Сара Пинборо

Право на месть

Часть первая

1

ПОСЛЕ

Он

Сука!

Он так крепко хватает край бумажного листа, что аккуратные строки тщательно выписанных слов корчатся в странные зигзаги, которые морщат одни предложения, но выделяют другие, и это его бесит.

Я больше не могу.

Ты слишком злой.

Ты пугаешь меня, когда делаешь мне больно.

Я больше тебя не люблю.

Мир дрожит, и дыхание тяжело вырывается из его груди, когда он прочитывает все до конца.

Оставь меня в покое. Не пытайся найти меня. Не пытайся найти нас.

Он перечитывает письмо три раза, прежде чем до него доходит смысл. Она ушла. Они ушли. Он знает: так и есть, — он чувствует, что в доме не осталось ни одной живой души, но все же пробегает по комнатам, распахивает пустые шкафы, выдвигает ящики. Ни следа от нее не осталось, ни паспорта, ни водительских прав — ничего из тех важных вещей, которые определяют ее жизнь.

Не пытайся найти нас.

Он возвращается к кухонному столу, мнет письмо, душит ее слова в сжатом кулаке. Она права. Он зол. Более чем зол. Он в бешенстве. Он раскалился добела. Он смотрит в окно. В его потной руке смятый комок бумаги. Водки. Ему нужно водки.

Он пьет, и в темной почве его мозга зарождаются и начинают расти зачатки плана.

Она не имеет права так с ним поступать. После всего, что между ними было.

За это он ее уничтожит.

2

СЕГОДНЯ

Лиза

— С днем рождения, дорогая, — говорю я от дверей.

Времени всего половина седьмого, я еще не отошла от сна, но моя кухня гудит подростковой жизнью. Меня словно поднимает огромная волна. Я не помню такого прилива энергии. Хорошее чувство. Наполняет надеждой и уверенностью.

— Не нужно было тебе вставать, ма. Мы все равно сейчас уезжаем.

Она улыбается, подходя поцеловать меня в щеку, облако яблочного шампуня и розового дезодоранта, но вид у нее усталый. Может, взвалила на себя слишком много. Приближаются выпускные школьные экзамены, а еще между утренними и вечерними тренировками в плавательном бассейне несколько раз в неделю она с этими девочками проводит кучу времени, в школу ходит — я ее теперь почти не вижу. Так оно и должно быть, без устали повторяю я себе. Она растет. Вырастает из меня. Я должна научиться отпускать ее. Но как же это трудно. Прежде мы вдвоем противостояли миру. Теперь мир почти принадлежит ей, и она хочет быть в нем без меня.

— Не каждый день моей маленькой девочке исполняется шестнадцать, — говорю я, наполняя чайник и подмигивая ей. Она закатывает глаза, глядя на Анджелу и Лиззи, но я знаю: она счастлива, что я все еще встаю по утрам, чтобы проводить ее в школу. Она одновременно взрослая и все еще моя детка. — И в любом случае, — добавляю я, — у меня на работе сегодня большая презентация, так что нужно начать пораньше.

Звонит телефон. Все три головы утыкаются в экраны, а я возвращаюсь к чайнику. Я знаю, в жизни Авы есть мальчик по имени Кортни. Она мне про него еще не говорила, но я видела входящее послание, когда она на прошлой неделе оставила телефон на кухонном столе, что само по себе редкость. Я прежде проверяла ее телефон, когда могла, но теперь она его запаролила, и как мне ни больно признавать это, но она имеет право на личную жизнь. Я должна научиться верить тому, что благоразумие моей умненькой дочери убережет ее от опасностей.

— Подарки тебе когда дарить — сейчас или вечером в «Пицца экспресс»? — спрашиваю я.

Ава хватает маленький пакетик с подарками, из него торчит цветная ткань, но она не говорит мне, что ей подарили друзья. Может, позднее скажет. Несколько лет назад она бы неслась сломя голову, чтобы мне показать. Уже не несется. Как летит время! Мне уже почти сорок, а Аве шестнадцать. Вскоре она покинет мое гнездо.

— Джоди приехала, — отрывает глаза от своего айфона Анджела. — Нам пора.

— Ладно, вечером, — говорит Ава. — Сейчас нет времени.

Дочка улыбается мне, и я думаю, что вскоре она будет настоящей красавицей. На мгновение неожиданная боль утраты сжимает мое сердце, поэтому я сосредотачиваюсь на размешивании чая, потом смотрю на распечатки к презентации — не пропали ли они с кухонного стола. А девочки собирают куртки, купальники, проверяют свои рюкзачки.

— До вечера, ма! — бросает Ава через плечо, и они исчезают в коридоре, а я чувствую порыв влажного воздуха, когда открывается дверь и они выходят на улицу.

Неожиданно для себя я беру свою сумочку, достаю двадцать фунтов и иду следом, оставив входную дверь незапертой.

— Ава, постой! — На мне только тоненький халат, но я бегу за ней по дорожке, машу банкнотой. — Тебе и девочкам. Позавтракайте как следует перед школой.

— Спасибо! — Остальные тоже кричат «спасибо», потом они садятся в машину Джоди, миниатюрной светловолосой девочки за рулем, а я остаюсь у нашей открытой калитки. Девочки едва ли успевают все сесть, как Джоди срывается с места, и меня чуть передергивает, когда я машу им вслед. Она едет слишком быстро и наверняка не успела посмотреть в зеркала. Пристегнулась ли Ава? Тревоги-тревоги. Это я. Они не понимают, как драгоценна жизнь. Как они драгоценны. Да и откуда им знать? Такие молодые, жизнь только начинается.

Сейчас макушка лета, но небо свинцово-серое и грозит дождем, наполняет воздух прохладой. Я смотрю, пока Джоди не сворачивает за угол, и уже собираюсь вернуться в тепло дома, когда вижу машину, припаркованную на изгибе нашей тихой дороги. Мурашки бегут у меня по коже. Незнакомая машина. Темно-синяя. Я не видела ее прежде. Я знаю машины с нашей улицы. У меня вошло в привычку замечать такое. Эта машина новая.

Сердце колотится у меня в груди, словно бьется о стекло птица. Я стою не шевелясь. Ситуация не «бей или беги» — ситуация непреодолимого страха. Двигатель у машины заглушен, и я вижу кого-то за рулем. Коренастый. Машина слишком далеко — лица не разглядеть. Он смотрит на меня? В голове моей жужжание, словно мухи летают, пытаюсь перевести дыхание. Паника грозит окончательно лишить меня разума, и тут на передней дорожке своего дома появляется человек, он натягивает пиджак и одновременно пытается помахать водителю. Слышу звук стартера, заработал двигатель. И только когда машина трогается, я вижу маленькую полоску в клеточку сбоку внизу. «ИзиКэбс».

Прямо гора с плеч! Я едва не смеюсь. Едва.

Ты в безопасности, говорю я себе, когда такси проезжает мимо, и никто из машины не смотрит в мою сторону. Ты в безопасности, и Ава в безопасности. Ты должна успокоиться.

Конечно, это легче сказать, чем сделать. За долгие годы я это поняла. Но по-настоящему страх никогда не отпускает меня. Случаются часы, когда я почти расстаюсь с прошлым, но потом какая-нибудь случайность включает панику, и я понимаю, что страх всегда будет со мной, словно горячая смола, прилепившаяся к моему нутру. А недавно меня обуяло это чувство — гложущее беспокойство, будто происходят какие-то странности и я должна их увидеть, но не вижу ничего. Может, дело во мне. В возрасте. В гормонах. Ава растет. Может, и нет ничего серьезного. Но все же…

— О чем задумались?

Я охаю, дергаюсь, а потом смеюсь, как смеются от испуга, хотя мне совсем не смешно. Я держусь рукой за сердце, когда поворачиваюсь и вижу миссис Голдман у двери ее дома.

— С вами все в порядке? — спрашивает она. — Совсем не хотела вас напугать.

— Да-да, извините, — отвечаю я. — Задумалась о предстоящем дне. Сами знаете, как это бывает.

Я возвращаюсь к дверям своего дома. Не уверена, что миссис Голдман знает, как это бывает. Она осторожно наклоняется, чтобы поднять со ступеньки бутылку молока, и я вижу, как она морщится. Что ждет ее впереди? Телевизор днем? Считать оставшиеся дни? Бессмысленность существования? И сыновья к ней давно не приезжали.

— Думаю, сегодня будет гроза. Привезти вам что-нибудь из магазина? Мне все равно покупать хлеб и всякую мелочь. Правда, я вернусь довольно поздно, потому что после работы еду с Авой в пиццерию. У нее день рождения.

Хлеб нам не нужен, но мне не нравится думать, что миссис Голдман придется выходить из дома под дождем. У нее суставы болят, а дорога скользкая.

— Ой, если не трудно, — отвечает она, и я слышу облегчение в ее голосе. — Вы такая милочка.

— Ну что вы!

Я улыбаюсь и одновременно чувствую жуткую боль, которую не могу до конца объяснить. Вероятно, сочувствие беспомощному человеку. Что-то в этом роде. Я слушаю, а миссис Голдман перечисляет, что ей купить, — список коротенький. Немного нужно одинокому человеку. Я добавлю к этому бисквит «Баттенберг». Маленький подарок. Нужно бы напроситься к ней на чашечку чая в выходные. Сидит ведь целыми днями одна, а в этом мире так легко не замечать одиноких людей. Уж я-то знаю. Я долгое время была одинокой. В некотором роде я одинока и до сих пор. И стараюсь проявлять доброту к таким людям. Я знаю, как важна доброта. А что еще, кроме нее?

После того как ПКР открыл второе отделение, мы переехали в меньший, но более стильный офис, и хотя до прихода Саймона Мэннинга остается еще некоторое время, я, приехав в восемь часов, из-за нервов чувствую себя немного больной и руки у меня подергиваются и дрожат. Я говорю себе, что это из-за презентации, но вру. Это еще и из-за Саймона Мэннинга. Саймон переместился в некое состояние неопределенности между новым потенциальным клиентом компании и кое-кем другим. Флирт. Влечение. Теперь он на меня смотрит иначе. Не знаю, что с этим делать. У меня в голове низкочастотный гул.