Глава третья

В последний раз Дьявол был в Марвик-Хаусе в ночь, когда встретился с отцом. Ему тогда исполнилось десять лет — слишком большой, чтобы оставаться в приюте, где он провел всю свою жизнь. Дьявол слышал сплетни о том, что случалось с мальчиками, переросшими приют. Он уже приготовился дать деру, не желая попасть в работный дом. Если все эти истории правдивы, он, скорее всего, умрет, и никто никогда не найдет его тело. Дьявол историям верил.

Каждый вечер, понимая, что это всего лишь вопрос времени и скоро за ним придут, он старательно складывал все свои пожитки. Пару слишком больших чулок, стянутых в прачечной. Корку хлеба или зачерствевшее печенье, припасенное во время обеда. Варежки, ношенные столькими мальчиками, что и не сосчитаешь, все в дырах, так что руки в них уже не согревались. И маленькую позолоченную булавку. К пеленкам, в которых его нашли младенцем, этой булавкой был приколот клочок ткани с вышитой на нем великолепной красной буквой М. Позолота с медной булавки давным-давно стерлась, а ткань, бывшая когда-то белой, посерела — слишком часто он трогал ее грязными пальцами. Но это было все, что осталось Дьяволу от его прошлого — единственный источник надежды на будущее.

Каждую ночь, лежа в полной темноте и прислушиваясь к тому, как плачут другие мальчики, Дьявол считал, сколько шагов ему потребуется, чтобы добраться от своего тюфяка до коридора, а из коридора к дверям. Потом за дверь — и в ночь. Он превосходно умел лазать и давно решил, что пойдет не по улицам, а по крышам — если за ним решат погнаться, то вряд ли отыщут его там.

Хотя вряд ли за ним кто-нибудь погонится. Вряд ли он кому-нибудь когда-нибудь понадобится.

Он услышал шаги в коридоре. Это идут за ним, чтобы отвести его в работный дом. Он скатился с тюфяка, пригнулся, схватил свои вещи и встал, прижавшись к стене возле двери.

Замок щелкнул, дверь отворилась, впустив внутрь полоску света, отбрасываемого свечой — невиданное в приюте зрелище после наступления темноты. Он рванулся с места, проскочил мимо двух пар ног и пробежал уже половину коридора, когда сильная рука опустилась ему на плечо и приподняла вверх, оторвав от пола.

Он лягался и визжал, пытаясь укусить удерживающую его руку.

— Боже праведный, да это просто звереныш какой-то, — произнес глубокий баритон, и Дьявол мгновенно застыл. Он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь разговаривал на таком безупречном, сдержанном английском. Мальчик прекратил попытки укусить и извернулся, чтобы посмотреть на державшего его мужчину — высокого, как дерево, и чище всех, с кем Дьяволу пришлось за свою жизнь встретиться, с глазами цвета половиц в комнате, где они якобы молились.

Дьявол был не особо силен в молитвах.

Кто-то поднес свечу к лицу Дьявола, и яркое пламя заставило его отдернуть голову.

— Это он.

Настоятель.

Дьявол снова повернулся к тому, кто его держал.

— Я в работный дом нипочем не пойду!

— Конечно, нет, — ответил странный мужчина. Он потянулся к узелку Дьявола и развязал его.

— Эй! Это мои вещи!

Мужчина, не обращая на него внимания, отшвырнул в сторону носки и печенье, вытащил булавку и поднес ее к свету. Дьявол пришел в ярость от мысли, что этот человек, этот незнакомец, лапает единственную вещь, оставшуюся ему от матери. Единственную вещь, оставшуюся от его прошлого. Маленькие руки сжались в кулаки, и он с силой ударил нарядного мужчину в бедро.

— Это мое! Не троньте!

Мужчина зашипел от боли.

— Господи Иисусе. Дьявол нанес свой удар.

Настоятель елейным тоном произнес:

— Этому он научился не у нас.

Дьявол нахмурился. Где бы еще он этому научился?

— Отдайте!

Хорошо одетый мужчина поманил его ближе, помахал перед Дьяволом его сокровищем.

— Это дала тебе твоя мать.

Дьявол протянул руку и выхватил булавку из руки мужчины, с отвращением ощущая охватившее его смущение. Смущение и тоску.

— Да.

Кивок.

— Я тебя искал.

В груди Дьявола вспыхнула надежда, жаркая и причиняющая неудобство.

Мужчина продолжал:

— Ты знаешь, кто такой герцог?

— Нет, сэр.

— Узнаешь, — пообещал тот.

Воспоминания — та еще гадость.

Дьявол крался по длинному верхнему коридору Марвик-Хауса. С этажа ниже доносились едва слышные звуки оркестра. Он с десяток лет не вспоминал ночь, когда отец его нашел. Может, и дольше.

Но сегодня, оказавшись в этом доме, где невероятным образом даже пахло так же, он вспомнил каждую мельчайшую деталь той ночи. Ванну, теплую еду, мягкую постель. Словно он заснул — и проснулся в мечте.

Та ночь и была мечтой.

Кошмар начался вскоре после.

Выкинув воспоминания из головы, Дьявол добрался до хозяйской спальни, положил руку на дверную ручку, быстро и бесшумно повернул ее и вошел внутрь.

Брат стоял у окна, небрежно держа в опущенной руке стакан. Его светлые волосы блестели в отблесках пламени свечи. Эван даже не повернулся к Дьяволу, только сказал:

— А я гадал, появишься ты тут сегодня ночью или нет.

Голос тот же самый. Ровный, сдержанный, низкий, как у их отца.

— Ты говоришь, как герцог.

— Я и есть герцог.

Дьявол позволил двери за собой закрыться.

— Я не это имел в виду.

— Я знаю, что ты имел в виду.

Дьявол дважды стукнул тростью об пол.

— Разве мы не заключили пакт много лет назад?

Марвик повернулся к нему в профиль.

— Я искал тебя двенадцать лет.

Дьявол опустился в низкое кресло рядом с пылающим в камине огнем и вытянул ноги туда, где стоял герцог.

— Если бы я только знал.

— Я думал, что ты знаешь.

Конечно, они знали. Едва они достигли совершеннолетия, в трущобы потянулся целый поток мужчин, вынюхивающих и выспрашивающих о троице сирот, которые могли появиться в Лондоне несколько лет назад. Два парня и девушка, с именами, которых не знал никто в Ковент-Гардене… за исключением самих Бесперчаточников.

Никто, кроме Бесперчаточников и Эвана, юного герцога Марвика, богатого, как сам король, и достаточно взрослого, чтобы удачно вложить деньги.

Но восемь лет, проведенных в трущобах, сделали Дьявола и Уита не только могущественными, но и хитрыми, не только сильными, но и грозными, и никто не говорил о Бесперчаточниках, опасаясь возмездия. Особенно с чужаками.

След остыл, вынюхивающие мужчины почти перестали чуять запах и исчезли.

Однако на этот раз за ними пришел не наемный работник, а Марвик собственной персоной. Причем имевший куда лучший план, чем раньше.

— Полагаю, ты решил, что, объявив о поисках жены, ты привлечешь наше внимание, — проговорил Дьявол.

Марвик повернулся к нему.

— Так ведь все и получилось.

— Никаких наследников, Эван, — сказал Дьявол, не в силах назвать его титул. — Таково было соглашение. Ты помнишь, что было в последний раз, когда ты попытался отказаться от договора?

Глаза герцога потемнели.

— Да.

Той ночью Дьявол забрал все, что любил герцог, и сбежал.

— И что заставляет тебя думать, будто я снова так не поступлю?

— То, что на этот раз я герцог, — ответил Эван. — И моя власть простирается далеко за пределы Ковент-Гардена, невзирая на то, как тяжелы нынче твои кулаки, Дьявол. Я обрушу на тебя ад. И не только на тебя. На нашего брата. На твоих людей. Твой бизнес. Ты потеряешь все.

«Оно того стоит». Дьявол, прищурившись, посмотрел на брата.

— Чего ты хочешь?

— Я говорил тебе, что приду за ней.

«Грейс». Четвертая из их банды, девушка, которую Дьявол с Уитом называли сестрой, хотя общей крови у них не было. Девушка, которую Эван любил даже тогда, когда они были детьми.

Грейс, которую трое братьев поклялись защищать много лет назад, когда были юными и невинными, до того, как их узы разорвало предательство.

Грейс, которая после предательства Эвана стала самой опасной тайной герцогства. Грейс, рожденная женой предыдущего герцога, герцогиней. Грейс, крещенная как их ребенок, хотя она в некотором роде была незаконной.

Но теперь, много лет спустя, данное ей при крещении имя носил Эван. Он получил титул, не принадлежавший по праву никому из них.

И Грейс оставалась живым, дышащим доказательством того, что Эван украл у нее титул, состояние, будущее — и к такому воровству Корона вряд ли отнесется легко.

Воровство, которое, если оно обнаружится, заставит Эвана поплясать на веревке на площади перед тюрьмой Ньюгейт.

Дьявол перевел взгляд прищуренных глаз на брата.

— Ты ее никогда не найдешь.

Глаза Эвана потемнели.

— Я не причиню ей вреда.

— Ты и впрямь сумасшедший, как утверждает твоя драгоценная аристократия, если думаешь, будто мы тебе поверим. Не помнишь ночь, когда мы ушли? Я вот вспоминаю ее каждый раз, как смотрюсь в зеркало.

Взгляд Марвика метнулся к щеке Дьявола, к уродливому шраму на ней — серьезному напоминанию о том, как мало значит понятие братства, когда речь заходит о захвате власти.

— У меня не было выбора.

— Той ночью выбор был у нас всех. Ты выбрал титул, деньги и власть. И мы позволили тебе получить все это, хотя Уит хотел прикончить тебя до того, как гниль зачавшего нас человека поглотит тебя целиком. Мы позволили тебе жить, несмотря на твое явное желание видеть нас мертвыми. При одном условии — наш отец с ума сходил по наследнику, и хотя он получил фальшивого наследника в твоем лице, удовлетворения от того, что его род продолжается, он не получит даже после смерти. В этой битве мы всегда будем по разные стороны, герцог. Никаких наследников — таким было условие. Единственное условие. Все эти годы мы оставляли тебя в покое с твоим незаконно полученным титулом только поэтому. Но имей в виду — если решишь пренебречь им, я разорву тебя на куски, и ты никогда в жизни не обретешь и унции счастья.