— Не хотите ли посмотреть мою террасу? — предложил Маттей, который тоже пытался задержать ее. — Это очень красивая терраса. На ней можно загорать полностью… я имею в виду… полностью одетым, или при желании не совсем…

Алина почувствовала, как заполыхали ее щеки.

— Никто из чужих не может заглянуть сюда, разве что пролетая на вертолете.

Девушка кивнула. Теперь уже горели не только щеки, но и вся она, словно попала в костер. Ее фантазия снова сделала резкий скачок и разыграла перед ней сцену, как Маттей Делагриве лежит, потягиваясь, на своей террасе, естественно, не совсем одетый. Солнечные лучи плавают по его коже и… Сильно споткнувшись о порог террасы, Алина вырвалась из мира грез.

— Осторожно, ступенька… — тихо сказал шедший за ней Маттей.

— Да, я заметила, — ответила Алина и уставилась на шезлонг, удобный, широкий и с красивой обивкой. «Итак, здесь он лежал, здесь снимал рубашку, расстегивал пояс своих брюк, затем пуговицу на поясе и молнию…»

Алина вздрогнула, услышав сзади себя треск раскрываемой молнии. Она повернулась и широко раскрытыми глазами уставилась на большую парусиновую сумку, принесенную откуда-то Маттеем. Он поставил ее на стоящий на террасе стол и, вынув пестрое купальное полотенце, расстелил его на шезлонге.

— Такая замечательная погода. — Его улыбка была неотразимой. — Если уж вы пришли, то приглашаю полентяйничать пару часов на природе.

— Прекрасно, — тихо промолвила Алина. — Действительно очень хорошо… — Она отвела взгляд от Маттея и подчеркнуто внимательно стала созерцать открывшийся перед ней вид центра города.

— Когда вы захотите… — Его голос звучал как-то глухо. — Вы можете загорать в любое время. У меня здесь есть второй шезлонг и еще одно банное полотенце.

— Благодарю, не сегодня, — вежливо отказалась девушка. — Я должна еще много сделать дома. — Она поздравила себя с первым разумным ответом за этот день. «Если бы я сейчас осталась и мы оба разлеглись бы на солнце, Маттей, возможно, разделся бы до плавок…» Алина не могла понять, что с ней такое случилось, почему она так чувственно реагирует на этого мужчину. Это было так не похоже на нее! Очевидно, вызвано теплой погодой или какими-то флюидами в воздухе, а может, радостью по поводу работы у своего божества. Во всяком случае, здесь она больше не должна оставаться.

— Жаль… — Делагриве снял очки и потер переносицу. И, когда без очков он посмотрел на Алину тем же нежным туманным взглядом своих темных глаз, ее решимость уйти резко пошатнулась. — Я провожу вас. — Он снова надел очки и указал ей на дверь террасы. Пройдя вперед, Алина снова споткнулась о выступающий порог. — Осторожно, ступенька, — предупредил Маттей и представил себе, как она начинает падать и опрокидывается назад в его предупредительно подставленные руки. Он бы прижал ее к себе и сразу же поцеловал, и пока она была бы в его объятиях вернулся с ней на террасу к широкому шезлонгу, где их не смог бы увидеть никто из посторонних. Алина бы разделась и на ее кожу, которая замурована сейчас под этим кошмаром из пепиты, упали бы яркие солнечные лучи. Но, чтобы девушка не обгорела, он своим телом создаст тень, когда наклонится над ней…

— Здесь выход! — Голос Алины вернул его к действительности.

Маттей в смущении остановился, заморгал и торопливо повернулся к Алине, поднявшейся уже до половины лестницы.

— У вас удивительные способности ориентироваться, Алина! — Он приветственно поднял руку. — Тогда до завтра!

— До завтра! — Она поднялась с последней ступеньки на галерею, посмотрела через перила вниз и улыбнулась стоящему там Маттею. В какой-то момент ей до сумасшествия захотелось, чтобы он вернул ее под каким-либо предлогом и превратил ее тайные фантазии в реальность. Но поскольку Делагриве лишь улыбнулся ей, Алина тихо вышла из пентхауса, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной.

Маттей тем временем сбросил с себя одежду, чтобы остыть, а затем принять обещанную Алине солнечную ванну. С улыбкой сожаления он посмотрел в низ живота.

— Ты можешь успокоиться, — бормотал он. — Для тебя нет работы.


Простояв несколько секунд у квартиры Маттея Делагриве, Алина направилась к двери Рууда Хуттмана.

Рууд действительно заслужил, чтобы она сообщила ему о своих успехах. В конце концов, ведь это он устроил ей это место.

Когда старик открыл дверь, то увидел сияющую от счастья Алину.

— Вероятно, дело пошло на лад, верно?

Алина поцеловала старика в щеку.

— Я уже, по меньшей мере, одной ногой в святилище карикатуристов. Ногой машинистки, так сказать.

— Удача! За это нужно выпить! Коньяк?

Алина вздохнула. Лишь только она начнет хитростью полученную работу, ей следует воздерживаться от коньяка.

— Что вы делали все это время? Обнимались с дамами? — Алина опустилась в свое кресло.

— Да, и еще начал читать биографию австрийской императрицы Елизаветы. Тоже прекрасная женщина, не осуществившая своих возможностей. — Рууд наполнил две коньячные рюмки и одну из них протянул Алине. — А как вы, прекрасное дитя, использовали ваши возможности?

— На сто процентов! — Алина сияла. — Маттей Делагриве даже предложил мне позагорать на его террасе… ах… я имею в виду…

Рууд, иронически улыбаясь, пропустил двусмысленно звучащую информацию Алины!

— Раньше я любил ходить в бассейн, чтобы загорать. Теперь я больше не рискую… при виде мини-бикини даже у меня возникают греховные мысли. — Он по-доброму взглянул на девушку своими голубыми глазами. — Собственно, я знаю о вас очень мало. В вашем возрасте вы уже могли бы побывать замужем, развестись или…

— Ах, нет! — Алина, смеясь, отвергла эти предположения и подумала, зависит ли ее хорошее настроение от коньяка или от удачной аферы. — Я слишком много занималась своим образованием.

— То есть карандаш для рисования вместо ночей любви? — Теперь Рууду настала очередь смеяться. — Не нужно краснеть, дитя мое. Видите ли, в мое время мужчинам было очень трудно с девицами, потому что те находились, как тогда говорили, «в полной сохранности». К ним просто нельзя было подступиться, а если все же удавалось, то всегда при этом присутствовала мама или тетя. Между прочим, сегодня мужчины снова испытывают трудности, ведь юные женщины думают только о своей карьере.

— Как можно чего-нибудь достичь, если нет хорошего образования? — рассердилась она. — А когда стремишься к учебе, то нет никакого желания тратить время по пустякам.

— Как это верно! Как верно! — Старик наклонил голову, и его лицо излучало искреннюю доброжелательность. — Вам понравился Делагриве? Разве он не симпатичен и не привлекателен?

— О да! Он очень симпатичный и привлекательный мужчина. Просто безумно симпатичный, если вы меня спрашиваете, и… — Алина споткнулась о дружелюбную улыбку, которая расплылась по лицу Хуттмана, отчего его морщины сделались еще более глубокими. Слишком поздно она увидела ловушку, в которую ее заманил Рууд, и в смущении поднесла свою рюмку к губам, однако пригубила только несколько капель.

Рууд Хуттман усмехнулся.

— Я с удовольствием налил бы вам еще, но боюсь, что тогда вы не доберетесь до дома на своих двоих.

Алина ухватила смысл последней реплики, поднялась и направилась к двери, описывая при этом некую извилистую линию, частично из-за выпитого коньяка, частично из-за лежащих на пути книг.

— Впрочем… — Рууд, следуя за девушкой, успокаивающе положил ей руку на плечо. — В действительности, вам не должно быть стыдно за то, что находите Делагриве привлекательным. Как мне кажется, вы не первая женщина, которая так считает.

— Я вовсе не думала, что господин Делагриве до сих пор жил в полном воздержании, — резко ответила Алина и была шокирована своим воинственным, задиристым тоном, которым она выразила жгучую ревность ко всем женщинам, проявлявшим к Маттею Делагриве более чем мимолетный интерес. — Делагриве — мой шеф и только, но я не считаю недостатком работать у симпатичного и привлекательного шефа. — Она хотела ослабить впечатление от своей резкой реакции, однако по довольной улыбке Рууда поняла, что тот вновь ее проверял. А чем закончилась эта проверка, она и сама знала.

Он открыл девушке дверь квартиры, ощупью нашел Алинину руку и запечатлел на ней нежный поцелуй.

— Когда же вы начинаете работать, Алина?

— Завтра. — Девушка попыталась хотя бы при расставании объяснить, что она вовсе не проявляет интерес к своему новому шефу как к мужчине. — И это будет очень напряженная работа, которая вряд ли оставит мне хоть немного времени позагорать, отдохнуть… А если вы сейчас же не прекратите так язвительно усмехаться, господин Хуттман, я больше к вам никогда не приду!

Он сделал чрезвычайно серьезное лицо, и только искрящиеся веселые глаза выдавали его мысли.

— Все же, надеюсь, мы скоро снова увидимся, — произнес старик перед тем, как тихо закрыть дверь. И Алина могла бы поклясться, что она слышала его смех за дверью…

4

Маттей Делагриве провел неспокойную ночь, ночь снов и решений. Как сны, так и решения были связаны с Алиной. В сновидениях, наполненных эротическими фантазиями, они с Алиной проделывали потрясающие вещи.

Пробуждение подействовало на Делагриве отрезвляюще. Алина — его служащая, она работает у него, и поэтому на нее автоматически распространяется табу.

Маттей, лежа в постели, уставился в стеклянную крышу над головой. Он лениво следил за движением белого облака в голубом летнем небе и пытался прогнать Алину из своих мыслей. Безрезультатно промучившись несколько минут, Маттей почувствовал жар во всем теле. Ведь сегодня она должна начать с ним работать! А он лежит в кровати, потягивается и разглядывает облака, до которых ему нет никакого дела!

Маттей бросил взгляд на будильник. Десять часов. Когда она должна быть здесь? В десять? В одиннадцать? Еще ни разу Маттей не проклинал так свою безалаберную жизнь, как в этот момент. До сих пор он жил беспечно, одним днем, и чувствовал себя прекрасно. С этим будет покончено. Алина могла позвонить в любой момент, и он хотел изобразить холодного, соблюдающего дистанцию шефа, который не испытывает никаких чувств к своей сотруднице… При этом, возможно, он будет только в купальном халате или с обернутым вокруг бедер полотенцем… Да, именно так: холодно и соблюдая дистанцию!

Маттей спрыгнул с кровати и помчался вверх по лестнице в ванную. Он залез под душ и запустил воду на полную мощность, потом выскочил из кабинки и распахнул дверь ванной, чтобы услышать звонок. Снова залез под душ и, охнув, судорожно задышал, поскольку на него обрушился ледяной поток. Видимо, отключился нагреватель.

Итак, надо опять вылезать, чтобы установить нужную температуру, потом обратно под душ. Господи, приходится метаться сразу после пробуждения! Как же Маттей ненавидел такую спешку. Когда он окончательно вылез из-под душа, то взглянул на себя в зеркало. Маттей мог этого и не делать, так как забыл очки на тумбочке у кровати. Однако и без очков он смог нащупать пальцами щетину на лице.

Необходимость мчаться вниз по лестнице, хватать очки, снова скакать наверх и торопливо бриться вызвала у Маттея такой ужас, что он решил отказаться от бритья и остаться с «трехдневной» щетиной. Делагриве зарастал так быстро, что утром выглядел так, будто три дня не брился.

Неуверенно ступая по полу босыми ногами, Маттей вылез из ванны и прошел к двери. Почему он не запомнил, когда придет Алина? Вероятно, все же не в десять, иначе она бы так не опаздывала. Очевидно, в одиннадцать. Значит, у него нет времени спокойно выпить чашку кофе, после чего он обычно одевался. Маттей сбежал по лестнице, надел очки и бросил взгляд на безоблачное небо. В такую погоду в пору ходить в шортах и тенниске, а может, даже в плавках, хотя бы в квартире. Конечно, будь он один, то разгуливал бы по своему ателье вообще голым. Но раз такой возможности нет, Маттей решил надеть светлые льняные брюки и белоснежную рубашку с короткими рукавами, которая, правда, перестала быть белоснежной после первого глотка растворимого кофе. Он отхлебнул его в страшной спешке, обжегся и обрызгал рубашку. Кончиками пальцев Маттей попытался стянуть ее, и… в этот момент раздался звонок.

— Этого просто не могло не случиться, — пробормотал Маттей и. подойдя к двери, открыл ее одной рукой, а другой стаскивал рубашку. Алина пришла именно в этот момент, когда он еще не начал переодеваться. Иначе, предстань Маттей перед ней до пояса обнаженным, девушка никогда бы не поверила отговорке о кофейных пятнах!

— Добрый день, господин Делагриве, я… — Алина умолкла, более пристально взглянув на Маттея. — Нужно ее сразу же выстирать, иначе кофейные пятна останутся на вашей прекрасной рубашке.

— Вопрос в другом — сумею ли я удалить кофейные пятна с моей прекрасной кожи. — «Осторожно, — предостерег себя Маттей, — никаких двусмысленных замечаний». — Входите и приготовьте себе чашечку кофе.

Девушка прошла мимо него до кухни и остановилась в дверях.

— Это здесь я должна готовить кофе? — недоуменно спросила она и оглядела еще больший, чем прежде, бедлам. — В этой кухне вообще ничего нельзя готовить, пока не наведен порядок.

— Я знал, что получу нахлобучку… — Маттей посмотрел на нее со смущенной улыбкой. — Я только натяну на себя что-нибудь сухое, а потом приготовлю вам кофе…

Прекрасная белая рубашка с отвратительными пятнами очутилась в баке для грязного белья, и за неимением другой рубашки, соответствовавшей его представлению о внешнем облике шефа, Маттей схватил одну из свежевыстиранных теннисок, висевших на сушке. Когда он вошел в кухню, уборка была в полном разгаре, и у Алины не было времени любоваться тем, как хорошо сидит на нем тенниска.

— Я хотел приготовить кофе. — Маттей указал на чайник и банку с растворимым кофе, но, заметив слишком пристальный взгляд Алины, вдруг почувствовал себя неодетым.

— Я… убираюсь. — Девушка отвела глаза от его плеч и глубокого выреза тенниски и посмотрела на столешницу. Со своими многочисленными пятнами и разорванными упаковками та выглядела не столь интересно, как загоревшая кожа Маттея.

— Разве вы не хотите кофе, Алина?

— Хочу, но не из этой кухни, где царит такой хаос, что вы и сами, наверное, не сможете отличить растворимый кофе от соли и крысиного яда.

Маттей рассмеялся, и лед растаял.

— Я вообще не держу дома крысиного яда и знаю признаки, по которым могу отличить растворимый кофе от других, так скажем, сыпучих веществ. Но, обещаю, видит Бог, — Делагриве ободряюще кивнул Алине, — уборка кухни — последнее, что вы делаете дополнительно! Я бы не хотел услышать от вас потом жалобы, что, мол, использую вас для работы, не имеющей ничего общего с вашими непосредственными обязанностями машинистки. И еще, я сам хотел приготовить вам кофе. Я не принадлежу к числу тех начальников, которые заставляют своих секретарш что-то делать… готовить кофе, например.

«Так и есть, снова дурацкая оговорка, которую она, будем надеяться, не истолкует как попытку сближения или двусмысленность». Маттей не мог увидеть реакцию Алины на свои слова, так как она повернулась к нему спиной, и предпочел закрыть тему. Он уселся за рабочий стол и начал делать эскизы для своих очередных комиксов, то и дело стирая нарисованное.

Когда Делагриве взглянул на часы, было уже почти половина второго. Он удивленно посмотрел наверх, откуда не слышалось ни звука.

— Алина? — Маттей поднялся по лестнице и замер, пораженный, в дверях кухни. Стойки, стол и стулья, мойка и плита… все блестело безукоризненной чистотой. — Так кухня выглядела только в день моего вселения, — пробормотал Маттей, находясь под сильным впечатлением.

Алина, совершенно выдохшаяся, сидела за кухонным столом с чашкой кофе. Она устало улыбнулась ему.

— И так эта кухня будет выглядеть всегда, пока я работаю у вас машинисткой, господин Делагриве.

Он подсел к ней за стол.

— Я все же не могу требовать от вас ежедневной уборки. Об этом не может быть и речи.

— Верно, господин Делагриве, об этом действительно не может быть и речи. — Алина глубоко вздохнула. — С того самого момента, когда вы начнете укладывать использованные чашки, тарелки в посудомоечную машину и нажимать вот эту кнопочку. Когда станете убирать плиту после готовки и будете ставить упаковки с продуктами обратно в шкаф, а пустые пакеты выбрасывать.

Маттей, онемев, взирал на нее, и в нем рос внутренний протест. Однако, увидев усталость на прекрасном лице Алины и непреклонную волю в ее изумрудных глазах, кивнул.

— Алина, вы знаете, какие у вас прекрасные глаза? — вырвалось у него вдруг. — Я увидел сразу же, естественно, как художник, — поспешно добавил Маттей.

Алина допила кофе, улыбнулась ему и демонстративно вложила использованную чашку в посудомоечную машину.

— Благодарю за комплимент. Сейчас я должна приступить к своим непосредственным обязанностям, но до этого хотела бы немного освежиться. — Она вошла в ванную и остановилась у двери. — О Боже…

Маттей заглянул в ванную и увидел там лежащие и висящие повсюду полотенца и рубашки.

— Мне бы никогда не пришло в голову ожидать, что вы и здесь будете убираться, — смущенно пробормотал он, и его дыхание коснулось щеки Алины. — Оставьте меня на пять минут, и я ликвидирую этот беспорядок.

— Даю вам полчаса. — Она направилась мимо него к входной двери. — Я воспользуюсь своим перерывом на обед.


Рууд Хуттман был у двери секунд через десять после звонка Алины и пригласил ее войти.

— Вам повезло, я только что хотел погрузиться в послеобеденный сон, а как только я засыпаю, то уже ничего не чувствую, может хоть дом обрушиться. Как проходит ваш первый рабочий день?

— Я убрала его кухню, — сообщила Алина и решительно замотала головой, когда Рууд указал на бутылку коньяка. — А сейчас он приводит в порядок свою ванную, чтобы я могла освежиться перед тем, как начну работать в качестве машинистки.

— Да, да, когда женщина поймает мужчину в сети… — Рууд не стал договаривать, что тогда произойдет, но по лукавой улыбке и так было ясно. Он бросил взгляд в сторону практически не выключающегося телевизора, и лицо его мгновенно перекосилось.

Алина наклонилась вперед и посмотрела на экран. Передавали сообщение о воссоединившейся Германии.

— Вы что-то имеете против немцев? — спросила она, заметив изменившееся выражение его лица.

Рууд расслабленно откинулся назад и прислонился к спинке кресла.

— Нет, но… от народа, который очень любит тирольские песни, можно всего ожидать… — Он отвернулся от телевизора и посмотрел на Алину. — Я могу сейчас думать только о цитате Брехта: «Еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада…» И при этом я думаю о радикалах во всех странах, которые давят на других. Нужно всегда быть начеку, иначе темные силы могут одержать победу. Ах, я что-то разболтался. Вам же надо возвращаться на работу. Что будете сейчас делать у замечательного Делагриве? Начнете с хронологии: его прежних работ и составления каталога или попытаетесь и дальше его воспитывать?

— У меня даже и в мыслях не было воспитывать Делагриве, — запротестовала Алина. — Почему я вообще должна это делать? Я… — Она умолкла, когда Рууд, дружески похлопав ее по руке, проводил до двери. — Хорошо. Я приду к вам еще, хотя вы коварный старик.