрительно подумала Диана. Бугорок на переносице придавал ему сходство с клювом ястреба, еще более подчеркивая его репутацию хищника. Тонкие губы, неулыбчивый рот, квадратная челюсть и гордо откинутая назад голова словно бросали окружающим вызов.

Но в планы девушки не входило становиться его очередной жертвой!

Следуя указаниям Чарлза, она торжественно завершила свой проход по подиуму грациозной позой, сконцентрировав на себе все взгляды, затем не спеша подняла изящные, с нежным перламутром на ногтях пальцев кисти рук и отбросила фату с лица.

Как и предвосхищал Чарлз, мгновенно сорвался шквал аплодисментов, все по достоинству оценили великолепную простоту туалета, подчеркивающую прелесть юности, а некоторые дамы даже прослезились от полноты чувств.

Рик Фалкон, как отметила про себя Диана, не выразил никаких эмоций, впрочем, блеск его глаз говорил о том, что происходящее ему не так уж безразлично.

Диана не обманывалась насчет своей внешности, зная, что ее красота сродни бледной английской розе. Однако за последние четыре года ее лицо и фигура принесли ей целое состояние, а фотографы и модельеры убедили ее в том, что ее популярность держится именно на этой хрупкой красоте.

Ее отливающие золотом волнистые волосы, ниспадающие до пояса, нежно обрамляли очаровательное лицо, а зеленые, всегда задумчивые и лучистые, глаза оттенялись густыми черными ресницами. У нее был пикантный носик и полные чувственные губы, маленький волевой подбородок и нежная бледная кожа цвета распустившейся магнолии.

Благодаря своей возвышенной красоте, ценимой во все века, она пользовалась успехом и как манекенщица, и как фотомодель. Но лицо Рика Фалкона выражало равнодушие, словно перед ним на подиуме стояла не красавица в изысканном туалете, а кухарка в грязном переднике. Его серые глаза сохраняли невозмутимое выражение, когда она сначала прошла с одной стороны Тобразного помоста, потом с другой, чтобы продемонстрировать летящие линии шлейфа и развевающиеся золотистые волосы под кремовой фатой.

Диана, как того требовал Чарлз, сохраняла задумчивое выражение лица, а ее руки были соединены как в молитве; длинные свободные рукава удерживались на тесьме средними пальцами.

Это была невеста, с преданной жертвенностью идущая к алтарю.

Молчание нарушалось то здесь, то там восхищенным шепотом женщин, преисполненных ощущением волшебной красоты.:..

Диана, несмотря на то, что полностью была занята демонстрацией, заметила, что рыжеволосая красавица, сидевшая слева от Рика Фалкона, повернулась к нему и, не отрывая от нее пристального взгляда голубых глаз, что-то прошептала на ухо. Эта дама, присутствовавшая на показе мод с самого начала, перешептываясь с Фалконом, положила ему на плечо свою холеную, с ярким маникюром руку, между ними существовали близкие отношения.

Для Дианы это не имело никакого значения, действительно никакого, и тем не менее… За Риком Фалконом всегда тянулась вереница женщин, сопровождавших его со времени его развода десять лет назад, и было маловероятно, что эта особа значила для него больше других, — она же не подозревала, что он мог быть кем-нибудь еще увлечен…

Прежде чем перейти к завершающему, триумфальному проходу по подиуму под оглушительные аплодисменты зрителей, Диана вновь бросила на эту женщину оценивающий взгляд. Она была не так молода, как показалась сначала. Ей было далеко за тридцать, скорее всего, она была ровесницей Рика Фалкона, которому исполнилось тридцать девять, хотя умело наложенная косметика молодила ее, невысокую и изящную, в дорогом туалете из авторской коллекции, что Диана моментально определила наметанным глазом.

Она была, очевидно, одной из утонченных великосветских дам, с которыми обычно заводил романы Рик Фалкон. Несмотря на свою красоту, при разговоре с ним она удостоилась лишь части его внимания, которое было сосредоточено на Диане; это вызывало сомнение в исключительности ее роли в жизни Фалкона.