— Ты не неудачница, не безмозглая дура и не идиотка, ты меня поняла? — Он как будто сердится, и не будь его слова такими утешительными, я бы испугалась.
— Хорошо.
— Извини, что я тебе тогда все это наговорил.
— Все в порядке, — лепечу в ответ. Я так ошеломлена его близостью, что нейроны в моем мозгу перестали активироваться. Я чувствую его теплое дыхание, и будь на моем месте другая женщина, она бы точно захотела, чтобы он ее поцеловал. И думаю, он так бы и поступил.
Но я не какая-то другая женщина, я Чарли. Слишком наивная. Слишком неуклюжая. Неразвитая. Ничего из себя не представляющая.
— И извини, что сделал тебе выговор сегодня в клубе. Гаррет и Дрейк слишком многое себе позволяли. Это была не твоя вина.
Что случилось с мистером Большим Боссом? С ним было легче иметь дело, чем с мастером комплиментов и извинений. Я не знаю, что на все это отвечать, поэтому отступаю и выдергиваю руку из его хватки.
— Я понимаю. Да. Спасибо.
— Если Бо хочет свои деньги, он может прийти за ними сам, — добавляет Эмерсон, буквально выплевывая каждый слог, и входит в дом.
Слегка потрясенная, я следую за ним.
Где-то между гаражом и кухней, в которой Эмерсон показывает мне кофеварку и говорит, где брать воду и все остальное, что мне может понадобиться, я вспоминаю о собственном отце.
Похоже, Эмерсон не разговаривал с Бо уже четыре месяца. Я не общалась со своим отцом почти в пять раз дольше. Он не звонит, не шлет текстовых сообщений и не нанимает моих бывших, чтобы попытаться вернуть меня. Он никогда насильно не заставлял меня признать, что я не неумеха.
Позже, когда я собираю документы, мой взгляд задерживается на Эмерсоне, который сидит за рабочим столом. Интересно, что он видит, когда смотрит на меня? Неужели и впрямь лишь молодую девушку, годящуюся ему в дочери?
Затем я мысленно примеряю, что испытываешь, когда такой мужчина, как Эмерсон Грант, смотрит на тебя как на женщину, с которой у него может что-то быть. При этой мысли — что я могу быть его женщиной — в нижней части моего живота тотчас разливается тепло. Каково это — чувствовать его руки на своем теле, его губы на коже? Войти в здание с ним под руку и знать: кто бы ни был вокруг нас, я для него — самый главный человек.
И я перестаю воспринимать его как отца. Теперь я вижу в нем мужчину.
После работы я останавливаюсь у обочины рядом с девушкой-подростком. Она так поглощена своей книгой, что даже не замечает меня.
— Залезай, панкуха.
Моя сестра поворачивается. Она идет из школы домой, и от резких порывов зимнего ветра голубые волосы летят ей прямо в лицо. Обычно я начинаю работать примерно в это время и не могу забрать ее из школы, поэтому Софи приходится идти пешком целую милю.
Забравшись внутрь салона, она смотрит на мой наряд и смеется.
— Ты выглядишь как проститутка.
— Спасибо. А ты похожа на смурфика.
— Спасибо. Как прошел первый день на работе? — спрашивает она, когда я отъезжаю от тротуара и направляюсь к торговому центру в противоположном конце города.
— Было… интересно.
Вообще-то я не намерена делиться с четырнадцатилетней сестрой всеми малоприятными подробностями своей новой работы. Пусть она и мудра для своих лет, но явно не готова к таким вещам. Я решила не разглашать и тот факт, что работаю на отца Бо. Софи никогда не была большой поклонницей Гранта-младшего и вряд ли придет в восторг, узнав, что я работаю на Гранта-старшего.
— Погоди, куда мы едем? — спрашивает она, когда я пропускаю поворот к нашему дому.
— Разве сегодня не выходит этот новый аниме-комикс?
Глаза сестры загораются.
— Это называется манга, и да, он вышел сегодня… но, скорее всего, они уже распроданы.
— А мне кажется, стоит попробовать.
Мы подъезжаем к торговому центру, в котором расположен ее любимый магазин комиксов. И я тотчас жалею о том, что сначала не заехала домой, чтобы переодеться. Снаружи сгрудилась стайка мальчишек-подростков, вступивших в период полового созревания. Это видно по их прыщам, мешковатой одежде, сальным волосам и брекетам.
Ладно. Это ради Софи, думаю я, когда мы вылезаем из машины. Она искоса смотрит на меня. Мы идем к магазину, и мои каблуки цокают по потрескавшемуся бетону парковки.
— Боже, — бормочет Софи себе под нос.
Я буквально кожей чувствую на себе взгляды мальчиков, когда мы проходим мимо. Внутри магазина шумно. От желающих купить долгожданный новый выпуск комикса нет отбоя. Хихикающие девочки в футболках с логотипом «K-pop» и с рюкзаками «Hello Kitty» изучают полки у задней стены, а Софи тотчас же направляется к пустому стеллажу, где, по идее, должна стоять новая книжка.
— Видишь. — Ее плечи опускаются, и мое сердце обливается кровью. — Их явно распродали несколько часов назад.
— Не сегодня, сатана, — отвечаю я, поворачиваясь к грузному бородатому мужчине за прилавком. — Извините меня.
Он поднимает глаза от игровой приставки, которую сейчас разбирает, и застывает. Его взгляд прилипает — в буквальном смысле прилипает — к моей груди. Что неудивительно. Блузка на мне прозрачная, а лифчик черный. Это намеренная демонстрация… Я это знаю, но он смотрит на мои сиськи так, будто они погрузили его в транс и он не способен видеть что-либо еще в торговом зале.
— Привет! — рявкаю я, пытаясь отвлечь его внимание от своей груди.
И как только я собираюсь прикрыть бюст, вдруг понимаю, что это может сыграть мне на руку. Поэтому вместо этого я наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в стеклянную стойку, демонстрируя ему свое декольте во всей красе.
— Боже мой, — снова тихо бурчит Софи позади меня.
— Я могу… Я могу вам чем-то помочь?
— Да, мы с сестрой ищем новую книгу из серии «Wonder Boy Cosmo». Мне кажется, она вышла сегодня. — Я одариваю его ослепительной улыбкой.
— Распродана в десять часов сегодня утром. — На этот раз ему удается посмотреть мне в лицо, но его взгляд прыгает между моими губами и сиськами, словно он смотрит матч по пинг-понгу.
— Вот как? — разочарованно спрашиваю я.
Затем делаю долгий вздох, бросаю взгляд на заднюю часть магазина у него за спиной и замечаю картонные коробки, стопками сложенные вдоль стены. Прикусив нижнюю губу, я смотрю на него сквозь ресницы и спрашиваю:
— Есть ли шанс, что у вас найдется еще один экземпляр для нас? Я очень, очень хотела бы его купить, — гляжу на его бейджик и кокетливо добавляю для верности, — Трэвис.
Он сглатывает, а затем натянуто улыбается. Пару секунд Трэвис, похоже, обдумывает, как ему поступить. Кстати, этот парень довольно красив. Если бы он подстриг свою лохматую бороду и причесался, это пошло бы ему только на пользу. Кроме того, у него приятная улыбка. Которая становится шире, стоит ему заметить мой взгляд.
— Хорошо, пойду посмотрю в подсобке.
Он на какое-то время уходит. Я поворачиваюсь к Софи, но та лишь с невозмутимым лицом качает головой и рассматривает полку с игрушками от «Funko Pop».
Через несколько минут Мистер Борода возвращается, заложив руки за спину. Наклонившись ко мне через прилавок, он передает мне толстую книгу с яркой иллюстрированной обложкой, на которой изображена собака, похожая на корги в костюме космонавта.
— Я вам этого не давал, — заговорщицки шепчет он.
— Трэвис, вы самый лучший!
Наклонившись вперед, я быстро целую его в щеку и оставляю на ней отпечаток алых губ. Он краснеет. Спрятав книгу от девушек в задней части магазина, я вытаскиваю свою кредитку и осторожно протягиваю ее ему. Продолжая улыбаться, Трэвис отдает мне чек и желает нам хорошего дня.
В машине Софи улыбается своей новой книге, и моя душа поет от радости.
— Боже мой, ты проститутка, но я не жалуюсь!
— Я не проститутка!
— Ладно, просто продолжай одеваться в том же духе.
Мой смех стихает. Я думаю о том, что Гаррет сказал сегодня в тронном зале. Чего тут стыдиться? Все это делают. Всем это нравится. Напрасная трата хорошей жизни — притворяться, что это не так.
Я никогда не считала себя сексуальной, но не могу отрицать, что мне было приятно сидеть на этом троне и думать о ком-то — определенном ком-то. О том, как он находил бы способ доставить мне удовольствие, пока я находилась там. В магазине мне было приятно чувствовать на себе восхищенные взгляды, знать, что я могу использовать свое тело с выгодой для себя. Чувствовать себя комфортно и щеголять своими достоинствами. Знать, что, пусть я и не стройна, как прутик, а моя кожа далеко не идеальна, это не значит, что я не могу быть сексуальной.