— Нет, — тихо ответил Джерет. — Хотите узнать, чего бы мне хотелось сейчас больше всего?

— Нет! — Кортни поспешила с ответом.

Хозяин дома улыбнулся:

— Вы напуганы, Малыш? Как это только вам удалось выйти замуж и заиметь ребенка? Что за мужчина был ваш муж?

— Он был совсем на вас не похож, — ядовито произнесла Кортни. Меньше всего на свете ей хотелось обсуждать свое замужество с Джеретом Кэлхоуном.

Его взгляд проникал глубоко в душу, пригвождая ее к стене. Помолчав минуту, Джерет спросил:

— В какую школу ходит ваш сын?

— В начальную, Джефферсона Дэвиса.

— Вот это да! Сколько же ему лет?

— Девять.

— Столько же, сколько и Гаю. Но я никогда не слышал, чтобы он рассказывал о Райане Миде, правда, живем мы здесь не так давно.

— Райан тоже не упоминал о вашем сыне, он застенчив и держится особняком.

— Как и его мама, — едко добавил Джерет.

Вспомнив, что собиралась приготовить обед, Кортни направилась на кухню.

— Это все, что у вас есть из еды? — поинтересовалась она у хозяина.

— Да. Там полно всяких запасов. Разве четырех бифштексов вам мало?

— Но кроме пива и содовой я не нашла никаких напитков.

— А, вы о мальчишке. Постарайтесь избавить меня от разговоров о правильном воспитании. — Джерет устало закрыл глаза.

— Но у вас девятилетний ребенок. Что же он пьет, если в доме нет молока?

— Содовую шипучку. Это не останавливает его роста.

— Боже мой! Вы поступаете отвратительно!

— Удивляюсь, что вы вспомнили бога, а не черта. Однако, Малыш, никогда больше не говорите мне, что я отвратителен.

Кортни разозлилась. Этот несносный человек колол ее, как заноза в босой ноге, распоряжался ею, как собственностью, отдавая властные приказы. Медленно и отчетливо она повторила:

— Мистер Кэлхоун, вы отвратительный, несносный, назойливый и снова отвратительный. Человек, который позволяет девятилетнему ребенку пить одну шипучку — отвратителен, ваша вонючая сигара — отвратительна, ваш грязный скверный язык — отвратителен.

Голубые глаза Джерета сверкнули холодом. Он выпрямился и сел. В эту минуту Кортни была рада, что он не сможет встать с постели. В испуге она отшатнулась, отброшенная уничтожающим взглядом.

— Вы не должны наступать на ногу. Ложитесь, мистер Кэлхоун, — быстро заговорила она.

— Ну вот что, Малыш. За всю свою сознательную жизнь я ни от кого еще не выслушивал стольких оскорблений, сколько вы сумели высказать за полдня. А теперь я вас предупреждаю…

Сердце у Кортни упало — ей нечего было ответить. Рядом зарычал Адмирал Берд.

— Место, Адмирал! — приказал Джерет, и собака послушно легла, положив морду на огромные лапы.

Растроганная неожиданной поддержкой, Кортни присела на корточки перед собакой, поглаживая ее по голове, а та радостно виляла хвостом, положив передние лапы на колени девушке.

— Милая собачурка, — ласково проворковала Кортни, — этот жестокий человек так напугал тебя. — Она победно улыбнулась Джерету.

— Жаль, что я не назвал его Иудой.

— Собаки сразу узнают хороших людей.

— Вздор, — не согласился Джерет, но в его глазах заплясали озорные огоньки.

— И плохих они тоже видят издалека, — продолжила Кортни. — Лежите, а я принесу вам пива. — Она тихо засмеялась и вышла из комнаты. Адмирал побежал следом.

В кухне собака принялась царапать входную дверь. Кортни выпустила ее во двор и долго смотрела, как та носится по газону. Затем достала из холодильника пиво, открыла бутылку и понесла в спальню. Войдя, Кортни услышала, как порывом ветра с силой захлопнуло дверь.

Глава 3

Кортни осмотрела комнату и сразу увидела, что постель пуста. Так это вовсе не ветер закрыл дверь! Сердце ее замерло, и она резко обернулась.

Сильная рука обвилась вокруг нее, другой Джерет забрал бутылку с пивом и поставил на край стола.

— Мистер Кэлхоун!

— Не бойтесь, я не кусаюсь, — проговорил Джерет, приподняв в усмешке уголок рта. Кортни казалось, что сердце ее сейчас выскочит из груди. Голос был таким бархатным и нежным, что заставил зазвенеть тонкую струнку в ее душе. — Ну, а теперь, Малыш, скажите, будете ли вы еще называть меня отвратительным?

— Не буду, — быстро ответила Кортни почему-то шепотом, она даже не была уверена, что Джерет услышал ее слова.

— Громче! — потребовал он.

— Нет! — почти крикнула Кортни, пытаясь освободиться из кольца рук.

Джерет нахмурился, с удивлением посмотрел на нее, а затем крепко обнял и прижал к себе. Грудь его была твердой, как скала. Держа Кортни в объятиях, он склонил голову и прижался губами к ее рту.

Она испуганно ждала стремительного жестокого поцелуя, такого же властного, как все его действия. Несомненно, и целовать он должен так же грубо, думала она. Случилось, однако, по-иному. Неожиданно его поцелуй оказался легким прикосновением. Слабый аромат табака и мяты донесся до Кортни и мгновенно смешался с ее дыханием. Поцелуй был таким осторожно-нежным, что она представила вдруг себя хрупкой розой, которой необходимо ласковое тепло, чтобы раскрыться восхитительным цветком.

Кортни подумала, что ее никто и никогда в жизни так не целовал. Джерет поднял голову. Заглянув в его потемневшие глаза, девушка почувствовала мгновенную слабость в коленях.

— Я, Малыш, наверно, ошибся в тебе, так же, как и ты во мне. — Голос Джерета был низким и хрипловатым. Наклонившись, он снова легонько провел по ее губам.

И на этот раз Кортни решилась ответить на поцелуй. Впервые за долгое время горячая волна захлестнула все ее существо, кровь забурлила. Приподняв голову, Кортни посмотрела на Джерета сквозь длинные светлые ресницы. Он погладил ее по затылку, широким жестом притянул ближе к себе, вглядываясь в черты лица. Кортни задыхалась, опаленная огнем страсти. Губы ее приоткрылись. Как странно: человек, так сильно досаждавший ей утром, неожиданно стал близким и желанным. Она прильнула к Джерету всем телом, заметив в глубине его глаз удивление и какое-то другое, неведомое ей чувство.

— Вот это да! — прошептал он и жадно припал к ее губам, приоткрывшимся в ожидании, нежно проникая в глубины рта. Этот поцелуй отбросил все условности, разделявшие этих двоих, помогая перейти к новым отношениям.

Больше никогда она не назовет Джерета Кэлхоуна отвратительным, подумала Кортни. Это неправда. Теперь она точно знает и ни в чем не сомневается. Пораженная бурей, бушевавшей внутри, девушка трепетала в сильных объятиях. Слабый стон сразу привел ее в чувство: его нога! Ему нельзя наступать на ногу! Нельзя вставать с постели! Постель… И Джерет… Голова у нее закружилась, и Кортни поняла, что падает, летит куда-то ввысь, в Страну Чудес, в страну необычайных ощущений. Что же это за чудесная страна, двери которой были так долго закрыты для нее? Ведь ничего подобного с ней раньше не происходило, да и не могло произойти, а сейчас кажется таким простым и естественным. Ей доставляло удовольствие даже вдыхать запах его одежды. Обнимая Джерета за плечи, пальцами Кортни гладила твердые мускулы. Сильной рукой он еще ближе привлек девушку к себе, и Кортни полностью отдалась во власть охватившего ее чувства, совсем не замечая, как колется давно не бритый подбородок.

Через минуту Джерет поднял голову. Он казался ошеломленным тем, что произошло с ними. Кортни также была поражена переменой в себе.

— Кто так крепко завязал тебя в узел, Малыш? — тихо спросил Джерет. — Каким был твой бывший муж?

— Дело вовсе не в нем. Просто я не принадлежу к числу раскованных женщин, — напуганная столь откровенными вопросами, Кортни быстро соображала, как бы перевести разговор: — Вам не следовало вставать, — пролепетала она, подняв лицо и заглянув ему в глаза.

— А тебе не следовало так целоваться, — прошептал он в ответ.

— Это было ни с чем не сравнимо. — Сквозь густые темные ресницы, скрывшие выражение его глаз, Джерет не отрываясь смотрел на ее губы.

— Вам лучше лечь, — повторила Кортни, но в мыслях у нее пронеслось совсем другое. Она поняла, что этот самодовольный, внешне раздражительный и грубый человек, оказывается, на самом деле очень чувствителен и тянется к любви так же, как нежная маргаритка нуждается в солнечном тепле.

— Да, пожалуй. Эта нога иначе доведет меня до смерти.

— Давайте я помогу вам дойти до постели.

— Да уж, помогите, — ответил Джерет таким откровенным тоном, что заставил ее задрожать, вновь притянул к себе и крепко обнял.

— Ты вся дрожишь? — удивился он.

— Нет, — не согласилась девушка, прижавшись к нему. Она и сама не могла определить, дрожит или нет.

— Да ведь тебя всю трясет, — пробормотал Джерет, с каждым словом губы его приближались и, наконец, снова дотронулись до ее приоткрытого рта.

Этот поцелуй вызвал заново только что пережитые ощущения: волны горячей радости проникали до самых глубин души и сердца. Где-то там, внизу живота, Кортни почувствовала жар, медовой сладостью разливавшийся по всему телу, проникавший по венам в каждый уголок. Услышав, как дрогнуло и напряглось в кольце ее рук тело мужчины, она загорелась от желания.

Внезапно, словно избавляясь от чар, Кортни вырвалась из ласковых объятий и, ошеломленная, в смятении взглянула прямо в глаза Джерету. Он опешил: словно с небес его резко опустили на землю. Девушка прерывисто дышала, грудь ее высоко поднималась и стремительно опускалась вниз. Пытаясь справиться с растерянностью и преодолевая неловкость, она быстро произнесла:

— Я должна приготовить что-нибудь на обед.

— Помогите мне сначала дойти до кровати, — вновь попросил Джерет, и голос его, глухой и напряженный, выдал бушующий у него внутри ураган.

— Мне кажется…

— Я не буду больше целовать вас.

Кортни вздрогнула. Что принесет ей такое обещание — облегчение или разочарование? В глубине сердца она понимала, что быть в его объятиях так желанно и естественно для нее, как если бы уже много раз эти руки прикасались к ней, а дрогнувший голос и глубокий взгляд потемневших глаз говорили о желании.

Но вновь, остановленная непонятным страхом, она заглушила в себе чувственные порывы. Еще раньше, до этого невероятного поцелуя, прикосновения Джерета Кэлхоуна были для нее настоящим испытанием, приводя в волнение и замешательство. Но сейчас жар, исходивший от него, опалял Кортни, словно она приблизилась к раскаленному вулкану, вызывая в ней бурю ответных чувств, которые хотя и были еще невидимы, но уже стремительно рвались наружу.

Кортни взяла себя в руки, успокоила дыхание и, обхватив Джерета за пояс, повела к кровати.

— А как это вы сами перешли всю комнату? — спросила она.

— Да как-то ухитрился. — Его губы почти касались затылка Кортни. — Малыш, а как это вы умудрились заиметь сына? Это я совсем не могу понять. Нет, что-то, конечно, могу. Но не до конца. Правда, целовались вы чертовски здорово. Даже больше, чем здорово.

— Мистер Кэлхоун, может, вы прекратите обсуждать поцелуи?

— Ох, Малыш, а все-таки вы — ханжа.

— А вы… вы грязный, распущенный, толстокожий дурак! — отпарировала Кортни, желая как-то защитить себя. Но голос выдал ее: в нем не было злости, а легкомысленность тона смягчила оскорбления.

Джерет ухмыльнулся:

— Грязный, толстокожий… Вы способная ученица, Малыш. Пообщаетесь со мной дольше — научитесь ругаться как сапожник.

Его смех не был злым и также разрядил обстановку. Кортни на ум пришла расхожая фраза, что «тот, кто лает, не кусает». Очевидно, Джерет способен только «лаять». И толстокожий он только на словах. В его поцелуях не было жесткой требовательности, только нежность и ласка.

Наконец они добрались до кровати. Глубоко вздохнув, раненый опустился на нее и поморщился от боли:

— Черт! Как же ноет!

— Мне так жаль вас, — проговорила Кортни, увидев, что Джерет закрыл глаза и поморщился. — Сколько времени прошло с тех пор, когда вы принимали болеутоляющие таблетки?

— Час. Подожду еще немного, потом выпью еще одну. — Он притянул девушку к себе, но задел больную ногу и выругался.

— О дорогой, я не могу видеть, как ты страдаешь, — вырвалось у нее.

— Обними меня, Малыш, — тихо попросил Джерет. Кортни ласково обняла раненого, и он прижался головой к ее груди. Словно успокаивая, она поглаживала его по спине, ощущая сквозь одежду горячее дыхание.

— Как ты сладко пахнешь, какая ты мягкая, — приглушенно урчал его голос.

Вдруг ее глаза широко распахнулись — тон голоса подсказал ей, что ничего у Джерета не болит. Она резко вскочила на ноги, и тот едва не свалился с кровати. Взмахнув руками, он выругался и сел.

— Но ведь у вас ничего не болит, — возмущенно воскликнула Кортни.

— Действительно. — Джерет пытался выглядеть виноватым. Признание в его глазах выглядело так трогательно, что Кортни едва сдержала улыбку. Она взяла со стола бутылку с пивом и протянула больному. Джерет лукаво посмотрел на нее, показывая, чтобы Кортни подошла поближе.

— Что вам подать на обед? Сыр с пивом или перец к пиву?

— О мой обвинитель! Тебе бы сейчас с бубном стоять на углу улицы и читать богоугодные лекции.

— Мистер Кэлхоун!

— Тем не менее я съем это все. — Джерет закрыл глаза и откинулся на подушки.

Но Кортни не отступала:

— Мне безразлично, что вы едите листья и пьете болотную воду, но шипучка и острый перец — неподходящая еда для маленького мальчика!

— Маленький мальчик здоров, как лошадь.

— Пусть так, но ведь ему нужны витамины, — упорствовала Кортни. Она пыталась не думать сейчас о Джерете Кэлхоуне как о мужчине, распростертом в данную минуту перед ней на кровати.

— В хлебе, мясе, сыре есть витамины, — ответил Джерет. — К тому же Гай обедает в школе.

— Может быть, он у вас еще курит и жует табак?

Хозяин дома в недоумении пожал плечами:

— Пробовал жевать, но потом бросил.

Кортни глубоко вздохнула и поежилась, чем очень рассмешила Джерета.

— Успокойтесь, Малыш, даже я не жую табак. Гай попробовал один раз и обещал мне, что больше никогда не будет этого делать. Это был лишь мальчишеский эксперимент. Однако эти воспоминания заставили его покраснеть.

«Надо же, — подумала Кортни, — все-таки у этого человека есть чуточка совести».

— Тем не менее мясо и сыр — это не еда, — повторила она. — Меня удивляет, как это, существуя только на сыре и пиве, вы такой… — Кортни спохватилась, что в пылу спора едва не выпалила то мнение о его физическом совершенстве, которое даже мысленно не позволяла себе произнести. И где только была ее голова? Больше ему не удастся поймать ее на крючок. Щеки у нее пылали.

Джерет же развлекался вовсю, показывая своим видом, что терпеливо ждет продолжения:

— Ну же! Не оставляйте меня в догадках. Какой я?

— Что бы вы хотели съесть на обед, мистер Кэлхоун? — перешла на официальный тон девушка.

— Когда вы злитесь, вид у вас такой чопорный и строгий, — голос его вновь зазвучал так интимно, что сердце Кортни бешено застучало. — Ну, какой я? Только не увиливайте!

— О Боже, ну хорошо, — девушка поняла, что вряд ли у нее получится уйти от ответа: очень уж ловко Джерет Кэлхоун умел загонять ее в тупик в словесных перепалках. — Я удивлена потому, что постоянно принимая такую однообразную пищу, как пиво и сыр, вы выглядите очень сильным. — У нее вызывали раздражение ямочки на его щеках, постоянно появлявшиеся вместе с насмешками. Да еще этот самодовольный блеск его голубых глаз!

— Малыш, вы ведь хотели сказать совсем другое.

— Нет, именно это.

— Ладно-ладно, меня не проведешь…

— Мистер Кэлхоун, вы будете обедать?

Джерет приложил руки к груди, а его лицо изображало саму невинность. Но глаза! Глаза! Они были поистине дьявольскими.

— Вы правы, Малыш, я умираю от голода. Я хочу… — он задержал взгляд на ее губах, облизнув свои.

— Может вы когда-нибудь прекратите?

Джерет удивленно поднял брови и с ангельским видом переспросил:

— Прекратить, что? Я только что собирался поведать вам, чего я хочу.

— Мне кажется, мы будем обсуждать с вами меню до завтрашнего утра.

Хозяин дома рассмеялся:

— Ладно, оставайтесь завязанной на все свои бантики, Малыш. Принесите мне сэндвич из сыра с перцем на черном хлебе и пиво. А себе, если не любите сыр, поджарьте бифштекс.

— Но я люблю сыр.

— Тогда вы не любите пиво.

— Какой проницательный!

— Какой про… что?

— Вы прекрасно поняли, что я сказала. Однако вам не стоит пить пиво после таблеток. — Эти слова вновь вызвали на лице Джерета Кэлхоуна его знаменитую усмешку. — Впрочем, это неважно, вы слишком толстокожий, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. — И уже подойдя к двери, Кортни спросила: — Вам горчицу или майонез?

Джерет отрицательно покачал головой:

— Ничего. Сами попробуйте перец и забудете про горчицу. — И, улыбаясь, добавил: — Спорю, что острый перец вы также не любите.

— Нет, конечно.

— С чем вас и поздравляю.

Кортни натянуто рассмеялась и вышла. Вдогонку ей донесся раскатистый хохот. Она приготовила сэндвичи, добавив острый перец. Налила себе стакан ледяной воды. В это время громкий голос потребовал принести еще пива. Вернувшись в спальню, девушка поставила поднос с едой на стол. Она хлопотала вокруг раненого, чувствуя постоянно на себе его внимательный взгляд.

— Спасибо, Малыш. Ты по-настоящему заботишься обо мне.

— Пожалуйста, мистер Кэлхоун.

В глазах Джерета заплясали озорные огоньки, и он принялся за еду.

— Очень вкусно, — похвалил он, — а твой сэндвич, Малыш, он такой же пресный, как и вода?

— Мне он нравится.

— Вы давно живете здесь по соседству? — неожиданно спросил Кэлхоун.

— Двести лет.

На лице Джерета промелькнуло удивление, затем он рассмеялся:

— Старое фамильное гнездо?

Кортни кивнула:

— Да, мои предки обосновались здесь еще когда это была дикая местность.

— И с тех пор все сохранилось в первозданном виде?

— Нет. Многие годы здесь была ферма. Но после смерти дедушки мои родители преподнесли сто десять акров земли в дар Нешвиллю, и город объявил эту территорию заповедником. У меня же остался участок, на котором стоит дом, еще немного мне платят за экскурсии по заповеднику и за то, что я здесь живу.

— Но вы же не ухаживаете абсолютно за всем, не так ли?

— Конечно, нет. Это забота города. Я же поступила на заочные курсы, чтобы получить степень по зоологии.

Джерет в удивлении поднял брови:

— Но тогда вы, должно быть, очень заняты?

— Мне нравится учиться. Естествознание — это удивительная наука, заповедники ведь могут сохраняться и развиваться по-разному, есть, на самом деле, много путей. Это особая наука.

— А это природный заповедник или исключительно для птиц?

— В основном, птичий. Но мы называем его природным, так как здесь водятся и мелкие животные: кролики, опоссумы, белки, — сообщила Кортни, удивляясь тому, как легко можно с ним разговаривать. — А в пруду есть рыба, водятся черепахи и змеи. Имеется небольшое здание, где расположена выставка, три родника, природные тропы и еще один пруд, который захватывает и часть вашей территории. — Помолчав, Кортни осторожно спросила: — Как давно умерла ваша жена?

— Тринадцать месяцев. От злокачественной опухоли.

— Мне очень жаль.

Ответ Джерета прозвучал очень спокойно, но по тому, как болела ее мать, Кортни знала, что такое рак. Боли, мучения и большое горе.