Мама смотрит на меня так долго, что мне становится не по себе. Я сжимаю деньги в ладони и опускаю руку — на всякий случай.

— А что насчет тебя, Джем? Ты с ним общалась?

Я молча мотаю головой.

— Знаю, детка, — тихо произносит мама, осторожно убирая челку, упавшую мне на глаза, — ты бы и не стала.

3

Я просыпаюсь от оглушительного звона будильника. С трудом разлепив глаза, я обнаруживаю мирно сопящую по соседству сестру. Несмотря на громкий звон, Дикси спит мертвым сном, натянув одеяло по самую макушку. Кажется, ее не разбудит и пушечный выстрел. Я сонно ворчу и выбираюсь из кровати, понимая, что некоторые вещи, похоже, не меняются. У сестры всегда был явный талант не слышать все наши будильники.

Когда Дикси была маленькой, забота о ней полностью лежала на моих плечах. Мне приходилось будить ее, одевать, кормить, провожать в школу. Малышка Дикси была покладистым ребенком. Она никогда не жаловалась. Но стоило ей немного повзрослеть и распрощаться сначала со вторым, а потом и с третьим, и четвертым классом — послушный ребенок вдруг превратился в своенравную и упертую девчонку. Я могла сколько угодно говорить ей, что нельзя ходить в одном и том же неделю подряд, нельзя есть конфеты на обед, забывать делать домашнюю работу и перебегать дорогу на красный свет, — все без толку. Дикси все равно делала по-своему. В шестом классе она окончательно решила, что я ей не нужна.

Как-то утром, еще в прошлом году, Дикси переборщила с косметикой, и я намекнула ей, что такой боевой раскрас никак не впишется в стены средней школы.

«Ты мне не мама!»

Дикси бросила мне эту фразу так, как бросают камни.

Наверное, поэтому помню тот день так хорошо, словно он был вчера. И ту фотографию. Нашу фотографию. Она до сих пор стоит на моей тумбочке. Маленький, пожелтевший кусочек картона и наши улыбающиеся лица на нем. Я, еще маленькая, времен детского сада, толкаю перед собой коляску с сидящим в ней кудрявым пухлым младенцем — Дикси. На моем плече — огромная, почти с меня размером, дамская сумка. Тогда, в тот день, я сунула эту фотографию Дикси прямо в лицо:

— Я тебе не мама? А кто тогда, Дикси? Кто толкает твою коляску? Посмотри!

Сестра только посмеялась:

— Ну ведь кто-то же снял нас! С нами была мама или ее подруга, как там ее… Роксана! Это же очевидно. Они наверняка повесили на тебя сумку и заставили везти мою коляску просто потому, что это мило.

Скорее всего, она была права, но до этого момента я никогда не задумывалась о человеке, который нас фотографировал. Для меня эта фотография была чем-то особенным, существовавшим независимо от всего мира. Словно в тот далекий момент из детства не было никого, кроме нас с Дикси, и все, что происходило за кадром, не имело никакого значения.

А сейчас я просто обхватываю закутанное в одеяло тело и трясу ее, пока она не начинает пихать меня руками и ногами.

— Ты опоздаешь на автобус, Дикси.

— Я не собираюсь ни на какой автобус, — сонно бурчит сестра.

— Что с письмом? Что пишет отец?

— Ничего!

Я хватаю ее за плечо, и она одним махом скидывает одеяло:

— Убирайся отсюда!

— Просто расскажи мне, что там.

— Потом, отстань от меня! — бросает Дикси и снова закутывается в одеяло.


Заглянув в свой кошелек, я пересчитываю смятые купюры и обнаруживаю, что мама дала мне целых семь долларов. Что-то мне подсказывает, что она и сама не заметила, что сунула так много денег. В кошельке еще оставались пара четвертаков со вчера и четыре четвертака, которые дал Лука, — астрономическая сумма в контексте моей жизни. Я не помню, когда еще у меня было так много денег с тех пор, как потеряла работу, пусть даже и четыре четвертака от Луки предназначались Денни.

Я покидаю квартиру, старательно избегая встречи с мамой. Понятия не имею, в каком состоянии она после вчерашней гулянки, и, честно говоря, знать не хочу.

«Ты не узнаешь, если не будешь смотреть».

Я повторяю это себе снова и снова. Если не увижу, не буду знать. Если не буду знать, не буду переживать. Мне хватает беспокойств и без мамы.

На пути в школу я не выдерживаю и останавливаюсь рядом с магазином пончиков. Этот заманчивый запах провожает меня каждое утро, но сегодня я наконец-то поддаюсь и встаю в очередь.

— Один яблочный и один классический глазированный, пожалуйста. И молоко.

Спохватившись, прошу еще один пончик, шоколадно-кокосовый, тихо радуясь, что продавец еще не успел пробить мой заказ.

Расположившись за одним из свободных столиков прямо на улице, я с наслаждением поглощаю ароматные колечки один за другим. Всего на секунду мне невыносимо хочется притвориться одной из тех, кто может позволить себе перехватить пару пончиков каждое утро. Просто потому, что в кармане всегда есть деньги.


В школе я ищу Дикси все утро, везде, где только можно, но ее нигде нет. Перед третьим уроком я наконец-то замечаю ее подругу. Лия стоит у класса биологии, склонившись над телефоном в руках. На голове, как и обычно, черная вязаная шапка, на ногах — зеленые ковбойские сапоги.

— Эй, Лия!

Кажется, мой голос звучит громче, чем я планировала: несколько учеников поворачиваются на мой вопль с крайним недоумением на лице. Лия оборачивается и равнодушно скользит взглядом по моему лицу, словно не узнав.

— Я Джем, сестра Дикси.

— Ага, знаю. — Из ее рта вырывается сдавленный смешок.

«Тогда какого черта ты со мной не здороваешься?» — проносится в моей голове.

— Ты не видела Дикси?

В ответ Лия лишь протягивает мне свой телефон. На экране — всего одна строчка:

«Скажи мистеру В., что я опоздаю на пять минут».

Мой класс двумя этажами выше, и я знаю, что, если задержусь, точно получу выговор за опоздание.

— Пожалуйста, попроси ее встретиться со мной на обеде.

— Господи, Джем, когда у тебя уже появится свой телефон? Это смешно! — Лия отвечает с таким выражением, будто я попросила ее сдвинуть ради меня Эверест.

Впрочем, сдерживать раздражение становится для меня настолько же непосильной задачей.

— Я куплю телефон, когда найду работу, разве не очевидно?

На прошлой работе мне давали предоплаченный телефон на тот случай, если начальнику нужно будет сообщить об изменениях в графике. Как-то раз мама, чей баланс вечно был на нуле, одолжила его на пару дней. С тех пор мне постоянно названивал какой-то Поль и тратил мои драгоценные минуты на глупые вопросы о маме. В какой-то момент меня это настолько достало, что я просто выбросила проклятый телефон, разрывающийся от его звонков.

— Так ты скажешь Дикси об обеде? — напоминаю я Лии.

— Так и быть.

На обществознании я, как и всегда, устраиваюсь на задней парте в самом конце класса. Пока мистер Коутс рассказывает классу об особенностях исполнительной власти, я успеваю нарисовать в тетрадном листе сто крохотных точек — десять рядов по вертикали, десять по горизонтали. Всматриваясь в испещренный точками лист, я хочу только одного — стать такой же крохотной, почти незаметной, и спрятаться где-то там среди них.

Значит, папа и правда написал Дикси, а не мне. Так вот оно как. И хоть я и прекрасно знаю, что все его письма — ложь и ничего больше, меня продолжает пожирать обида. А от того, что мне все еще не все равно, становится еще хуже. Мой отец явно не заслуживает моих переживаний. Кто вообще станет переживать о человеке, которому всегда было наплевать на тебя?


Когда подходит время обеда, я нетерпеливо спешу в столовую, но Дикси там нет. Бурчание живота тонко намекает на то, что от утренних пончиков не осталось и следа, и я покорно встаю в конец очереди. Взяв сэндвич с рыбой и картофельные шарики, протягиваю Луке смятые купюры:

— Маме дали зарплату.

Он аккуратно разглаживает мятые доллары и прячет их в недра кассы:

— Ей все равно нужно заполнить бланки. Если на бумаге так сложно, пусть сделает это на сайте. В чем проблема?

— У нас нет интернета, Лука.

Пока он пробивает заказ, я смотрю на приклеенную к краю его монитора фотографию, с которой мне улыбаются маленькие мальчик и девочка. У них обоих такие же черные кудрявые волосы, как у него.

— Как их зовут? — спрашиваю я, указав на карточку.

— Джордж и Люсия.

— Люсия… Как из фильма «После Люсии».

— Ага. Я готовлю им ланч каждый день. Домашняя еда куда лучше этой.

Лука смотрит на мой сэндвич с явным пренебрежением. Я с трудом удерживаюсь от едкого комментария. Кажется, парень и не подозревает, что не каждый может взять еду с собой просто потому, что дома нечего есть. Но вслух я произношу совсем другое:

— Моей маме некогда готовить.

В моем кармане всегда припрятана сладкая ложь во спасение на любой случай. Уж лучше пусть Лука будет думать, что мама — занятая бизнес-леди, чем что она одна из тех беспечных родителей, которых не особо заботят их дети в общем и их ежедневный рацион в частности.

— Зато сегодня утром она наконец-то дала мне немного налички на завтрак.

— Правда? И что ты купила?

— Можно пройти?

Джордан Фулер прерывает наш разговор и как ни в чем не бывало протискивается мимо меня с подносом в руках. Лука быстро рассчитывает его.