А может, больше чем друг

Несмотря на дурацкие волосы

и тонкую кость,

Ясмин — отнюдь не хрупка и прозрачна.


Она кроет матом

любого, кто позволяет себе

косой взгляд,

и грозится переломать пальцы

одному старшекласснику,

который посмел усмехнуться.

У Ясмин нет свиты,

как у самых красивых девчонок –

грудастых блондинок с упругими попами, –

но все же никто с ней не спорит.


Похоже, у нее всего один друг –

а может, больше чем друг, –

парень по имени Джон.

Он подходит к нам на ИЗО,

протягивает руку и смотрит на нас с Типпи

по очереди,

как будто мы с ней и впрямь –

два человека.

ИЗО

— Ненавижу школу, — говорит Джон,

зевая и раскатывая шмат серой глины

в плоский блинчик.


Глаза у него цвета лесного ореха,

спокойные.

Стрижка короткая,

почти армейская.

Руки усыпаны крошечными тату –

звездочками, которые так и мерцают,

когда он мнет глину.

— Зато со мной можешь видеться каждый

день, –

сипло вставляет Ясмин

и мучает свой кусок глины,

превращая его в кривой горшок.


— Меня зовут Типпи, а это Грейс, — говорит

сестра Джону,

вещая за нас обеих.


Но я бы хотела

представиться сама.


Я хочу, чтобы Джон

услышал мой голос

(пусть он такой же, как у сестры).


Я хочу, чтобы он смотрел на меня,

как сейчас смотрит на Типпи:

спокойно

и без малейшего намека

на ужас.

На перемене

В комнате отдыха

все сбиваются в кучу

вокруг нас.

Как будто мы — обед,

а они — стая голодных зверей.

Шеи тянутся –

тугие жилы, –

они все хотят нас увидеть.


Хотя мы вроде бы не танцуем

канкан голышом,

а всего лишь стоим,

опираясь на костыли.


Но и этого им достаточно.


Их завораживает наша суть.


Зрители — девушки

с гладкими волосами,

парни

с поднятыми воротничками,

чистыми ногтями,

и все вместе они похожи

на разворот из каталога «Аберкромби

и Фитч».

Все такие гладкие и отутюженные.


Они молчат,

а Типпи говорит,

как нас зовут и откуда мы родом.

Они просто молча смотрят,

как будто не могут поверить

в наше существование.

Наконец Ясмин разгоняет толпу.

— Ну, хватит! — кричит

и ведет нас к пластиковым стульям

у пожарного выхода.


Джон говорит:

— Наверное, со временем вы привыкнете

к тому, что все на вас пялятся.


— А ты бы привык? — вопрошает Типпи.

Я обмираю.


Ясмин фыркает.

Джон задумывается.

— Нет, — говорит наконец, –

меня бы это адски бесило.

На уроке французского

Я почти не слушаю, что там лопочет мадам

Байяр

про способ подсчета баллов за семестр.

И ее рецепт chocolatine — шоколадной

булочки –

тоже проходит мимо меня.

Я даже не списываю с доски домашнее

задание,

потому что

справа от меня

сидит Джон

и бомбардирует меня вопросами.

Я словно бы на вечернем ток-шоу,

сижу в эдаком мягком кресле,

а вовсе не на скамье подсудимых –

именно так я себя обычно чувствую,

когда люди устраивают мне допросы.


— У вас два паспорта? — спрашивает Джон.

— Да, — отвечаю. — Правда,

они нам еще ни разу не пригодились.


— И тебе никогда не хочется

врезать сестре?

— Обычно — нет.


— А почему вы только сейчас пошли в школу?

И почему сюда?

— Выбора не было.

— Ясно. Это я могу понять, Грейс.

Стопудово.


Он грызет кончик карандаша

и барабанит пальцами по столу.


— Отсутствие выбора…

это про меня.

Если б не эта школа,

я бы уже очень медленно

катился

в пропасть.

Буфет

Как только мы входим,

Ясмин и Джон

закрывают нас с тыла и спереди,

чтобы мы не особо бросались в глаза.


Мама, папа, Дракон и бабуля

занимаются этим уже много лет:

прячут нас от насмешек

и камер,

потому что нет ничего ужасней,

чем щелк-щелк-щелк

и понимание,

что завтра твое фото засветится

во всех социальных сетях.


Мы берем пиццу,

большой «спрайт» с двумя соломинками

и садимся

за угловой столик

с Ясмин и Джоном.

Перекрикивая гомон и звон посуды,

мы беседуем

не про наш быт

(о процессе совместного мочеиспускания,

например) –

я думала, именно за такими разговорами

мы проведем весь день, –

а про фильмы,

про музыку,

про книги,

про пиво

и про новый учебный год,

про коралловые рифы,

про наши любимые кукурузные хлопья

и про Сатану.


В общем, про всякие глупости.

Когда раздается звонок,

я начинаю гадать:

неужели

мы обзавелись друзьями?

Откуда?

У нас есть двоюродные братья и сестры,

которые нас терпят,

и родная сестра,

которая иногда с нами возится.


Но друзья…


Откуда им было взяться?

Случайно коснуться

Мы с Типпи стоим у шкафчика,

ищем учебник,

когда возле нас останавливается

толстая девица.

Она смотрит в пол.


— Мы мешаем? — спрашивает Типпи.

Девица бледнеет.

— Нет. Мой шкафчик рядом с вашим.

Не торопитесь, — шепчет она.


— Тут полно места, — замечает Типпи,

перенося вес своего тела

в мою сторону.

Девица мотает головой

и немного пятится.


О…


Все ясно. Она же боится подходить к нам

вплотную.

Боится, что если протянет руку

за нужным учебником,

то может случайно

коснуться нас.

Приглашение

— А вы идете после уроков на

самоподготовку? –

спрашивает Ясмин.

Мы даже не знаем, что это

за самоподготовка такая.


— Клево. Тогда айда с нами в церковь.


— В церковь? — переспрашивает Типпи. –

Ну нет. Это не наша тема.


Джон ухмыляется.

— Вы сначала попробуйте,

а потом уж откажетесь.

Вдруг мы вас обратим

в свою веру.

Крещение

Когда нам было четыре месяца,

мама отвезла нас к священнику,

который при виде нас сглотнул

и сказал:

«Мне… надо… э-э…

спросить у старших,

можно ли крестить их по отдельности».


С тех пор мама

в церковь ни ногой.


И мы тоже.


До сегодняшнего дня.

Церковь — это прекрасные руины

Просто груда камней,

разбросанных по участку,

точно детские кубики,

а неподалеку от разрушенной башни

валяется колокол.


Чтобы попасть сюда,

мы прокрались

за зданием лаборатории,

по изломанным тропкам и

через лес

мошкары и колючих кустов.


Церковь стоит на берегу

пруда, заросшего кувшинками.

В таких местах должны

скрываться феи

или серийные маньяки,

но Ясмин говорит:

— Не бойтесь,

нас не убьют.

Мы ходим сюда много лет.

Про это место никто

и не знает.


— Зато можно убиваться сигаретами, –

говорит Джон

и с таким смаком

затягивается,

словно вдыхает не дым,

а чистое золото.


И скоро они оба уже дымят вовсю,

как заправские курильщики.


Ясмин выдыхает в небо облачко дыма

и передает мне сигарету.


Я мотаю головой, но Типпи

тут же хватает тлеющую раковую палочку

и огромными глотками

вдыхает

табак и смолу.


Потом замирает и кашляет

сильно,

чуть не до рвоты.


Ясмин смеется.

Джон чешет голову.


А я ласково хлопаю сестру

по спине,

хотя на самом деле мне хочется,

чтобы она задохнулась.