Алина воздержалась от комментариев, поскольку иначе ей пришлось бы открыть свое истинное лицо. Девушка взглянула на него, и у нее перехватило дыхание, так как в этот момент Маттей Делагриве, близоруко щурясь, достиг лестницы. Сейчас он покатится по ступеням вниз, а возможно, даже полетит кувырком, и тогда окончатся все надежды на протекцию. Уже не говоря о том, что ей было просто жалко такого красивого мужчину.

К облегчению Алины, Делагриве шел вниз по узким, проходящим по спирали ступеням удивительно уверенно и наконец сделал движение рукой, охватывая всю площадь ателье высотой не менее семи метров и полностью застекленное по одной из сторон.

— Так, здесь вы можете действовать. Кроме окон — их моет специальная фирма.

Это было огромное общее помещение без отдельной спальни. Взгляд Алины остановился на кровати. В одно мгновение ее фантазия безумно разыгралась, и она увидела Маттея Делагриве лежащим на простыне. Естественно, голым, а не в своих коричневых брюках и желтой безрукавке. Кто же ложится одетым в кровать… Взгляд девушки метнулся к груди Маттея. Загорелой, со светлыми вьющимися волосами, мужественной и притягивающей…

— Вы, случайно, не видите мои очки, мадемуазель?

Алина смущенно отвела глаза.

— Очки? Ах… нет, простите.

— Тогда поищите их, Божье дитя! — Маттей Делагриве неуверенно двинулся вдоль стеллажа. — Еще раз скажите ваше имя.

— Я…

— Ну, в общем-то все равно, я никогда не запоминаю имен, — прервал он Алину и низко согнулся над уставленным различными безделушками столом. — Для простоты буду звать вас «Тутси»… Поскольку так зовут мойщика окон, то я смогу не перестраиваться.

— Что? Мойщика окон зовут «Тутси»? — удивилась Алина.

— Ну, скажем так, он мог так назваться… мне и тем, с кем имел дела… причем, со мной, естественно, у него ничего не было… Вы действительно нигде не видите мои очки?

Алина тряхнула головой. Что за человек! Слеп, как дождевой червь, и не способен запоминать имена. То, что он не имел никаких дел с мойщиком окон, ее мало утешило. Как и то обстоятельство, что она встретила такой в высшей степени доброжелательный прием лишь потому, что Делагриве увидел в ней новую уборщицу, причем «увидел» — громко сказано. Все крайне усложнялось! Во всяком случае, Алина предчувствовала, что дружелюбность хозяина исчезнет, как только она откровенно расскажет об истинной причине своего появления.

— Я… я… ах…

— Да? — Маттей посмотрел в ее сторону, ориентируясь, скорее, на голос. — Где вы находитесь?

— Здесь! — Алина взмахнула руками.

— Ах так… Я считал, что это торшер… Что вы собирались сказать?

Алина закусила губы.

— Я… я… я не хотела бы, чтобы меня звали, как мойщика окон.

Маттей потер подбородок.

— Очевидно, вы правы… Я буду звать вас «Сокровище»! Вы ничего не имеете против «Сокровища»? Когда-то у меня был хомяк с таким именем. Или против такой клички тоже возражаете?

Алина протестующе подняла руку.

— Нет, нет, теперь все в порядке… А что стало с хомяком?

— После того, как я трижды садился на него, я решил сохранить жизнь «Сокровищу» и подарил его. Новый владелец очков не носил.

— Я так и подумала. — Алина рассматривала ухмыляющееся и слегка неуверенное лицо Маттея, и вдруг ее осенила гениальная идея. Она обнаружила стоявший у окна его стол для рисования, на котором, само собой, царил беспорядок. Поскольку Делагриве плохо видит, она может разложить на столе собственные рисунки. Затем найдет его очки, и в тот самый момент, когда он начнет их надевать, укажет на свои рисунки и гордо заявит, что хотела бы получить его протекцию. Естественно, Делагриве от ее творчества пришел бы в полный восторг, и тогда, надо надеяться, ей был бы обеспечен доступ в редакции крупнейших газет!

Сказано — сделано. Алина открыла свою папку, выудила лучшие рисунки и положила их сверху работ Маттея.

— Вы еще тут? — услышала она его нерешительный голос.

— Да, естественно. — На стол порхнул последний лист.

— Что… что вы там делаете? Очевидно, копаетесь в моих рисунках? Я этого не люблю. Вы никогда не должны убираться на моем рабочем столе.

— Это я вам гарантирую, не беспокойтесь, господин Делагриве. — Алина еще раз с удовлетворением посмотрела на свою композицию рисунков. Превосходно! — Я только распаковала свои вещи.

— Вы что, принесли с собой все, что необходимо для уборки? Очень интересно. Вы как художник, который всегда пользуется определенной кистью.

— Примерно так. — Алина осмотрелась. Сейчас ей обязательно нужно было найти очки Делагриве. Тогда, наверное, они лучше бы поняли друг друга. Только где же они?

Маттей Делагриве кивнул в ее направлении.

— Вы все еще только топчетесь на месте, мадемуазель. Не хотите ли наконец что-нибудь сделать?

— Конечно, я уже начинаю. — Проклятые очки! Алина стала лихорадочно искать, сняла с дивана подушки, сложила несколько разбросанных вокруг газет, посмотрела под стеллажами и до такой степени осмелела, что даже подняла подушки и одеяло на его кровати.

— Эй, стойте! — Делагриве протестующе поднял руку. — Зачем вы роетесь в моих вещах?! Если пытаетесь найти деньги, то вам не повезло. Я никогда не держу дома денег и…

— Я ищу ваши очки, а не деньги! — Алина возмущенно повернулась к нему. — За кого вы меня принимаете?

У Маттея опустились плечи, а лицо стало виноватым и еще более симпатичным.

— Сожалею, мне не стоило этого говорить. Извините меня! Я опять срываю на вас свое скверное настроение. — Он указал на диван. — Взгляните еще раз, могу ли я сюда сесть, нет ли тут очков.

— Садитесь, — пробормотала Алина обескураженно. — Я уже там посмотрела. Вспомните, где вы в последний раз ими пользовались?

Он беспомощно пожал плечами и опустился на диван.

— Ну, здесь, в квартире…

— Я имела в виду, что вы при этом делали.

Маттей еще раз пожал плечами.

— Не имею понятия. Вы знаете, я не обращаю внимания на такие мелочи.

Он не помнит ни имен, ни того, что делал пять минут назад, — такой человек хорош только за чертежной доской или за мольбертом, когда создает свои прославленные на весь мир комиксы и карикатуры. Взгляд Алины, став отрешенным, снова скользнул в сторону кровати. И тут же в голову пришли соответствующие мысли: очевидно, этот человек, кроме изумительного таланта рисовать, имел и другие, заслуживающие внимания способности…

— Забудьте наконец об очках! — Хотя Маттей Делагриве, очевидно, взял себя в руки, в его голосе все же звучали нотки раздражения. — Соберите свои причиндалы и начинайте.

У Алины больше не было возможности продолжать этот маленький фарс и представляться уборщицей. Но еще один шанс остался.

— Я сейчас принесу пару вещей из вашей кладовки, господин Делагриве. И снова вернусь.

Она торопливо поднялась по лестнице в настойчивой решимости осмотреть также такие невероятные места, как ванна, сахарница и холодильник, где могли оказаться его очки. И этого человека она, как и все окружающие, считала таким замечательным!

Алина уже безуспешно обыскала кухню, и стоило ей в отчаянии перейти в ванную, как она услышала внизу грохот. Девушка сразу поняла, что произошло: господин Делагриве снова зацепился за что-то из мебели и упал.

— Вам больно? — крикнула Алина, в растерянности развинчивая и завинчивая тюбик зубной пасты, прежде чем до нее дошло, что очки определенно не могли попасть туда.

— Нет, мне больно по другой причине, — раздался снизу раздраженный голос Маттея. — Когда я представляю себе, сколько я уже должен вам заплатить за то, что вы ничего, даже самую малость, не сделали!

«Хватит», — подумала Алина. Она решительно вышла из ванной комнаты и уже хотела было сбежать вниз по лестнице, как вдруг замерла перед открывшейся ей картиной. Маттей Делагриве стоял низко согнувшись перед своим рабочим столом и водил кончиком носа от одного ее рисунка к другому, пока не перебрал все листы.

— Ну, как вы их находите? — едва могла от волнения выдавить из себя Алина.

— Я ничего не нахожу! — сердито бросил Маттей. — Мне показалось, будто я положил очки на рабочий стол, но здесь их тоже нет.

— Я говорю не об очках, а о рисунках. — Алина медленно спускалась по лестнице вниз. — Посмотрите все же на рисунки.

— Зачем? Я знаю их. Ведь я сам все это нарисовал. — Он хотел ощупью снова вернуться на диван.

— Нет, подождите же! — Алина торопливо сбежала с лестницы. — Пожалуйста, еще раз бросьте взгляд на эти листы с эскизами. Все они нарисованы мной, и я хотела их вам показать! — Наконец, все открылось! Она глубоко вздохнула. — Вы ведь специалист в этих делах!

Маттей Делагриве, вздохнув, вернулся назад к столу, его кончик носа снова стал медленно, как указатель пути, перемещаться над эскизами, затем он выпрямился.

— Славно, — произнес он и недовольным движением руки отстранил Алину от стола. — Несмотря на это, вы все же должны начать убираться. С тряпкой для пыли вы определенно добьетесь больших успехов, чем в поиске пропавших очков… или чем с карандашом, насколько я вижу.

— Ах вот как! — Алина возмущенно подбоченилась. — Сначала вы утверждаете, что практически ничего не видите, а сейчас вдруг обсуждаете качество моих работ!

— Мадемуазель, вы здесь…

— Я здесь, чтобы услышать объективную оценку моих рисунков, и не хочу, чтобы вы сравнивали их с тряпкой для пыли или с мусорным ведром.

— Этого я не делал, но… — Маттей умоляюще поднял руки. — Но не хотите ли вы наконец приступить к работе?

Алина проигнорировала внутренний голос, шептавший ей, что надо уступить. Если нужно, она могла бы ему убрать всю квартиру, вымыть посуду и даже застелить его постель. Главное — остаться в пентхаусе до тех пор, пока откуда-то не вынырнут эти проклятые очки и Маттей Делагриве не узнает, что его гостем был гений рисунка.

Однако в гневе Алина проигнорировала свой внутренний голос.

— Как вы можете так говорить об этих эскизах из кафе. Если бы они были такими плохими, то я лучше бы стала убираться, чем…

— Все, сдаюсь. — Маттей плюхнулся на кушетку и, вздохнув, разлегся на подушках. — Я действительно не видел ваши рисуночки… заметил только неясные линии. Пожалуйста, начните с ванной.

«Начни же наконец с ванной!» — снова крикнул ей внутренний голос, но Алина его не слышала.

— Подойдите сюда, господин Делагриве! — Она стояла у его рабочего стола. — Даже если вы сильно близоруки, нужно только приблизиться поближе, чтобы…

— Я даже не могу приблизиться, ведь я так близорук. — Он резко сел и снова опустил ноги на пол, однако вовсе не собирался направляться к столу. — А если вы не пойдете на свое место в ванную и не начнете убираться…

— Я не пойду в вашу ванную и не буду убираться, господин Делагриве!

—…тогда убирайтесь, вы уволены!

— Ошибка! — Алина глубоко вздохнула. — Вы не можете меня уволить, потому что еще и не приняли на работу!

— Ерунда! Это казуистика! — Его щеки потемнели от досады, а на виске запульсировала жила. Алина часто читала в романах, что если мужчина гневается на женщину, то в этот момент выглядит для нее много привлекательней. Это целиком относилось и к господину Делагриве. Из-за потемневших глаз и решительной складки вокруг рта он прямо-таки излучал возбуждение и энергию очарования. — Ерунда! — повторил он раздраженно и этим вырвал Алину из мира фантазий. — Нанял ли я вас непосредственно или через агента, все равно убирайтесь. В любом случае, вы…

— Никто не нанимал меня в уборщицы, господин Делагриве! — Если бы в эти решающие секунды он был в очках, то Алина, вероятно, чувствовала бы себя значительно увереннее. Как она могла произвести впечатление своими работами, если он даже не смог их увидеть? — Вы ошиблись во мне, ведь я успешно окончила Академию художеств и сейчас стремлюсь к карьере карикатуриста. А рисунки принесла как доказательство того, что я достойна, чтобы вы рекомендовали меня на работу в редакциях газет. — Алина, широко взмахнув рукой, указала на лежащие на столе листы.

Маттей же Делагриве взглянул в противоположную сторону.

— Быстро складывайте свои вещи и убирайтесь из моей квартиры!

Алина уставилась на него с открытым ртом.

— Это… это несерьезно с вашей стороны, — испуганно произнесла она через несколько ужасных секунд.

— Нет, это серьезно! Вон отсюда!

— Я помогу вам найти очки, — умоляюще предложила она. — Если бы вы только могли увидеть мои работы…

— Нет!

— Я охотно оставлю рисунки и приду завтра снова! Ведь когда-нибудь должны же найтись эти идиотские очки и…

— Нет!

Алина глубоко вздохнула.

— Означает ли это, что вы ни в коем случае не хотите оказать мне протекцию?

— Да, это так. Вон!

Разочарованно взглянула она на руку Маттея, которая, несмотря на все недостатки зрения, указывала точно на выход.

— Если бы вы могли хоть что-то увидеть, то не стали бы так обращаться со мной, — пробормотала Алина, собирая свои листы с эскизами.

— Вон!

— Вы делаете большую ошибку. — Прижав папку к себе, Алина поднялась по лестнице, идя за Делагриве.

— Не думаю, — сердито ответил он. — Каждый год выпускники пытаются с моей помощью попасть в какую-либо редакцию. Жаль, но ваш трюк не удался. — Он распахнул настежь входную дверь. — Вон!

— Но… ведь я даже еще не вошла, — пробормотала, запинаясь, стоящая перед дверью пожилая женщина в голубом фартуке поверх серого платья, с ведром для мусора в левой руке и со щеткой на палке в правой. — Я уборщица, которую агентство…

— О нет, не стоит продолжать фокус, дорогая! — Маттей Делагриве вытолкнул Алину в коридор и с осуждением уставился на находящуюся в полном замешательстве уборщицу. — Здесь у вашей предшественницы уже не вышла эта шутка. — Он показал на щетку. — Возьмите свои эскизы и исчезните вместе с мадемуазель. Я не хочу никогда видеть вас у себя.

Дверь захлопнулась, и пожилая уборщица, недоуменно качая головой, зашагала вместе с Алиной к еще стоящему на этаже лифту.

— Боже ты мой, как же я рада, что еще не начала здесь работать, — пробормотала она. — В наши дни эти агентства направляют нас к действительно невыносимым людям. Вы не едете со мной вниз?

Алина отрицательно покачала головой. Ей было необходимо утешиться, а что могло быть лучшим утешением, чем коньяк у Рууда Хуттмана?

— Ого! — сказал Рууд после первого взгляда на лицо Алины. — Вы знаете, где стоит коньяк. Обслужите себя сами!

— Все так хорошо начиналось, — уныло пробормотала Алина, вошла в забитую вещами и книгами комнату и поведала о происшедшем, поглощая бальзам души. — Почему он так не вовремя потерял свои очки? — жалобно закончила девушка.

Рууд Хуттман удобно уселся в любимом кресле и грел коньячную рюмку в морщинистых руках.

— Мой врач рекомендовал мне небольшие экскурсии при хорошей погоде… С тех пор я люблю проливные дожди и ледяные метели.

Алина удивленно подняла брови.

— Что вы хотите этим сказать?

— Никто не хочет того, что уже получил. Всегда желаешь нечто иное. Если бы господин Делагриве уже оказал вам протекцию, то, вероятно, в настоящее время у вас были бы совсем другие цели.

Она обескураженно сделала протестующий жест.

— Как никому неизвестная начинающая художница, я не могла желать для себя ничего большего, чем протекция Маттея Делагриве.

Рууд вздохнул, смакуя аромат нагретого коньяка.

— Хорошо, тогда еще одна история. Я четыре раза вступал в брак, последний раз — в шестьдесят пять лет, и думал, что нет ничего более прекрасного, чем брак с этой женщиной. Но теперь… — Его узкие плечи поникли. — Она принесла мне дорогой развод и двух поздних сыновей, которые получились такими красивыми, что должны были бы стать гомосексуалистами… Но, очевидно, еще станут!

— Эта история тоже не подходит! — Алина, слегка улыбаясь, поднялась. — Хорошо, дорогой развод смог бы меня предупредить, чтобы я не ждала от господина Делагриве ничего хорошего, но все-таки вы имеете от этого брака двух сыновей, которыми, очевидно, гордитесь. — Вздохнув, она пошла к двери. — Кто знал, что я из первого «брака» с Делагриве не смогу получить ничего положительного, кроме развода…

— Подождите! — Старик поправил свои очки, покопался на полке и достал маленький томик И.Б.Зингера. — Возьмите это с собой. Очевидно, сегодня у вас было мало радости. Теперь можно считать, что день не прошел совсем уж напрасно.

Девушка сунула книгу в карман жакета, наклонилась и поцеловала в щеку своего нового друга.

— Благодарю за все, господин Хуттман, и пожелайте мне удачи в будущем.

— Я весь остаток своей жизни буду желать вам только хорошего, — поклялся старик, прежде чем тихо закрыл за Алиной дверь.

3

Тетка заглянула в комнату Алины с таким видом, как будто только что ей сделали более чем безнравственное предложение. Но, если бы такое действительно произошло, она, вероятно, выглядела бы более дружелюбно.

— Тебя к телефону, — крикнула она, и по ее тону было ясно, что она рассматривает как фантастическое бесстыдство то, что живущему в ее квартире могут звонить по телефону.

— Благодарю вас, дорогая тетя, — сладким голоском пропела Алина, знавшая, что подобная дружелюбность меньше понравится ее тете, чем раздраженный ответ. — Кто это?

— Мужчина… — В теткиных устах слово «мужчина» прозвучало, как ругательство. — Старый мужчина… очень старый мужчина.

«Рууд»! — сообразила Алина. Отказавшись от дальнейшей дискуссии с теткой, она проскочила мимо нее и в передней схватила телефонную трубку.

— Алло! Алина у аппарата!

— Ну, наконец-то, — послышался хриплый голос Рууда Хуттмана. — Я уже думал, что не доживу до того момента, когда вы подойдете.

— Вы больны? — обеспокоенно спросила Алина.

— Не больше, чем при вашем последнем посещении, но в моем возрасте не рассчитывают на длительные промежутки. Слушайте, Алина, я, похоже, узнал для вас еще одну возможность проникнуть к господину Делагриве.

— Буду у вас через полчаса, — восторженно воскликнула Алина и бросила бы трубку, если бы не услышала громкое «Стойте!»

— Да, что еще? — спросила она взволнованно.

— Вы не думаете, что Делагриве может вас узнать?

— Определенно нет, ведь он без очков слеп… — Она замялась. — Самое большее, что он может узнать, так это мой голос.

— Нет проблем, Делагриве как-то мне сказал, что он не запоминает голоса.

— Что же вообще в силах запомнить этот человек?

— Приходите как скромная секретарша. Вы уже знаете, что я имею в виду. — Не ответив на ее реплику, Рууд Хуттман положил трубку.

Алина стала лихорадочно соображать, что же из ее вещей соответствует наряду скромной секретарши. Она выбрала костюм из пепиты мышиного цвета в мелкую клетку с накладными карманами и шляпку из такого же материала в форме горшка с полями. Этот туалет, подаренный ее мамой для «важных случаев», Алина никогда не надевала, так как он казался ей слишком скучным.

— Превосходно! — Рууд засиял, увидев Алину перед собой. — Вы выглядите просто ужасно!

— Благодарю! — Она прошла в его комнату и кивнула, когда он указал на бутылку с коньяком. — Моя мать была бы возмущена подобной оценкой. Она достаточно часто внушала мне, что этот костюм очень дорогой.

— Дорогой, но ужасный, по меньшей мере, для такой молодой женщины, как вы. — Рууд подсел к ней и наклонился вперед.